Алексей Яшин: «Мы изменили представление о возможностях и инструментах современного патологоанатома»
Как появилась первая в России патоморфологическая лаборатория, что такое прижизненные патологоанатомические исследования и почему с ними может столкнуться каждый, всегда ли способны прийти к единому мнению патологоанатомы-эксперты с разными точками зрения, в чем потенциальная польза ИИ для медика и какой будет диагностика через 10 лет — в программе «МЕД & ТЕХ» рассказал генеральный директор компании UNIM Алексей Яшин.
Генеральный директор компании UNIM Алексей Яшин рассказал в программе «МЕД & ТЕХ» почему современный патологоанатом изучает не только посмертные изменения, но и прижизненные, в каких областях медицины патоморфология уже признана «золотым стандартом», что общего между оцифровкой гистологического стекла и созданием Google-карты, сколько клеток и тканей в организме человека и почему у медиков всегда есть повод для дискуссий.
Справка о спикере:
Алексей Яшин — исполнительный директор "ТАШИР Медика", генеральный директор первой цифровой патоморфологической лаборатории UNIM. Врач, эксперт в сфере здравоохранения и медтех. Выпускник The Open University, 2009 и ECL Program, GE Crotonville, 2016. Популяризатор медицинских технологий и международных проектов.
Алексей, UNIM — это первая цифровая патоморфологическая лаборатория в России. Как вы пришли к идее, что можно оцифровать эту сферу?
— На самом деле цифровые технологии пришли в патоморфологию позже, чем в другие сферы. Долго не существовало нужных технологических решений. Кому-то может показаться, что гистологическое стекло — это очень простой препарат и его не составит сложности оцифровать. На самом деле задача решаема, но по своей сложности она сопоставима с картографией Google и Яндекс, поскольку объем графической информации, который должен быть получен с небольшого участка плоскости, колоссальный.
Нужное решение удалось найти только в конце 90-х с изобретением цифрового микроскопа. А потом еще долго доказывали, что полученное изображение диагностически верно. Позже в Сколково появился стартап, который разработал программную платформу Unim Digital Pathology. Она смогла не только аккумулировать изображения, но также помочь с их обработкой и передачей врачам. Эти этапы удалось объединить в общий диагностический процесс. Когда программа доказала свою эффективность, в Сколково открылась первая цифровая патоморфологическая лаборатория. Она стала первой в России и третьей — в мире. И за последние 10 лет во всем мире появилось около 100 таких лабораторий.
Всего 100 лабораторий в мире?! Где брать мотивацию для развития, когда ты понимаешь, что у твоей технологии так мало последователей?
— Я убежден, что за цифровой патоморфологией будущее. Этот глобальный тренд возник не потому, что людям хотелось чего-то нового, а потому что есть объективные вызовы, которые требуют изменения технологии.
Во-первых, знания в патоморфологии накапливаются в геометрической прогрессии. И уже сейчас одного специалиста недостаточно, чтобы ответить на широкий спектр возникающих вопросов. В нашей лаборатории 12 направлений и больше 60 врачей, которые в единицу времени могут смотреть тот или иной препарат. Это необходимо, чтобы поддерживать высокое качество диагностики.
Во-вторых, мировая медицина сталкивается с нарастающим дефицитом высококвалифицированных врачей. Подготовка специалистов экспертного уровня требует десятилетий практики для отработки навыков точной диагностики. При этом нагрузка на отдельных врачей достигает критических масштабов - в некоторых случаях один специалист вынужден выполнять работу, рассчитанную на четыре штатные единицы.Такая ситуация закономерно приводит к необходимости углубленной специализации. Когда врач работает с профильными случаями, соответствующими его компетенциям, и имеет возможность консультироваться с коллегами, это существенно повышает качество и эффективность диагностических исследований.
И третий момент — одна небольшая лаборатория не всегда может ответить на все вопросы по объективным причинам. Поэтому создаются референсные центры и происходит коллаборация между лечебными учреждениями. Цифровизация в этом очень помогает.
