Почему смартфоны управляют нами, а не мы смартфонами?

Отрывки первой главы книги «Радикальные технологии» создателя бюро Urban Scale, которое специализируется на разработке сетевых систем для города Гринфилда, вошедшей в ТОП-10 нон-фикшн книг 2017 по версии Wall Street Journal.

В первой главе автор рассказывает, как смартфоны исподволь захватили управление в человеческом обществе, благодаря каким технологическим решениям сложилась такая ситуация и как осознанность может помочь взять ее под контроль.

Смартфон— значимый артефакт нашей эпохи. Едва ли можно привести пример другого рукотворного предмета, который был бы столь же распространен, как этот светящийся кусок поликарбоната. Для многих из нас он стал последним предметом, на который мы смотрим каждую ночь перед тем, как заснуть, и первым, за которым тянемся спросонья. Мы используем его, чтобы знакомиться с людьми, общаться, развлекаться и находить дорогу. С его помощью мы покупаем и продаем вещи.

Он почти полностью изменил текстуру нашей повседневной жизни, целиком поглотив многие издавна сложившиеся пространства и ритуалы и трансформировав до неузнаваемости другие. И сейчас уже невозможно понять наши способы познания окружающего мира и взаимодействия с ним, не имея хоть какого-то представления о том, как работает смартфон, а также разнообразная инфраструктура, от которой он зависит.

Рассмотрим одну из функций смартфона— возможность определять наше местонахождение.

Мы склонны думать, что эти карты объективно отражают окружающую среду. В действительности дело обстоит совершенно иначе: наше восприятие мира тончайшим образом формируется информацией, предоставляемой нам по совсем неслучайным причинам, которая, однако, не раскрывает лежащий за ней интерес.

Даже при высочайшей степени детализации, например, невозможно отметить каждый магазин или другое общественное пространство, которое может появиться на карте. Приходится выбирать, названия каких объектов указывать, и все чаще эти решения принимаются при помощи алгоритмов, взвешивающих наше прошлое поведение, — где мы побывали ранее, какие сайты посетили, что искали, какие приложения установили, даже с кем разговаривали. В результате мы можем так до конца и не понять, почему этот конкретный магазин был указан на предложенной нам карте.

Было бы ошибкой считать, что такие проявления работы алгоритмов случайны или что они не имеют никаких экономических последствий: по данным Google, четверо из пяти покупателей используют приложение с картами для локального поиска, половина из тех, кто это делает, оказывается в магазине в течение ближайших суток, и один из пяти поисковых запросов такого рода заканчивается «конверсией» или покупкой.

Здесь необходимо учесть два аспекта: тесное и совершенно незаметное сращивание коммерческих процессов с обыденным поведением— закономерность, которая снова и снова будет возникать на страницах этой книги, и тот факт, что, подгоняя изображение окружающей среды под его поведение, смартфон показывает каждому индивиду свою карту. Оба этих качества по-своему коварны, но именно последнее постепенно уничтожает совместное переживание мира.

Мы уже даже не можем делать вид, что то, что мы видим на экране, — это общая и последовательная репрезентация одной и той же относительно стабильной реальности. Карта заставляет нас жить и перемещаться в буквальном смысле в совершенно отделенных друг от друга жизненных мирах.

Это не единственный способ, которым смартфон разлучает нас друг с другом, даже когда соединяет. Потому что в мире, каким мы его устроили, у тех, кто имеет доступ к сети, больше возможностей, чем у тех, кто его лишен. Тот, кто может ориентироваться в городе с помощью смартфона, в общем и целом имеет больше разных возможностей, ему легче воспользоваться представляющимися случаями, и у него больше власти, чтобы диктовать другим условия взаимодействия со всем, что его окружает, чем у того, у кого смартфона нет.

Это будет особенно остро ощущаться, когда ситуации, с которыми мы сталкиваемся, будут зависеть от допущения о наличии всеобщего доступа к сети. Если те, кто формирует или финансирует общественные пространства, решат, что «у всех» есть телефоны, которые их сориентируют, может случиться так, что другие вспомогательные средства ориентирования— карты, указатели, подсказки в организации физического пространства— начнут исчезать. В таких обстоятельствах персональное мобильное устройство перестанет быть дополнением и превратится в необходимость.

Здесь уже присутствует некоторое этическое обязательство, потому что, хотя смартфон фактически становится необходимостью, его невозможно использовать по назначению, если, в свою очередь, не предоставлять данные ему и всей сети.

