Постоянные самоизмерения и бум микрокапитала: микротренды, которые меняют мир прямо сейчас Статьи редакции

Отрывок из книги Марка Пенна и Мередит Файнман — о том, как небольшие изменения в жизни людей в последние 10 лет могут повлиять на мир и бизнес в будущем.

На смену взвешиванию пришло новое увлекательное занятие — становится все больше и больше тех, кто использует новейшие технологии для неусыпного надзора за своим организмом. В заметке для журнала New Yorker сатирик Дэвид Седарис рассказывал о своем помешательстве на фитнес-трекере Fitbit: «Первые несколько недель я, вернувшись домой и обнаружив, что сделал за день 12 000 шагов, снова выходил, чтобы сделать еще 3000». А зачем ещё? «Потому что мой Fitbit считает, что я способен на большее».

Любители самоизмеряться помешаны на показателях примерно так же, как трейдеры с Уолл-стрит, только это показатели другого рода. Когда жизнь человека построена вокруг цифр, его настрой начинает полностью зависеть от полученных в тот или иной момент данных. Это может стать навязчивой идеей, и, как выясняется, в своем увлечении самонаблюдением Седарис отнюдь не одинок.

По данным недавнего совместного опроса Центра изучения американской политики (CAPS) Гарвардского университета и Harris Poll, охватывавшего репрезентативную выборку американцев, более 40% людей отслеживают хотя бы один показатель своего физического состояния, например, количество сделанных шагов или пульс.

Это больше свойственно мужчинам, чем женщинам, и молодым, чем пожилым. Городские жители грешат такими наблюдениями намного чаще, чем сельские, которым это почти несвойственно. По данным опроса, 58% из числа отслеживающих свои параметры делают это с помощью смартфона, 28% радостно мониторящих себя респондентов используют для этого часы, 19% — «умные» весы (с модулем Wi-Fi), а 35% пользуются прочими устройствами. (Понятно, что часть респондентов используют несколько разных устройств.)

Люди собирают данные не только о своем весе или количестве пройденных шагов, а практически обо всех аспектах повседневной жизни: физической форме, настроении, сне, денежных тратах, менструальном цикле, рационе питания, симптомах, лечебных процедурах, смене подгузников, доставке пиццы, перемещениях в пространстве, социальных связях, вредных привычках и так далее.

Возможности безграничны. Слишком много смотрите телевизор? Ведите учет. Беспокоитесь по поводу численности сперматозоидов? Отслеживайте ее. Думаете, как избежать травм в будущем? Или опухолей? И одно, и другое можно взять под контроль с помощью информации.

Но не попадаем ли мы в плен данных? Минус в том, что отслеживание данных о себе может вызывать привыкание. Кроме того, люди заходят в самонаблюдении слишком далеко. А результаты не всегда способствуют укреплению здоровья человека, как, например в случае учета количества шагов. Процесс может превратиться в бесполезную трату времени или навязчивость и даже приводить к крайне нездоровому поведению.

В недавней статье в журнале Journal of Clinical Sleep Medicine рассказывалось о новых научных исследованиях, показавших, что трекеры сна на самом деле вредят здоровью. Некоторые участники настолько зацикливались на данных о количестве часов сна, что на этой почве у них развивалась бессонница. Более того, было установлено, что используемые датчики не в состоянии правильно оценить качество сна. В целом носимые устройства скорее мешают спать — с ними больше шума, больше суеты и меньше покоя.

Редактор журнала Wired Гэри Вулф, который вместе со своим коллегой Кевином Келли ввел в оборот термин «исчисляемая личность» (ИЛ), отмечает склонность людей видеть только негативные стороны мониторинга собственных показателей.

Выступая на конференции TED в 2010 году, он предлагал иную точку зрения: «Мы знаем, что цифры нужны, чтобы рекламировать, управлять, руководить, исследовать. Но они могут быть полезны нам и в размышлениях, и в учебе, и когда мы хотим что-то запомнить, и когда мы хотим стать лучше… Хотя люди по большей части относятся к этим инструментам как к своего рода окнам, их можно обратить и внутрь себя, и тогда они превратятся в зеркала самопознания, самоощущения, самосознания и самосовершенствования».

Соратники Вулфа согласны с этим: крупные конференции движения ИЛ собирают по нескольку тысяч участников, а за пределами США сегодня насчитывается около сотни групп его приверженцев в 30 странах мира.

Среди обсуждаемых на конференциях тем — геолокация, секвенирование ДНК, анализ содержания химических веществ в организме, секвенирование личного генома, мониторинг поведения, мониторинг перемещений, неинвазивные диагностические методы и тому подобные. Участники обмениваются мнениями по поводу новейших технологий, которых появляется все больше и больше, и демонстрируют технические средства и видеоматериалы.

Разумеется, мудреные биометрические средства способны принести пользу человеку — с их помощью можно узнать много нового о своем апноэ или о количестве калорий в привычном рационе питания. Но самое удивительное в любителях самоизмерений то, с какой легкостью многие из них готовы делиться своими личными данными со всеми желающими — и это на фоне повсеместного беспокойства о личных данных пользователей, которые собирает бизнес.

Сведения о своих болезнях и их лечении отправляются в cервисы вроде PatientsLikeMe или CureTogether; плейлисты и количество прослушиваний — в Spotify, а количество калорий в только что съеденном ужине становится известным несметному числу приложений.

В сетях фитнес-центров Orangetheory Fitness и CrossFit результаты личных тренировок показывают на экранах по всем залам в качестве дополнительного стимула к еще более упорным занятиям. GPS-приложение Strava собирает информацию о ваших перемещениях и продает ее градостроителям, а Ototo занимается тем же для системы общественного транспорта.

