Святые с айфонами: что общего между лидерами Кремниевой долины и шаманами Статьи редакции

Wired разбирался, зачем СЕО технологических компаний сидят на невероятных диетах, практикуют молчаливые ретриты и дофаминовое воздержание.

Материал издания «Идеономика».

Похоже, что успех в наши дни требует лишений. Верховный фараон инноваций Стив Джобс питался только фруктами. Соучредитель Twitter Джек Дорси говорит, что каждый день ест одно и то же. Технические руководители от Фила Либина (бывшего генерального директора Evernote) до Дэниела Гросса (бывшего партнера Y Combinator) практикуют интервальное голодание. Основатель Zappos Тони Шей придерживался 26-дневной «алфавитной диеты», каждый день употребляя только те продукты, которые начинались на соответствующую букву алфавита. А еще есть Элизабет Холмс.

В конце 2014 года журналист Кен Аулетта написал о Холмс и ее компании Theranos в The New Yorker. Это было до ее эпического падения — до того, как вышли книга, документальный фильм и мини-сериал, рассказывающие о том, как студентка, бросившая Стэнфорд, обставила представителей правительства и венчурного капитала с громкими именами. В статье есть намеки на изворотливость, которая в конечном итоге и погубила Холмс, но основное впечатление производит ее необыкновенная натура.

Аулетта изображает ее как сверхчеловека — женщину, похожую на инопланетянина-гуманоида или потомка человека и призрака. Она «нервирующе спокойна». Она говорит «почти шепотом». В семь лет она сконструировала машину времени, а в девять прочитала «Моби Дика». Она наизусть цитирует Джейн Остин и к окончанию средней школы уже закончила трехлетний курс китайского языка в университете. По словам Генри Киссинджера, она обладает «каким-то неземным качеством».

Особенно поражает ее диета. Говорят, что ее холодильник практически пуст. Вместо этого она пьет спартанский напиток из капусты, сельдерея, шпината, петрушки, огурца и салата ромэн. Это было — и остается — одной из самых популярных тем для разговоров о Холмс, провоцируя статьи в HuffPost, Women’s Health и Yahoo Lifestyle. Многие задаются вопросом, как можно оставаться здоровым, питаясь такой скудной пищей.

Несмотря на то, что Холмс повержена, аскетизм в Кремниевой долине продолжает набирать экстремальные обороты. К 2020 году интервального голодания стало недостаточно и начало распространяться дофаминовое — воздержание не только от пищи, но и от любой формы стимуляции, включая музыку, зрительный контакт и игру Magic: The Gathering. Эти причуды самоотречения часто подаются как инновации в области биохакинга. Однако как антрополог, изучавший аскетизм в самых отдаленных регионах мира, я рассматриваю их как часть более крупной закономерности: добровольной шаманификации руководителей технологических компаний.

Был липкий июньский день, когда я посетил жилище шаманов. Гид и переводчик, который привел меня туда, поторговался с семьей о разумной компенсации, помог повесить москитную сетку и ушел. Мы решили, что он вернется через три недели.

Расположенный над ручьем, окруженный банановыми деревьями и грязным тропическим лесом, длинный дом был пристанищем для пятнадцати человек: родоначальницы в одеянии из кожи, двух ее сыновей (шаманов), каждой из их жен, двух незамужних сестер и восьми детей. Шаманы и их сестры понимали отдельные фрагменты индонезийского языка, но в основном они говорили на ментавайском — малоизвестном языке, распространенном только на архипелаге Ментавай в Индийском океане.

Следующие три недели были тяжелыми. Каждый день большую часть времени я проводил, сжигая кокосовую шелуху, чтобы уберечься от комаров. (Мои полевые заметки за 21 июня 2015 года начинаются словами: «К черту комаров»).

Однако еда была потрясающей.

Моим абсолютным фаворитом был угорь. Женщины ловили больших угрей длиной и толщиной с человеческую руку и готовили их в бамбуке. В отличие от жирных свиней, костлявых цыплят и жилистых обезьян, мясо угря почти полностью состояло из мягких скелетных мышц.