Отчасти это следует из того, как работает мобильная телефония. Телефоны постоянно отслеживают наше местоположение и не могут этого не делать, потому что иначе они не будут функционировать в сети: самой транзакции со станцией сотовой связи или с wi-fi-роутером, благодаря которой устанавливается подключение, достаточно для того, чтобы в общих чертах сгенерировать карту нашего местоположения. Но это также следствие бизнес-модели.

Данные о вашем местонахождении могут использоваться, чтобы обновлять сообщения о дорожном движении в реальном времени, подбирать контекстную рекламу или как-то еще выполнять коммерческие обязательства продавца карты, а это означает, что детализированное отслеживание всегда по умолчанию будет включено.

Если только вы не отключили отслеживание и несколько других специфических функций приложений, смартфон будет непрерывно оставлять следы по мере вашего передвижения, а условия, на которые вы согласились, когда впервые его включили, позволяют передавать эти следы третьим лицам. И здесь снова непрозрачность интерфейса становится проблемой: многие не знают, где искать управление этими функциями, или не знают, что их вообще можно отключать.

Таким образом, вы сами видите, как на одну карту накладывается другая — карта ваших передвижений, которая, по крайней мере в принципе, доступна производителям вашего смартфона, операционной системе и приложению с картами, а также любым сторонним покупателям, желающим приобрести эти данные. И, конечно, такие данные имеют социально-экономическое значение.

Список мест, которые мы посещаем,— это вовсе не нейтральный набор фактов. Есть целый ряд мест— собрание «анонимных алкоголиков», клуб фетишистов, тотализатор или кабинет психотерапевта, — способных дать основания для заключений относительно нашего поведения, которое мы необязательно хотели бы делать достоянием сети. И тем не менее именно эта информация утекает с телефона в эфир всякий раз, когда вы пользуетесь картами. На какой бы местности мы так ни ориентировались, осознаем мы это или нет, мы открыто меняем неприкосновенность частной жизни на удобство.

Для большинства из нас во множестве случаев функциональность, которую нам предлагают, настолько полезна, что мы с радостью соглашаемся на эту сделку, но, к сожалению, ее условия редко формулируются в открытую. И как бы твердо мы ни были уверены в том, что дать людям возможность знать, чем занимается их смартфон, — это этический императив, сделать это не так просто.

Дело осложняется тем, что есть много способов, которыми электронное устройство передает тот или иной вид данных. Например, карта для смартфона— это не единственный способ представить местонахождение своего хозяина. Ряд датчиков, необходимых для работы карты, — GPS, акселерометр, магнитометр и барометр, — может также передавать данные другим приложениям и сервисам по API.

Посредством API те же данные, которые обеспечивали передвижение синей точки на карте, позволяют ставить геотеги на фотографиях и видеозаписях, чекиниться в социальных сетях и получать прогноз погоды или результаты поиска с учетом конкретного места, в котором мы оказались. В зависимости от того, какое приложение у нас работает, и от степени доступа к данным о местоположении, которую мы ему предоставили, привязанная к месту информация может поступать нам в тот момент, когда мы пересекаем геозону, маркированные цифровые границы какого-то региона земли, а это может означать все что угодно— от предупреждений службы спасения до купонов на скидки и новой прокачки в игре.

Когда мы передвигаемся по миру со смартфоном в руке, мы генерируем гигантское количество данных в ходе самой обычной деятельности, сами того не замечая и не слишком об этом задумываясь. В свою очередь, эти данные перехватываются и анализируются самыми разными лицами, включая продавцов телефонов и разработчиков операционной системы, авторов приложений, провайдеров сотовой связи и не только. Эти лица будут действовать в своих интересах, которые только иногда могут пересекаться с нашими, и нам очень трудно каким бы то ни было образом все это контролировать.

То, что верно в отношении карты, верно и в отношении устройства, на котором она установлена, и в отношении более широкой категории сетевых технологий, к которым они оба принадлежат: каковы бы ни были условия сделки, которую мы заключили, когда приняли эти технологии, эта сделка сегодня определяет, что есть нормальное, обычное и ожидаемое. И мы сами, и культуры, в которых мы живем, в течение грядущих десятилетий будут с этим как-то свыкаться.

От знакомых светящихся прямоугольников экранов наших смартфонов сегодня никуда не деться ни в одном уголке земли. Где бы мы ни собирались, они захватывают все больше власти над социальным пространством, становясь уже не столько продолжением наших тел, сколько протезом, пересаженным прямо на них, своего рода сетевым органом.