На фоне упорных стараний общества найти хрупкий баланс между неприкосновенностью частной жизни и публичностью люди продолжают сметать с полок магазинов всевозможные регистраторы, трекеры и устройства для распространения личных данных.

Устройствами фирмы MyFitnessPal, только что приобретенной компанией Under Armour за $475 млн, пользуются 165 млн человек. В 2014 году приложение Lose It! заявляло о 17 млн пользователей. Не успела компания Samsung запатентовать встроенный датчик содержания жира в теле для смартфонов, как люди уже выстраиваются в очереди. У приложения — менструального трекера Clue 2,5 млн пользовательниц по всему миру.

Самые серьезные опасения, пожалуй, связаны с потенциалом больших данных. Установив один датчик стоимостью менее $1, бизнес может накапливать огромный объем информации о своем потребителе. А поскольку это могут делать и другие организации, стоит немного умерить пыл и задуматься о том, что мы своими руками создаем среду, в которой за нами наблюдают постоянно.

Региональные и федеральные власти используют персональные данные в торговой статистике; лечебные учреждения собирают информацию о времени ожидания и результатах обследований; компании управляют товарными запасами, оценивают спрос и обрабатывают претензии потребителей. Почти у всех банков есть приложения, в той или иной степени отслеживающие клиентов, а компания PayScale располагает крупнейшей в мире базой данных об индивидуальных заработках.

Не только крупные организации с огромными бюджетами, но и небольшие компании и общественные организации и даже семейные магазинчики могут собирать личную информацию о потребителях, чтобы лучше понимать их привычки.

Для некоторых отраслей это очень неплохо, особенно когда дело касается прогресса в медицине. Поговорите с людьми с хроническими тревожными расстройствами или больным позвоночником, ВИЧ, болезнью Паркинсона или эпилепсией. Системы, в которых используются личные данные, способны предупреждать и облегчать болезненные симптомы.

В качестве примера можно привести стартап Asthmapolis из Мэдисона. Компания разработала устройство под названием SpiroScout, которое пристегивается к ингалятору для астматиков и с помощью данных GPS позволяет пациентам и врачам обследовать окружающую среду. На основе полученной информации ученые лучше понимают, каким образом растительность и специфические условия конкретной местности влияют на астматиков и людей с легочными заболеваниями.

В своей книге «Измерение себя» (The Quantified Self) Дебора Лаптон делит трекеры самоизмерений на пять категорий: личные, общественные, простимулированные, навязанные и используемые в чужих интересах. Она предупреждает, что даже в случае, когда наблюдение ведется из благих побуждений, скажем для поддержания хорошей физической формы или контроля над питанием, очень важны точность, непротиворечивость и надежность измерений.

Изучая тренды в области самонаблюдения, можно посмотреть на молодые поколения и представить, что нас ждет в будущем. По сообщению CNBC, «новые данные свидетельствуют, что американские подростки и молодежь проводят больше времени в социальных сетях, но вместе с тем меньше делятся информацией и раздражаются по поводу “френдов”, которые ею “грузят”».

Далее там же говорилось, что «из 812 опрошенных подростков и молодых людей примерно три четверти сказали, что проводят в социальных сетях больше или столько же времени, чем в прошлом году. Однако две трети сказали, что перестали делиться информацией в таких же, как раньше, количествах. Четыре пятых жаловались на переизбыток получаемой от сверстников информации».

Тем не менее пока налицо целое движение информационных эксгибиционистов, которые, судя по всему, не собираются сбавлять обороты. Почему? Дженнифер Хёрст из Государственного университета Трумана считает, что «стремление к социальным связям и позитивные эмоции, получаемые некоторыми от этой среды, должны окупать время, силы и понесенные жертвы».

В Гарвардском университете экспериментируют с «банкой» персональных данных — устройством, собирающим всю информацию о человеке из приложений, которыми он пользуется. Возможность подключения к «банке» предоставляется предложившему самую высокую цену.

Если человек страдает хроническим заболеванием или обожает шоколад, он вправе рассчитывать на интерес к своим данным со стороны ученых-медиков или производителей конфет и возможность монетизации своего увлечения самоизмерениями. Это один из способов превратить хобби в нечто материальное.

Возможно, некоторые болезни сделают излечимыми не люди в белых халатах, а поборники лайфлоггинга, нащупывающие собственные пути к новым открытиям, методам лечения или даже новым обезболивающим. Их потенциал огромен, равно как огромны и риски для неприкосновенности частной жизни, но я надеюсь, что с превращением информации в главную и самую ценную валюту микротренд любителей самоизмерений будет нарастать и все больше людей будут хранить всю создаваемую ими информацию, от рождения до смерти и даже после нее.

Облачные технологии стали важнейшим достижением научно-технического прогресса, взятым на вооружение мелким и семейным американским бизнесом с момента появления ПК. Крупные американские компании переезжают в облако в рекордных количествах, но именно небольшие компании получают огромные выгоды от использования этих технологий — разумеется, если руководство достаточно продвинуто, чтобы их применять.

Количество новых предприятий малого бизнеса в США падает, несмотря на то что открыть собственное дело стало как никогда просто и как никогда выгодно. Многих американцев по-прежнему удерживают от этого предполагаемые сложности и препятствия.

Десять лет назад, чтобы открыть бизнес, приходилось заполнять бессчетное количество бумаг, связанных с медицинским обслуживанием, заработной платой, арендой и страхованием. А еще следовало нанять человека, который зарегистрирует вашу компанию в штате Делавэр и будет сдавать всю необходимую отчетность. Надо было покупать компьютеры, программное обеспечение… всего не перечесть.

К концу этого многотрудного процесса человек практически неизбежно превращался в сторонника Республиканской партии, мечтающего расправиться с бюрократией и отменить все правительственные регламенты. И при этом еще нужно было купить сервер для хранения всей документации, нанять человека для резервного копирования жестких дисков и установить систему безопасности.