Именно потому, что я так сильно любил угря, я удивился, увидев, что мои хозяева-шаманы никогда его не ели. И на меня с недоумением уставились, когда я решил узнать причину. Конечно, они не едят угря. Они бы умерли. Мне сказали, что шаманы ментаваи не похожи на всех нас. Их тела особенные. Во время инициации они переходят от simata, слова, обозначающего не-шаманов и сырую пищу, к sikerei — тем, кто преобразился. После перехода и до конца жизни они обязаны воздерживаться не только от угря, но и от камбалы, гиббонов и белых обезьян симакобу, а также, довольно часто, от секса. Любое из этих занятий оскверняет священное тело шамана.

Заинтригованный, я порылся дома в старых книгах по антропологии. Оказалось, шаманы Ментаваи далеко не единственные, кто склонен к ограничениям. Среди Яномамо Венесуэлы «посвящение в шаманы включает в себя прием наркотиков, пост и медитацию». Уличи из Микронезии, специалисты по магии, «не едят определенную пищу, не прикасаются к трупу, не копают могилу, не вступают в контакт с менструирующей женщиной или не имеют половых контактов». Анализируя старый набор данных из 43 неиндустриальных обществ, я обнаружил, что шаманы в 81% обществ соблюдали запреты на еду, секс или социальные контакты. Учитывая, что данные собраны из отчетов путешественников и антропологов, вероятно, они занижены. Оказывается, самоограничения в Кремниевой долине — это не такое уж странное и новое явление, а одно из последних выражений повсеместной шаманской практики.

Чтобы понять, почему шаманы и современные технологические руководители занимаются самоотречением, для начала следует понять, что такое шаманизм.

Шаманы обещают контроль над неопределенным. Они с упорным постоянством возникают в большинстве задокументированных человеческих обществ, в том числе среди охотников-собирателей. Многие считают шаманизм утраченной или угасающей практикой, но он сохраняется во всем мире, от России до Кореи, от Швеции до колумбийской Амазонии. Люди хотят, чтобы лихорадка спала, урожай рос, а охота была успешной. Им необходимо знать, будет ли дождь на следующей неделе и станет ли успешным бизнес. Шаманы предоставляют такие магические услуги, утверждая, что взаимодействуют с невидимыми силами, которые наблюдают за непредсказуемым. Они разговаривают с богинями дождя, сражаются с ведьмами, вызывающими болезни, и обращаются к предкам, которые видят невидимое.

Конечно, если бы сосед пообещал остановить засуху, заключив сделку с богиней дождя, вы бы засомневались. Откуда у этого обычного Джо такие сверхспособности?

Этот скептицизм — главное препятствие для шаманов, и во всем мире они разработали целый набор приемов для его преодоления. Они впадают в экстатический транс. Они утверждают, что умерли и ожили. Они заставляют других шаманов хирургическим путем вставлять кристаллы в их тела. Другими словами, они трансформируются. На самом деле, эти особенности — измененные состояния, драматические посвящения, мифологии фундаментальных различий — то, что отличает шаманов от других магико-религиозных практиков, таких как священники. Подобно тому, как спокойствие, тихий голос и сверхъестественные детские способности Холмс создали ауру неземного чудотворца, шаманские практики убеждают сообщества в том, что эти специалисты — больше, чем люди.

Шаманификация руководителей компаний — это не просто отречение. Речь идет о медитации, психоделических препаратах, уединениях, наречениях, инфракрасных тепловых лампах, хирургах-самоучках и других древних или постчеловеческих штучках, которым подвергают себя руководители и основатели компаний на пути к тому, чтобы стать «своего рода доктринальными существами: святыми с айфонами» (как выразился один из авторов Vanity Fair).

«Существует культурный архетип, по которому лидеры оцениваются и оценивают себя», — говорит социолог и декан Гарвардского колледжа Ракеш Хурана. Он изучал изменение архетипов путем отслеживания текучести кадров в исторических базах данных, а также посредством интервью с генеральными директорами, консультантами по поиску персонала и советами директоров.

Он объяснил, что в течение десятилетий архетипическим генеральным директором был «организационный человек» (в подавляющем большинстве случаев это были мужчины). Воплощенный в таких фигурах, как Лью Платт из Hewlett-Packard или Майкл Хоули из Gillette, организационный человек считался конформистом и верным подчиненным, который двигался вверх по карьерной лестнице. Будучи карьерным бюрократом, он редко показывался на телевидении и никогда не нанимал авторов для написания своей мифологии. Многие люди из его компании даже не узнавали его.