В любом месте, где вы видите смартфон, присутствует и вся огромная разветвленная планетарная сеть, которая скачивает данные, переводит их в другую форму и отдает обратно, чтобы их усваивали, использовали или полностью игнорировали. С этими устройствами мы одновременно и здесь, и где-то еще, вместе со всеми остальными, но при этом нигде полностью не присутствуем.

Такой сетевой индивид— это уже больше не автономный субъект. Наша личность оказывается размазанной по глобальной сетке узлов и связей. Нашими вкусами, предпочтениями, способностями, желаниями, которые, как нам кажется, определяют то, кем мы являемся, — мы обязаны факту присоединения к этой сетке и к личностям и удаленным ресурсам, с которыми она нас связывает. Как это может не породить новую субъективность? Уинстон Черчилль, выступая в конце Второй мировой войны за воссоздание зала заседаний палаты общин в его первоначальном виде, сказал знаменитую фразу— о том, что «мы строим наши здания, а потом наши здания строят нас». А теперь мы строим наши сети, и они строят нас ничуть не меньше, чем это когда-либо делали или могли делать здания.

Стены, которые мы возводим вокруг себя, не только не дают нам психологического убежища, но и оказываются такой же проницаемой преградой, как и любая другая. Работа вторгается в наше личное время, частное просачивается на публику, интимное самым банальным образом становится общим достоянием, а тревоги большого мира проникают в пространство, где мы должны приходить в себя и восстанавливаться.

Более того, ужасы находят нас везде, где бы мы ни были. Это часть цены, которую мы платим за сетевой орган и бдительность, поддерживаемую с его помощью, — постоянное фоновое ощущение мира и его страданий, которое мы все время переживаем, преследующее нас в текстовых сообщениях, электронных письмах и запросах о проверке безопасности.

Единственный способ скрыться от такого знания— отключиться от сети соединений, которые дают нам все, чем мы являемся. И именно это нам явно непросто сделать как по практическим, так и по психологическим причинам: подключенность к сети отныне становится источником удовлетворения практически любой потребности из пирамиды Маслоу, причем настолько, что, по сообщениям СМИ, беженцы, только что прибывшие из зон ведения военных действий, первым делом просят дать им смартфон, а уже потом все остальное, включая пищу и крышу над головой.

Нам необходимо представить себя как нервную систему, которая фактически является продолжением внешнего мира и спаяна с ним через точки подключения наших смартфонов.

Сознательно или нет, дизайнеры этих интеракций научились стимулировать и максимально использовать это желание: они очень хорошо знают, что всякий раз, когда кто-то пишет вам сообщение, ставит лайк вашей фотографии или отвечает на ваше письмо, в вас происходят материальные изменения, перестраиваются проводящие пути нейротрансмиттеров, в мозгу загораются зоны, отвечающие за вознаграждение, и увеличиваются шансы того, что вы запустите весь цикл заново, как только всплеск дофамина утихнет через несколько секунд.

Этот ловкий «хак» эксплуатирует наши первичные потребности в одобрении, обычно с самой что ни на есть корыстной целью.

Еще предстоит посмотреть, какого рода институты и властные отношения мы создадим как личности, полностью осознающие нашу взаимосвязанность друг с другом, хотя горизонтальный поворот в политике может дать нам некоторую подсказку.

Какую бы форму ни приняли эти институты и отношения, они будут мало похожи на те, на которые повседневный опыт опирается сегодня, даже если некоторые из них в течение поколений сохраняли относительную стабильность.

То, как мы распределяем ресурсы, передаем ценности, стремимся навязать форму материальному миру, делимся друг с другом историями и организуем сообщества и политики, отныне должно будет опираться на совершенно новый набор концепций и практик, и этот горизонт возможностей открылся нам, когда мы обзавелись смартфоном.

В других главах своей книги Адам Гринфилд рассматривает блокчейн-технологии и их влияние на денежную систему, изменения, которую привносят в реальность 3D-печать и интернет вещей, как машинное обучение и искусственный интеллект лишают человечество способности к принятию решений и другие последствия внедрения современных технологий. Книга вышла на русском языке в издательском доме «Дело».

Библиотеки и организаторы научно-просветительских мероприятий могут получить ее бесплатно в рамках проекта «Книжная коллекция» благотворительного фонда «Система».

#библиотека #будущее