Сегодня малый бизнес создается и начинает работать в течение одного дня, а персонал или даже сервер для этого не нужны. Чтобы открыть бизнес, нужно официально зарегистрироваться в государственных органах в онлайне, завести данные о сотрудниках в облачное хранилище и инкассировать чеки в банк. Всё, что когда-то отнимало безумное количество времени, — формальности, работа с персоналом, медицинское страхование, претензионная работа, ИТ-поддержка, — делается непосредственно на рабочем месте и без посторонней помощи.

Путаные и нудные аспекты ведения малого бизнеса можно передать людям из виртуальных провайдеров вроде Zenefits, с которыми даже разговаривать по телефону не нужно, а встречаться лично — и по давно. Выдача номеров мобильных телефонов займет пару дней, а для корпоративных кредитных карт уже предусмотрено информирование о списаниях. В интернете вы легко найдете стандартные должностные инструкции и контракты найма для сотрудников (если таковые вообще будут), и всё — можно начинать.

В возрасте 13 лет я начал свой первый бизнес — продажу коллекционных марок и монет по почте. Лучшим местом для рекламы тогда был раздел платных объявлений The New York Times. Для подростка хождение по аукционам и торговля по почте были источником и заработка, и удовольствия. В те времена всё делалось своими руками. Я лично занимался всем — посещал филателистические аукционы, ходил на почту отправлять письма и получал денежные переводы в банке.

Сегодня я мог бы делать всё это не вставая из-за письменного стола. Если бы я занимался предметами коллекционирования, то, зарегистрировавшись на eBay, участвовал бы в онлайн-аукционах, создавал лоты для продажи в онлайне и получал подтверждения об оплате на электронную почту.

Если бы рынок филателии и нумизматики оставался тем же, что и в мои 13 лет, конкурентов у меня оказалось бы море. В те времена конкурентная среда была не столь обширной. Но то, что сегодня рынок открыт для любого человека с предпринимательской жилкой, только радует. Бизнес может начать каждый, достаточно идеи и компьютера. Входные барьеры уже не выглядят столь пугающе, а шансы на успех при наличии хорошей идеи стали выше.

Представим себе, что вы хотите начать некий бизнес: продавать соседям футболки с названием улицы, на которой они живут. Ваш внутренний предпринимательский зуд победил, и к вашим услугам множество сервисов, которые могут воплотить вашу идею.

Все необходимые формальности совершаются в онлайне. Затем нужно поискать в интернете компанию, которая изготовит товар, — например, крупная фабрика футболок OvernightTs.com выполнит ваш заказ и предоставит объемную скидку. Предположим, вы вложились в 50 футболок на каждый из пяти кварталов района. Их привезут на следующий день, и их нужно будет продать. Можно обойти дома, или просто разместить целевую рекламу в Facebook, или настроить рассылку по перечню местных электронных адресов. Можно заказать автообзвон соседей с «уникальным предложением» купить футболку с названием своей улицы.

Интернет предоставляет амбициозным молодым (или не очень) американцам возможность работать на себя и воплощать идеи, ранее считавшиеся неосуществимыми. Для виртуального предпринимательства не обязательно даже наличие материального продукта: можно создать интернет-продукт, например блог или сайт о путешествиях, и продвигать его в социальных сетях.

Главную роль в таком бизнесе даже не обязательно должен играть человек. Достаточно посмотреть на миллионы, которые зарабатывают в Instagram и на прочих подобных платформах домашние любимцы знаменитостей и «лидеры мнений» из мира животных. Просто снимите на видео забавные штучки, которые вытворяет ваш питомец (немного помогая ему в этом), и приступайте к сбору подписчиков.

Одна моя знакомая пара сделала из своего пса лидера мнений в области собачьей еды, собрав 250 000 подписчиков в Instagram. Они берут по $3000 за рекламное объявление или спонсорство. Скоро их собака будет зарабатывать больше, чем они оба, вместе взятые, на своих предыдущих работах.

Уже сейчас примерно 10% всех розничных продаж приходится на интернет. Туда же перемещается и реклама, и виртуальные витрины превращаются в место столь же оживленной конкуренции, как когда-то обычные. В наши дни признаком успеха для онлайн-магазина считается открытие физических торговых точек — но это возможно лишь после достижения внушительных объемов продаж и высокого уровня узнаваемости в интернете.

Например, Warby Parker или Casper: оба этих бренда были настолько успешными в интернете, что их руководство решило попытать счастья в офлайне.

Раньше наличие интернет-магазина у успешного бутика считалось нетипичным способом заработать на более массовой аудитории. Теперь всё наоборот. Теперь интернет-магазины есть даже у самых дорогих бутиков, торгующих уникальной дизайнерской продукцией, вроде нью-йоркского FiveStory, парижского Collette или майамского The Webster.

Виртуальные предприниматели врываются также и в торговлю продуктами и ресторанный бизнес. Если UberEATS и Grubhub предоставляют возможность питаться ресторанной едой не выходя из дома, то новая бизнес-модель угрожает существованию ресторанного бизнеса как такового. Это называется «виртуальный ресторан», и для его успеха не требуются обычные в отрасли значительные расходы на открытие бизнеса. В таких «ресторанах» нет ни официантов, ни метрдотелей: они состоят из кухни, на которой вкусно готовят, и сайта или приложения, через которые можно сделать заказ.

Виртуальные торговые площадки особенно эффективны для товаров кустарного производства. В прошлом талант ювелира позволял человеку или делать украшения для своих родственников и друзей, или заниматься этим в качестве хобби, или получить работу в ювелирном магазине. Сейчас, если его продукция заинтересует покупателей, он может построить целую империю.