Новые лаборатории активно переходят из аналогового формата (когда микроскоп — это основной инструмент медика), в полностью цифровой. Но надо понимать, что покупка сканирующего микроскопа — это еще не цифровизация. Для эффективности нужно полностью перестроить всю цепочку действий. Только это значимо повышает прозрачность всех этапов работы лаборатории и качество диагностики.
Большинство лабораторий сейчас находится в некоем гибридном формате: у них уже есть сканы и налажены отдельные процессы, но чтобы полностью перейти на «цифру», нужно автоматизировать и стандартизировать все процессы.
Верно ли, что патоморфологические лаборатории все чаще делают исследования для живых людей, а не для ушедших?
— Да. В прошлом году в России было сделано более 8 млн прижизненных патологоанатомических исследований. Если мы разделим эту цифру на наше население, в частности взрослое, получим интересную статистику: каждый из нас в ближайшие 5−6 лет вынужден будет обратиться за такой диагностикой.
У нас много программ, которые позволяют выявлять изменения в организме на ранних стадиях, чтобы не допустить осложнений. Это особенно важно, когда существуют серьезные патологии, например, онкология. В диагностике этой проблемы патоморфология — золотой метод. И все больше сфер, где она незаменима.
А как быть, если у двух уважаемых специалистов-экспертов, которые участвуют в исследовании, возникают разные трактовки данных? Такое ведь бывает?
— Субъективизм — один из серьезных барьеров в диагностике. А расхождения в трактовках — не редкость. Тем более, что вариативность в нашей сфере огромная. В организме человека больше 3 млрд клеток и больше 100 видов тканей. Как говорится, есть почва для дискуссий. Но цифровизация позволяет собрать максимальный объем информации еще до поступления материала в лабораторию. Поэтому разные врачи видят и анализируют одну и ту же картинку. А когда для анализа объединяются врачи разных профилей, возникают дополнительные методы исследования, которые тоже могут агрегироваться на цифровой платформе. В такой ситуации возможность договориться появляется все чаще. В этом и есть, наверное, качество такой диагностики.
Получается, что возникает целая экспертная команда…
— Да. Я уже говорил, что у нас несколько ключевых направлений работы. В каждом из них есть руководитель и у него команда врачей. Люди могут находиться в разных часовых поясах и даже в разных странах, но объединяются вокруг каждого пациента и выдают свои заключения. Умение коллегиально приходить к верному диагнозу — у нас в генетическом коде. Ведь 60% заключений наших лабораторий выдают два врача. Вы спросите, а что с оставшимися 40%? Там заключение выдают три врача и больше. Как раз потому, что двое не всегда могут договориться. Но от этого выигрывает пациент, который получает очень четкий и окончательный диагноз, и, как следствие — правильное и своевременное лечение.
Система здравоохранения тоже выигрывает…
— Безусловно. Хотя медицина — консервативная наука. Тем не менее, мы видим, что в Москве и в ряде других регионов, цифровизация признана методом улучшения качества диагностики. Есть законодательные инициативы, которые подтверждают, что нужно описывать цифровой метод диагностики и создавать возможности для его внедрения. Это очень серьезная задача, которую нужно решить, чтобы можно было внедрять такие технологии повсеместно и использовать в рутинной практике.
Сколько нужно России таких лабораторий, как ваша, учитывая, что эта практика дает такие хорошие результаты?
— В каждом регионе есть онкологический центр, где наш метод является «золотым». Это уже масштаб. Но цифровизация должна быть не только в каких-то узких областях. Она должна распространяться дальше. Каждый регион должен иметь возможность открыть у себя такую лабораторию.
Да, мы существенно поменяли современное представление о работе патологоанатома. Цифровизация позволила вернуть интерес к профессии патологоанатома и подчеркнуть важность специальности для диагностики живых людей. Сегодня этот специалист играет ключевую роль не только в посмертной диагностике, но и в прижизненном обследовании пациентов. И молодые врачи, приходящие в эту сферу, хотят видеть новые технологии, которые сделают их труд более эффективным. Поэтому каждый регион и каждая клиника уже сейчас могут повысить свою конкурентоспособность в глазах молодых специалистов, внедрив цифровую технологию. Качество диагностики при этом также вырастет. Хотя сама методика — не панацея. Это просто еще одна возможность построить работу по-другому.
