Человек будет стремиться избежать риска ради получения прибыли, но стремиться к риску ради получения убытка — Ричард Талер, Новая поведенческая экономика
Новая область нейробиологии изучает, как на самом деле внутри нашего мозга происходит принятие экономических решений.
Нейроэкономика пытается соединить дисциплины нейронауки, психологии и экономики. Экономика и психология, в некотором смысле, являются одной дисциплиной. Это смелое заявление, но они действительно братья и сестры, разлученные при рождении. Психология и экономика являются взаимодополняющими областями науки, во многих случаях изучающими одни и те же явления: принятие решений, оценочное суждение, эвристику. Одна сторона подходит к нему с феноменологической, экспериментальной точки зрения, а другая — с абстрактной, теоретической. Психологи в значительной степени были эмпириками. Поведение человека имеет сложную структуру, относительно него может быть масса теорий, но данных для их проверки всегда недостаточно. Любая теория дает множество предположений, но мы не знаем, какие из них верны. Таким образом, психология на протяжении большей части своего существования была в основном сосредоточена на сборе данных и откладывала развитие формальной теории. Экономисты поступили наоборот — они убеждены, что все дело в теории. Экспериментальный подход поведенческой экономики появился относительно недавно.
Нейроэкономику стоит рассматривать не только как возможность изучить нейронные механизмы, лежащие в основе принятия экономических решений, но и как возможность помочь дисциплинировать психологическую и нейронаучную теорию с помощью математических инструментов.
Что мозг говорит нам об экономике
Нельзя продолжать относиться к мозгу как к черному ящику. Если у вас есть устройство, которое доставит вас из точки А в точку Б, и оно не работает, нужно знать: оно должно летать или катиться? Потому что это подскажет основной инструмент для исправления неполадки, решит проблему выбора между колесом и крылом. Поведенческая экономика показала, что люди не всегда действуют так, как предсказывает экономическая теория — оптимизируя полезность. Можно сказать, что мы тоже часто ломаемся. Понимание движущих нами механизмов поможет выяснить, что происходит на самом деле.
Однако же «поломка» человеческого мозга здесь ни при чем. Проблема в том, что экономическая модель предполагает, что все мы словно бы один человек, и что мы эволюционировали, чтобы справляться с обстоятельствами, в которых находимся. Оба этих предположения неверны. Эволюция решает проблемы локальные по отношению к обстоятельствам, в которых они возникают. Возьмем экономический пример, основанный на одной из гипотез эволюции (не будем утверждать, что люди произошли от ящериц, а лишь продемонстрируем экономическую закономерность): мы, вероятно, эволюционировали, чтобы иметь очень высокие ставки дисконтирования. Когда мы были ящерицами, не было ни банковских счетов, ни холодильников, ни прав собственности. Не было никакой возможности планировать будущее. Было только то, что находилось в нашем распоряжении «здесь и сейчас», и нам лучше было потреблять это, потому что, если генетика не наделила кого-то из нас какой-то очень четким умением закапывать предметы и позже их обнаруживать, он не имел бы никакого шанса защитить их, отложить на будущее. И потому мы разработали эти очень высокие ставки дисконтирования — используй или теряй.
В ходе эволюции люди отлично развили часть мозга, префронтальную кору, которая решает эту проблему, по крайней мере, во многих случаях. Она умеет думать и планировать будущее. Скажем так, это та часть мозга, которая дала нам банковские счета, холодильники и права собственности. И поэтому человек создал вокруг себя мир, в котором есть то будущее, каким он может воспользоваться. Но эволюция консервативна, она держится за решения, возникшие в одних обстоятельствах, и может использовать их в других. Это имеет ряд позитивных последствий. В некоторых обстоятельствах, например, когда вы оказались в эпицентре стихийного бедствия, банки, холодильники и права собственности не имеют значения, и в этот момент вам служит эволюционно более старая часть вашего мозга. Проблема в том, что мы не всегда уверены, для каких обстоятельств подходит старая часть, а для каких — наша префронтальная кора. Итак, мы живем в забавном мире, в котором разные части нашего мозга приспособлены к разным обстоятельствам, но у нас нет контролирующей структуры, которая знает, какая из них будет наиболее подходящей в каждом конкретном случае; мы не оптимизированы таким образом. И все же нам постоянно приходится делать подобный выбор.
Поскольку простого, понятного и оптимального решения этой проблемы не существует, мы можем получить пользу, изучив тот или иной механизм и приняв во внимание то, для чего предназначено его устройство в различных контекстах, предполагаемых разработкой. А затем наблюдать, как механизмы взаимодействуют друг с другом. Вот что начинает объяснять идиосинкразии, которые мы усматриваем в человеческом поведении, — почему иногда люди порывисты в своих тратах, а иногда более предусмотрительны.
Являются ли рациональность и эмоциональность двумя основными составляющими
Правильнее было бы обозначить их как «совещательность» против «эмоциональности». И это может показаться тонким различием, но на самом деле оно фундаментально. Рациональность подразумевает оптимальность, рациональность значит «в меру своих способностей в данный момент», и эмоции могут быть рациональными. Эмоции — это быстрые, немедленные реакции. Некоторые из них развились в результате биологической, некоторые — культурной эволюции. Они быстрые и эффективные, потому что важны для выживания. Если вы видите змею, готовую напасть, вы не станете останавливаться, чтобы подумать, игрушечная это змея или ядовитая. Вы прыгнете, и только потом подумаете об этом. Эмоциональная реакция страха на змею рациональна в мире, где есть ядовитые змеи. А тщательное обдумывание сложных отношений требует времени. Поэтому не станем противопоставлять рациональное эмоциональному.
Стандартная экономическая модель может быть мифом или, по как минимум, иметь отношение только к определенным типам нашего функционирования. Мы должны быть более точными и детализировать размышления о механизмах и факторах, которые нами движут.
Общая картина развития нейроэкономики
Сейчас нейробиологи работают c технологией визуализации мозга, чтобы попытаться предсказать, какой из целого ряда продуктов предпочтет человек, стоя перед прилавком.
«Мы хотим выяснить, происходит ли что-то в мозгу людей, предсказывающее, купят ли они товар, особенно в отношении вещей, о которых люди восторженно отзываются, но не покупают, когда приходят в магазин», — говорит Колин Камерер, профессор поведенческой экономики Калифорнийского технологического института.
Исследователи также пытаются понять, как чье-то поведение влияет на решения, принимаемые человеком. Люди зачастую инстинктивно руководствуются решениями других, возможно, в качестве замены адекватной информации или собственной уверенности.
«Подумайте о человеке в соседнем кабинете, который инвестировал в Oracle», — говорит Рид Монтегю , нейробиолог из Технологического института Вирджинии и Университетского колледжа Лондона. «Возможно, вы считаете, что инвестиции слишком рискованны, но начинаете дважды думать, услышав о выборе того человека».
Мозг буквально астрономически сложен, и понимание того, как он работает является сложнейшей задачей, стоящей перед учеными. Им не прийти к быстрому пониманию, поэтому любой, кто спросит, как разрабатывать экономическую политику, основываясь на результатах МРТ, будет подобен тому, кто в 1910 году задастся вопросом об использовании химии для отправки человека на Луну (ракеты, способные на это, еще не существовали). Предстоящий человечеству путь долог и потенциально не лишен побочных явлений. До глубокого понимания, которое принесет существенную пользу и будет оценено экономистами, потребуются десятилетия. Но без начинаний не добиться никаких результатов.