Один из примеров — Алисия Шаффер, ставшая одним из самых успешных продавцов онлайн-платформы Etsy. Она начинала с мелкой торговли ободками, а сейчас ежемесячно продает шарфов, ободков и гетр на $80 000. Она занимается этим из дома, ежедневно отгружая 3000 наименований товаров. Сколько составили ее стартовые издержки? Практически ноль.

Взлет виртуального предпринимательства имеет особое значение для женщин. Американки тратят огромные суммы, и женщины-предпринимательницы лучше понимают, как привлечь их внимание. Виртуальный бизнес позволяет индивидуальным предпринимательницам работать по собственному графику, полагаясь на облачные сервисы в части оформления документов.

В недавнем исследовании Гарвардского университета утверждается, что «гендерный разрыв в оплате труда значительно сократится и может даже исчезнуть, если фирмы не будут заинтересованы в диспропорциональном поощрении работающих сверхурочно». Гибкость — один из залогов успеха американок в бизнесе.

Гибкость виртуального предпринимателя или его сотрудника означает и большую удовлетворенность работой. Кроме того, можно нанимать работников получше — кто не захочет работать из дому в пижаме? Журнал Forbes приводит данные исследования, в котором удовлетворенность работников оценивалась по десятибалльной шкале. Отвечая на вопрос «Насколько вы удовлетворены своей работой?», люди, работающие удаленно, ставили более высокий балл, чем респонденты в среднем, — 8,10 по сравнению с 7,42.

Американцы, в первую очередь миллениалы, будут тратить огромные суммы на покупки в продвинутых интернет-магазинах. Назовем лишь несколько компаний, бурно развивающихся на волне роста онлайн-торговли и маркетинга, адресованного молодым технически подкованным американцам, — Warby Parker, Dollar Shave Club, Casper, Bonobos.

Созданные командой Warby Parker компании Dollar Shave Club и Harry’s сыграли на желании миллениалов-мужчин (и женщин) упростить покупку бритвенных принадлежностей. По состоянию на 2014 год Harry’s оценивалась в $350 млн, а Dollar Shave Club была куплена концерном Unilever за $1 млрд. Обе компании приобрели миллионы заказчиков благодаря отличной работе с аудиторией в социальных сетях.

Примерно так же выступил на своем рынке ориентированный на миллениалов бренд очковой оптики Warby Parker. Выбор очков — не самое интересное занятие, и этот онлайн-стартап, который сейчас оценивается более чем в $1 млрд, сделал акцент на оправе как части костюма и образа и ее доставке прямо на дом. Спустя несколько лет после своего дебюта в качестве интернет-магазина Warby Parker открыл торговые точки по всей территории США.

Целевой аудиторией этих виртуальных бизнесов являются миллениалы-мужчины. Ярким примером может служить марка одежды Bonobos, которая двигалась в обратном направлении — начав с онлайн-торговли, перешла к открытию традиционных магазинов. Её девиз? «Мы, как и большинство парней, не любим ходить по магазинам. Поэтому мы решили создать лучший в мире интернет-магазин и во всем опираемся на мнение покупателей. Сегодня мы — самая крупная американская марка одежды из всех, когда-либо запускавшихся в интернете».

Реклама таких интернет-компаний появляется не только на хорошо утоптанных цифровых площадках вроде Facebook и прочих социальных сетей, но и, казалось бы, в скучнейшем из мест — подкастах. Аудиоконтент потребляют продвинутые американцы, и реклама в наиболее популярных у массовой аудитории подкастах считается очень важной. Рекламные паузы стоят недорого (несколько сотен долларов), а охват огромен.

Компании MailChimp, которая занимается рассылкой по электронной почте, повезло с вирусным детективным подкастом Serial — они попытали счастья, посчитав его аудиторию достаточно подкованной и широкой, и мгновенно стали сенсационно популярными. Реклама в подкастах помогла и росту интернет-магазина матрасов Casper — благодаря ей компания смогла в первый же месяц существования довести свой оборот до $1 млн.

Можно зарабатывать и на перепродаже вещей, купленных обычным способом. Именно так поступила создательница широко популярного интернет-магазина Nasty Gal София Аморузо (она же Girlboss): её бизнес начинался с перепродажи купленной в магазинах одежды на eBay.

Недавно популярный подкаст Planet Money посвятил таким перекупщикам, особенно тем, кто присутствует на Amazon, целый выпуск. Один из них, Сэм Коэн, «покупает вещи в больших сетевых магазинах и сразу же прибыльно перепродает их на Amazon. Это полностью противоречит экономической логике». То, что таким образом можно зарабатывать миллионы, подтверждается все новыми и новыми примерами. Головокружительные цены на учебники заставляют учащихся торговать ими в онлайне, зарабатывая на разнице в ценах между разными электронными площадками.

Создание виртуального бизнеса — микротренд, позволяющий продвинутым американцам процветать в эпоху автоматизации и глобализации и зарабатывать на оплату квартиры без особых издержек и необходимости ходить на работу. Прорывные идеи для этого не обязательны, достаточно просто удачных. Чтобы стать виртуальным предпринимателем, понадобится элементарная техническая грамотность, чтобы открыть счета в онлайне, некоторые маркетинговые навыки и небольшой стартовый капитал.

Стать виртуальным предпринимателем можете и вы — независимо от возраста. Не стоит рассчитывать на успех с первой же попытки; чтобы понять, что именно сработает, иногда приходится перепробовать четыре-пять идей, исчерпать все лимиты по кредитным картам и немного поволноваться. Но еще несколько лет назад подобной возможности молниеносного провала (или успеха) вообще не существовало.

Даже если вы и не станете новым Биллом Гейтсом или Сарой Блейкли, достаточно удачной идеи и некоторой настойчивости, чтобы зарабатывать на вполне приличную жизнь или иметь дополнительный источник доходов. Глобализация и технологии — ваши друзья, а не враги. В политическом плане Америка должна сделать всё возможное, чтобы расчистить путь таким новым виртуальным предпринимателям, которые создают множество рабочих мест с гибким графиком.