Технология компании UNIM доступна для масштабирования?
— Мы всегда с радостью делимся своим опытом как на государственном, так и на частном уровне. Мы открыты для взаимодействия с руководителями бизнеса и с главами регионов. Такое взаимодействие уже происходит: мы делимся знаниями, консультируем, помогаем. Кому-то даже передаем технологию. В России есть клиники, которые работают исключительно на нашей платформе. Хотя она может быть использована по-разному — частями или полностью. Все зависит от задач.
Подчеркну, мы предлагаем не только свою технологию, но и опыт. Многие страны, даже европейские, лишены этой возможности — у них нет опыта, который можно было бы масштабировать. А у нас есть. И этим, конечно, нужно пользоваться.
Знаю, что у вас запущена первая франшиза в Новосибирске. Почему именно там? Планируете и дальше развиваться по франшизе?
— Новосибирск — это географический центр России. Мы решили запустить первую франшизу там, чтобы биоматериал на оцифровку мог поступать со всех концов страны, в том числе с Дальнего Востока и Сибири. Опыт считаем положительным. В эту лабораторию даже присылают материал из стран, которые географически ближе к Средней Азии.
Еще один похожий проект мы запустили с клиникой в Армении. Есть запросы от государственной и частной медицины других стран. Но до открытия каждой лаборатории нужно проделать большую работу — изменить многие процессы. Это сложно и долго.
Некоторым удобнее заниматься оцифровкой информации по нашим стандартам и получать доступ к нашей международной команде врачей, которая быстро и легко ответит на любые вопросы. В таком формате мы, например, работаем с Казахстаном.
Так что мы стараемся гибко подходить к распространению технологии. Важно, чтобы руководители медицинских учреждений больше знали про патоморфологию и обращались к нам, чтобы мы вместе искали пути внедрения технологии здесь и сейчас — в конкретной клинике и в конкретном регионе.
Вы коснулись темы дефицита медицинских кадров. Можно как-то в вашей сфере для решения этой проблемы использовать искусственный интеллект?
— Я вижу много исследований о применении ИИ в медицине. Мы сами очень интересуемся этой темой и накапливаем определенный объем цифровых изображений разного качества и с разных микроскопов. Глубокое понимание алгоритмов работы ИИ позволит нам в дальнейшем грамотно внедрить эти решения в практику.
Я ассоциирую с ИИ, прежде всего, с системами помощи в принятии врачебных решений — с теми рутинными действиями, которые лучше и быстрее выполняет машина, например, с подсчетом клеток. В таком виде применение ИИ уместно и даже необходимо. А бесценное время врача лучше потратить на анализ и на получение обратной связи от коллег — это повышает уровень насмотренности и квалификацию. У нас в UNIM говорят, что у нашего врача год работы идет за три. Как раз потому, что каждый врач получает ежедневно большой объем обратной связи и быстро развивается.
Каким вы видите UNIM через 10 лет?
— Это вопрос, над которым я задумываюсь каждый день. Надеюсь, что UNIM со временем объединит вокруг своей платформы врачей и в России, и за рубежом. В итоге возникнет большая интернациональная команда, которая сможет здесь и сейчас отвечать на сложные диагностические вызовы в патоморфологии и смежных областях. Это наша первая цель. А вторая — стать лидером патоморфологии за счет внедрения, в том числе, новых цифровых технологий. Через 10 лет потребность в такой диагностике будет кратно выше. Нам надо научиться справляться с ростом рынка не снижая качества, скорости и доступности услуг.
Друзья, а мы продолжаем следить за развитием медицины и за открытиями ученых, подписывайтесь! Телеграм-канал, Дзен