Cегодня начать собственный бизнес может почти любой американец — например, продавая старье или новые поделки на eBay. Для этого понадобится потратить немного времени и денег, но если дело пойдет, можно и правда достичь успеха собственными силами. Все чаще этим пользуются жители развивающихся стран, хотя общая ситуация там выглядит иначе, а риски выше. Там, где платят мало, а хорошая работа — редкость, можно радикально изменить собственную жизнь, жизнь своих близких и своей общины, если удачно воспользоваться базовыми принципами капитализма. Если есть с чем начать.

И тут появляются микрокапиталисты — те, кто выдает небольшие кредиты начинающим предпринимателям по всему миру. Это набирающее силу явление с удивительной бизнес-моделью и не менее удивительной прибыльностью. В том, что серьезный шаг в этом направлении сделал инвестиционный банк Goldman Sachs, нет ничего удивительного, удивляет другое — то, что финансовая компания, в которой доминируют мужчины, ставит в центр внимания женщин.

Об инициативе под названием «10 000 женщин» Goldman Sachs объявил в 2008 году. В рамках программы, на которую банк изначально выделил $100 млн, самые обездоленные женщины из 56 стран мира получали средства, обучение, наставническую помощь и связи для создания бизнеса в своей местности. Программа была революционной — до этого инвесторы и институты никогда не обращали внимания на женщин-предпринимательниц в мелком и среднем бизнесе беднейших стран мира.

Когда Goldman Sachs объявил о своей программе «10 000 женщин», Мухаммад Юнус из бангладешского банка Grameen уже развивал аналогичную идею — кредитование своих беднейших сограждан, в основном женщин. Кое-кто назовет это «финансовой инклюзивностью», но большинству из нас этот бизнес известен как микрофинансирование. Он моментально набрал обороты. Сегодня клиентами микрофинансовых организаций являются 200 млн человек по всему миру, и 80% из них — женщины.

В 2006 году за свои усилия в деле микрокредитования Юнус был удостоен Нобелевской премии мира. А в 2014 году Goldman Sachs в партнерстве со Всемирным банком объявил о выделении $600 млн на то, чтобы предоставить стартовый капитал и доступ к ресурсам для 100 000 женщин из всех стран мира (с тех пор это число постоянно растет).

Женщины оказались в центре внимания не только потому, что им бывает особенно трудно попросить и получить деньги, но еще и потому, что, по оценке Международной финансовой корпорации, дефицит финансирования бизнесов, принадлежащих женщинам из развивающихся стран, составляет почти $300 млрд.

В США предприимчивая женщина, обратившаяся в банк за кредитом на открытие франшизы, скажем, Lululemon, — обычное явление; конкуренция среди банков высока, а кредит, как правило, выдается быстро и без проблем. Но в развивающихся странах, где трудно найти постоянную работу, денег мало, кредитные истории практически не существуют, а активов, которые можно принять в качестве залога, не хватает, банки почти не занимаются кредитованием начинающих предпринимателей. По крайней мере, так было раньше.

Сейчас деятельностью микрофинансовых организаций охвачено более ста стран и их преимуществами пользуются миллионы бедняков. Один только Grameen Bank предоставил жителям индийских деревень — по большей части женщинам — кредитов на сумму $2 млрд со средней суммой займа меньше $100.

Позитивно или негативно сказался на этом процессе расчет на женское население? Мухаммад Юнус объяснял в интервью Los Angeles Times: «По нашему опыту в Бангладеш, деньги, приходящие в семью через женщин, приносят куда больше пользы, чем те, которые поступают через мужчин. Женщины хотят копить на будущее, у них более долгосрочное видение. В отличие от мужчин, которые пытаются сразу же вознаградить себя и получить максимум удовольствия от жизни, женщины учитывают потребности семьи и необходимость улучшить условия жизни детей. То же мы наблюдали и в других странах, где появлялось микрокредитование».

О положительных результатах сообщал и Goldman Sachs. Выпускницы их программы увеличивали свои доходы в среднем на 480%.

У этих микрокапиталистов есть чему поучиться, и не только в узком смысле работы с кредитами. В целом микрофинансирование позволяет узнать много нового об успехах и неудачах кредитования, заработках, долгах и потерянных деньгах в бедных странах вне зависимости от наличия в них инфраструктуры для поддержки предпринимательства.

На родине микрофинансирования в Бангладеш большинство женщин начинают с небольшого займа на покупку коровы, чтобы торговать молоком, или на покупку материи для шитья сари на продажу. Затем они объединяют свои средства в более крупных проектах — скажем, для покупки стада буйволов или для запуска пекарни.

Сейчас, спустя годы, микрофинансирование женщин выросло в народные движения и самофинансируемые организации, которые ликвидируют бедность не только среди своих членов, но и в целых общинах, наряду с этим расширяя возможности для будущих поколений женщин.

Вот, например, Мамата из индийского Хайдарабада: в 2006 году она создала очень востребованный в ее общине бизнес — компанию по очистке емкостей для воды. Сначала ее клиентская база состояла из 200 местных жителей, а сейчас разрослась до 4000 по всему региону. У нее постоянный штат из 15 человек и десятки внештатных работников. Ожидается, что в ближайшие годы ее бизнес вырастет еще на 30%.

Большую пользу от этой разновидности финансовых услуг получает Латинская Америка, где существуют хорошо зарекомендовавшие себя программы микрофинансирования. Они играют заметную роль в общем экономическом ландшафте развивающихся стран региона. Исследование «Конъюнктура микрофинансирования» журнала The Economist показало, что восемь из десяти стран с лучшим состоянием этого рынка — латиноамериканские.

Самый большой портфель микрокредитов у Республики Перу — $12,3 млрд, за ней следует Эквадор с $1,7 млрд и Колумбия с $1,4 млрд. Самым большим рынком региона является Мексика — в ней 2,3 млн заемщиков.

Микрофинансирование меняет жизни людей не только в Индии и Латинской Америке, но и во всем мире. В беднейших областях Уганды, Танзании и Кении сельские жительницы пользуются микрокредитами, чтобы помочь сиротам — детям умерших от СПИДа родителей, организовать мелкий бизнес, оплатить школьное образование и услуги здравоохранения. Заемщики помогают и своим общинам, предоставляя деньги на наем разнорабочих для ремонта.

В Пакистане, где доходы двух третей населения не превышают $2 в день, а древние города разрушены войнами и террористами, женщины открывают магазины, выдвигают инициативы по восстановлению инфраструктуры и жилья и делают всё, чтобы их дети получили школьное образование.

Возглавляющая инвестиционный банк Рошане Зафар с 1995 года борется с бедностью в родном Лахоре и его окрестностях с помощью микрофинансирования. Она предоставила микрокредиты на сумму более $200 млн 300 000 женщин.

Главное достижение, о котором доложили Зафар, — «Мы выяснили, что 40% опрошенных мужчин сказали: “Мы перестали бить жен”. Это результат выдачи займов, потому что ссоры в основном происходят на почве денег, их нехватки». Целых 80% мужчин сказали, что теперь советуются с женами не только по финансовым, но и по любым другим вопросам.

Даже в США, где, по данным Grameen America, банковские услуги недоступны 28 млн человек, а у половины населения нет сберегательных счетов, женщины, в основном черные и испаноязычные, находят для себя новые возможности с помощью микрофинансирования.

В общем-то самый большой эффект от микрофинансирования общин проявился в области образования. Создатель Grameen Мухаммад Юнус поясняет: «В Бангладеш мы выдавали кредиты безграмотным женщинам. Их мужья тоже были безграмотны. Мы хотели позаботиться о том, чтобы безграмотными не остались их дети. И мы достигли цели — в семьях, получивших займы от Grameen, стопроцентная грамотность. Мы предоставляем им образовательные кредиты на обучение в университетах, колледжах, на медицинских факультетах. Следующее поколение этих семей получает высшее образование. Это было заложено в нашу систему».

К сожалению, многочисленные истории успеха соседствуют с не менее многочисленными историями заемщиков, безнадежно увязающих в долгах. Так, африканские страны не выглядят столь же привлекательными с точки зрения вложения капиталов, как латиноамериканские, из-за присущих им политических и инфраструктурных рисков. Для успешного функционирования микрофинансовой модели важно не столько наличие заемщиков, стремящихся открыть собственное дело, сколько общее макроэкономическое благополучие страны.

В слабых экономиках меньше заемщиков, способных рассчитываться по кредитам, меньше возможностей для их обучения, и в конечном итоге многие из них залезают в долги, из которых не способны выбраться. С этим явлением призваны бороться программы безвозмездной финансовой помощи, но предоставляющие ее организации часто руководствуются сиюминутными соображениями.

В отличие от государственных или региональных программ прямое финансирование порождает у многих микрокапиталистов региона ощущение неопределенности, и в большинстве случаев бизнесы терпят крах.

По итогам двух десятилетий своего существования объем рынка микрофинансирования оценивается сегодня в $70–100 млрд. В отчете некоммерческой организации Microcredit Summit Campaign за 2015 год сообщалось, что по состоянию на конец 2014 года «микрофинансовые организации отчитались о 211 119 547 заемщиках, что является наивысшим показателем за весь период существования отчетности. В то же время число беднейших клиентов с непогашенными кредитами снижалось на протяжении последних трех лет и достигло 114 311 586. Женщины составляют 82,6% этих беднейших клиентов, или 94 388 701 человек».

Результаты исследований показывают, что в развивающихся странах люди управляют своими домохозяйствами значительно более сложными способами, чем представляли себе экономисты. Рассматривая доходы и расходы в целом, ученые не обращали внимания на каждодневные трудности бедняков. В книге «Портфолио бедных» (Portfolios of the Poor) ученый Джонатан Мордач объясняет, что при доходах на уровне $1–2 в день деньги на самом деле поступают не ежедневно, а порой раз в несколько недель. Поэтому в семьях не задумываются о будущем и тратят деньги на то, что необходимо в данный момент.

В тех развивающихся странах, где микрофинансирование существует и управляется надлежащим образом, а бизнес и массовые организации совместно оказывают прямую помощь обществу, резко снижается количество бедных и повышается качество жизни.

Тем не менее, как указывает независимый экономист Кэтлинн Оделл, микрофинансирование не палочка-выручалочка: «Влияние на доходы и уровень бедности клиентов микрофинансовых организаций в целом остается не вполне понятным, равно как и влияние микрофинансирования на такие показатели общественного благополучия, как образование, здравоохранение и права и возможности женщин».

Есть еще одно дополнительное преимущество микрофинансирования — оно привносит идеи Адама Смита в сообщества, где прежде мало задумывались об экономическом благе или убытке. Разумеется, потерпевшие неудачу микрокапиталисты будут относиться к этим идеям с еще меньшим энтузиазмом, но успешные случаи будут служить подтверждением того, что капитализм полезен не только большим компаниям, но и обычным людям.

В США с их проблемами бюрократических барьеров и налогообложения создание малого бизнеса часто приводит людей в ряды Республиканской партии. Неизвестно, как сказывается превращение в микрокапиталистов на политических взглядах жителей развивающихся стран, но любому владельцу бизнеса вне зависимости от страны требуется экономическая, если не политическая свобода.

Возможно, микрофинансирование и не панацея от глобальной бедности, но оно с нами надолго. В неудачных случаях людям обычно не становится хуже, чем было, а в удачных оно способствует радикальным переменам в жизни. Реалити-шоу про получателей микрокредитов еще не придумали, но, возможно, яркое телевизионное зрелище помогло бы людям обратить внимание на этот способ выбраться из бедности. В отличие от подачек подобные идеи учат людей зарабатывать на жизнь и поэтому часто оказываются столь эффективны.

«Поколение дефицита внимания» может дополнить свой мобильный стиль жизни с временными партнерами, совместным проживанием, свободным посещением образовательных учреждений и бытом, подчиненным уведомлениям из смартфонов и соцсетей, новым типом работы.

Неполная занятость и работа после школы существуют уже давно. Компании сокращали рабочий день, чтобы сэкономить, когда заказов становилось меньше. Отчасти потребность в работниках на неполный рабочий день определялась сезонностью в торговле — например, рождественским пиком продаж. Работа после школы или во время летних каникул отлично подходит для заполнения перерывов в учебе.

Тем не менее налицо развитие микротренда, который мы называем «работа в рамках». Речь идет не о частично занятых сотрудниках в поисках полноценной работы; не о студентах, сочетающих работу с учебой; и не о людях старше 60 лет, работающих по сокращенному графику после выхода на пенсию. Речь об американцах в расцвете сил, которые не хотят, чтобы работа становилась определяющим фактором их жизни. Они разительно выделяются на фоне всех остальных американцев, вкалывающих от зари до зари.

Для работников в рамках (РвР) работа — еще не все, это лишь часть их жизни.

По данным исследования профессора Университета Нью-Гэмпшира Ребекки Глаубер, примерно 25% работающих неполный день живут в бедности. Тем не менее представители этой группы находят способы совмещать несколько видов сдельной работы — например, крутить баранку для Uber днем, а по ночам заниматься доставкой заказов клиентам Seamless, — чтобы жить так, как им хочется, и в том режиме, который их устраивает.

Подразумевается, что они трудятся ради себя, а не ради компании. Многие из РвР — женщины, работающие не по финансовым соображениям, а чтобы занять себя чем-то интересным и полезным и при этом посвящать время семье или другим делам. РвР могут заниматься тем, что приносит моральное удовлетворение и соответствует их наклонностям, и самостоятельно решать, в каких пропорциях сочетать работу и личную жизнь.

Возможно, РвР таким образом и находят время для своих увлечений, но этот тренд вызывает беспокойство Федеральной резервной системы. Бизнес очень внимательно следит за ежемесячными данными о занятости населения, которые публикует Статистическое управление министерства труда, чтобы понимать, куда движется наша экономика.

И хотя, по словам главы Федерального резерва Дженет Йеллин, неполная занятость трудоспособного населения достигла «высоких уровней», данные Статистического управления министерства труда показывают, что в 2016 году из 26 млн частично занятых в США 20 млн специально выбрали неполный рабочий день. А 6 млн из них поступили так, чтобы иметь возможность заниматься любимым делом.

Если говорить о сравнении полной занятости с частичной, то подавляющее большинство американцев, в отличие от американок, предпочитают первую. По данным опроса 2011 года, частичную занятость предпочитали 12% мужчин и 60% женщин. Однако такой разрыв в какой-то степени объясняется предубежденностью мужчин, считающих, что в таком случае они пренебрегают своей карьерой и становятся супругами на вторых ролях.

Как бы то ни было, частичная занятость в Америке стремительно распространяется. За период с 1955 по 2015 год число американцев, выбирающих неполный рабочий день, возросло вчетверо. Численность трудоспособного населения сокращалась, а эта группа увеличивалась.

Может показаться, что частичная занятость идет не на пользу американской экономике, но это не совсем так. По словам Дайан Лим из Комитета содействия экономическому развитию, исследования ОЭСР показывают, что частичная занятость обеспечивает «большую свободу перемещения работников — между должностями, профессиями, отраслями и регионами — и позволяет трудовым ресурсам более свободно перетекать к местам их наибольшей востребованности».

Другими словами, частично занятые способствуют большей адаптивности экономики и созданию постоянных и видоизменяющихся рабочих мест. Кроме того, частичная занятость не ведет к снижению производительности труда; напротив, приток занятых на неполный день облегчает переход к автоматизации.

Не надо также считать РвР халтурщиками. Многочисленные исследования свидетельствуют, что неполный рабочий день — хорошее решение для работодателей, поскольку более напряженный ритм работы по сокращенному графику способствует большей удовлетворенности сотрудников своим трудом и повышению его результативности.

Сейчас две трети частично занятых составляют женщины и одну треть — мужчины, причем половина мужчин относится к самой молодой или самой пожилой возрастным группам.

Доказательств того, что частичная занятость полезна американским женщинам, более чем достаточно. Проводившееся в 2012 году сравнительное исследование удовлетворенности женщин своей работой на условиях полного и неполного рабочего дня показало, что «сокращение продолжительности рабочего времени» участниц способствовало «значительным позитивным изменениям» в их жизни.

У многих из таких частично занятых женщин есть дети, а мужья работают полный день; возможно, они боятся растерять мыслительные навыки или хотят немного окунуться в свою прежнюю трудовую жизнь, не жертвуя при этом семьей.

Стартапы начали обращать внимание на женщин с детьми, которые хотели бы сделать свою жизнь более гибкой. Появились такие компании, как Inkwell, предлагающие небольшие, но сложные проекты высококвалифицированным женщинам, оставившим работу ради детей. Например, руководительница маркетинговой службы с двадцатилетним опытом может участвовать в решении интересной задачи, не бросая воспитание детей.

Такие компании и общественные инициативы служат противовесом представлению об «утечке мозгов», согласно которому американки, обзаведясь детьми, уже не возвращаются на работу. Это представление тормозит карьерный рост женщин, которые хотят продолжать работать, не жертвуя интересами семьи.

Образ жизни РвР предоставляет большие возможности работающим матерям. Компании, предлагающие гибкий график или неполный рабочий день на должностях высокого уровня, возвращают многих матерей в ряды занятого населения. Многие компании обращают внимание на тех, кто хотел бы посвящать работе лишь часть своего времени, и идут им навстречу. В результате четверть всех работающих американок сегодня трудится неполный рабочий день.

Компании, не предлагающие варианты работы по сокращенному графику, будут плестись в хвосте и терять свою конкурентоспособность на рынке труда. Бизнесы, известные ранее полным отсутствием гибкости в отношении графика, медленно, но верно осознают преимущества компромиссов в этой области, возможных в эпоху интернета.

По данным последнего отчета Общенационального исследования работодателей, 38% компаний предлагают несколько вариантов удаленной работы, притом что в 2008 году этот показатель составлял 23%. Частичная занятость может стать обычным делом в будущем, но уже сейчас все больше компаний позволяют сотрудникам работать по гибкому графику, неполный день или удаленно.

Правда, подобные льготы получают только отдельные сотрудники, в частности женщины с маленькими детьми. Многие американские мужчины хотели бы работать неполный день, но боятся показаться неженками.

Журнал Fast Company сообщал об исследовании, по данным которого 59% работающих отцов с удовольствием работали бы по сокращенному графику, но не переходят на него, поскольку, как считают более трети из них, «в их организации на частично занятых смотрят как на людей второго сорта». Такая предвзятость может выражаться в отстранении работающих неполный день от участия в важнейших проектах и в недостаточном уважении со стороны коллег.

Вероятно, в ближайшие годы все будет изменяться и дальше, но движущей силой этих изменений станут работодатели, а не работники, если бизнес увидит тут возможность сэкономить. Очевидно, что правила внутреннего трудового распорядка для сотрудников придется пересматривать.

Идеал многих молодых американцев — это полный отказ от работы в крупных корпорациях и возможность самостоятельно распоряжаться своим временем. Миллениалы одержимы идеей работы по собственному графику, что позволяет им чувствовать, что они сами себе начальники, хотя это может означать отсутствие обычных корпоративных льгот (оплачиваемого отпуска, медицинской страховки и прочих).

По данным опроса, проводившегося в 2015 году компанией PayScale, лишь около 15% выпускников университетов «хотели работать в крупных корпорациях». Если, скажем, в 2007 году преуспевающие в учебе старшекурсники страстно желали получить работу в крупном банке или международной фирме, то сейчас это мало кого привлекает.

Опрос показал также, что чувство уверенности, которое дает постоянная работа в крупной корпорации, считается далеко не настолько же важным, как, например, возможность уделять внимание любимому человеку, увлеченность своим делом или желание путешествовать по миру. Это подтверждают и данные опроса на интернет-сайте CareerBuilder: 63% респондентов были согласны с тем, что полный восьмичасовой рабочий день с 9:00 до 17:00 «изжил себя» (Velasco, 2015).

Очевидно, что стандартный восьмичасовой рабочий день плохо вписывается в жизнь современного человека. Этот уклад был хорош для полной семьи, в которой мужчина ходил на работу, а женщина сидела дома. Традиционные отрасли и традиционные рабочие графики не учитывают, что в брак теперь вступают позже или что работники хотели бы иметь время на личные дела, не говоря уже о семьях с двумя работающими родителями, однополых браках или работающих женщинах, чьи мужья сидят дома с детьми.

Даже чисто внешние признаки вроде появления комнат для кормящих матерей или офисов открытого типа говорят о том, что старые подходы к организации работы просто неприменимы в современном мире. Согласно исследованию 2015 года, работу с неполным рабочим днем искали больше молодых людей, чем когда-либо прежде. Это показывает, что предрассудки мужчин старших поколений либо исчезают, либо не влияют на приоритеты мужчин, выходящих на рынок труда.

Этот тренд также отражает более активное участие нового поколения мужчин в том, что экономисты называют «домашним производством» (иначе говоря, в выполнении обязанностей по дому). В этой связи можно предположить, что в будущем гендерный разрыв в частичной занятости исчезнет, а компаниям придется признать нормой отпуск по уходу за ребенком для отцов.

Стремление к гибкому графику и возможности уделять больше времени личной жизни характерно не только для американцев. В Нидерландах большинство замужних женщин работают неполный день и довольны этим. В выводах исследования 2013 года (Booth & Van Ours) указывается, что «частично занятые женщины более удовлетворены своей работой, не очень склонны менять рабочий график, а домашнее производство в их совместном с партнером хозяйстве характеризуется высокой степенью гендерной дифференциации». Хотя в таких странах, как Нидерланды, женщины по-прежнему ведут домашнее хозяйство, их это не раздражает.

В указанном выше исследовании говорится также, что в таких европейских странах, как Испания, Великобритания, Германия и Франция, правительства придают особое значение частичной занятости как одному из способов сокращения издержек работодателей и увеличения числа работающих при меньшем количестве обязательств.

По данным исследования 2012 года, частично занятые сотрудники были удовлетворены своей работой больше, чем все остальные. Кроме того, частично занятые сотрудники более деятельны и эффективны. Этот вид занятости несколько сбивает с толку представителей власти и ответственных за социальное планирование, которые считают «полностью занятыми» всех, кто готов работать сверхурочно до изнеможения за фиксированное вознаграждение. Но все больше и больше становится тех, кто говорит, что им достаточно неполного рабочего дня.

РвР трудятся не ради роста в корпоративной иерархии и не для того, чтобы купить автомобиль Tesla. Они считают, что работать нужно, но в меру.