В 1980-е и 90-е организационные люди вымирали, как отравленный скот, и их заменяли более блестящими породами. Это была эпоха Гейтса, Джобса, Уэлча и Герстнера. Харизма стала ключевым фактором. После того, как Hewlett-Packard вынудила Лью Платта уйти в отставку в 1999 году, глава поискового комитета объяснил Хуране, что им требуется нечто более неуловимое, чем простые управленческие навыки Платта: «огромные лидерские способности» и «умение добавить настойчивости организации».

Почему произошел переход от надежных серых костюмов к харизме? В книге «В поисках корпоративного спасителя» Хурана указывает на проблему собственности. Начиная с 1970-х годов институциональные инвесторы, такие как фонды совместного инвестирования и страховые компании, начали скупать крупные пакеты компаний. В то время торговля акциями стала новым развлечением американцев. Эти два изменения говорили о том, что посторонние люди начали интересоваться тем, кто управляет компаниями, — и эти посторонние люди хотели озарений.

«Руководители компаний позволяли себе быть вялыми и бесцветными, когда они были менее заметны в обществе», — пишет Хурана. Но с учетом того, что общественность владеет их фирмами и следит за лидерами, пресность стала менее приемлемой.

Харизматичные поступки получили влияние в сфере технологий. «Ваша работа как руководителя компании заключается в продаже самых разных людей, — говорит один из основателей и CEO в Бостоне. — Прежде всего, необходимо убедить людей присоединиться к компании и купиться на миссию. Вам также нужно продавать клиентам».

Особенно важны инвесторы. Многие технологические компании живут на инвестиционный капитал годами, поэтому восприятие инвесторов имеет решающее значение.

«Чтобы хорошо сыграть роль, нужно создать определенный персонаж, — говорит основатель и руководитель компании в Сан-Франциско. — Инвесторов часто привлекают основатели, обладающие какой-то уникальной харизмой и индивидуальностью — думаю, именно это слово они бы использовали».

Никто из основателей не придерживается строгих диет, но все они понимают то социальное давление, которое заставляет их создавать такое впечатление.

Необходимость быть особенным усиливается неопределенностью и гигантской величиной потенциальных вознаграждений. Основателям необходимо убедить инвесторов, что со временем и с помощью долларов их компании превратятся в жирных перламутровых единорогов. Но по факту они мало отличаются от других, особенно на ранних этапах. «Нет никакого дохода. Нет никакой прибыли. Есть идея, которую я не хочу продавать дешево, — говорит Хурана. — Но остается совсем мало возможностей для оценки. Вы знаете только, в какую школу ходил этот человек, с кем он знаком и где работал». Подобно шаманам, учредители играют на личных качествах, чтобы убедить инвесторов в том, что они делают что-то чудесное.

Будучи руководителем компании Twitter, Джек Дорси рассказывал об интервальном голодании в подкастах, постах Twitter и во время онлайн-опроса, организованного WIRED. «Не интуитивно, — писал он в Twitter, — но я обнаружил, что у меня гораздо больше энергии и сосредоточенности, я чувствую себя здоровее и счастливее, а мой сон намного глубже».

Возможно. Но если верить научной литературе, самоотречение — это не только лазерный фокус и уютные ночи. Интервальное голодание кажется многообещающим для людей с ожирением или диабетом, но исследования, проверяющие краткосрочное воздействие голодания на сон и когнитивные функции, обычно не показывают никаких изменений.

Так CEO-шаманы устраивают шоу? На каждом шагу люди интуитивно понимают, что самоотречение и другие шаманские практики культивируют силу. Будучи людьми, технологические руководители делают те же выводы. Таким образом, хотя бы частично их решение заниматься шаманскими практиками вызвано искренним желанием быть особенными.

Но люди — это искусные исполнители. Мы обращаем пристальное внимание на то, какие личности пользуются уважением, а затем подстраиваемся под них. Мы руководствуемся автоматическими, часто эгоистичными психологическими процессами, а затем обманываем себя благородными оправданиями. «Конечно, весь мир — это не сцена, — писал социолог Эрвинг Гофман, — но важные направления, где это не так, трудно определить». Если руководители компаний похожи на остальных, то их персонажи (включая шаманские элементы) корректируются ради славы, а затем рационализируются.

Любая мотивация приводит к одному и тому же результату. Если отбросить модные словечки вроде биохакинг и трансгуманизм, то многие технические руководители становятся похожи на танцоров транса и знахарей из древних обществ. Пока одни люди ищут чудеса, другие соревнуются в умении казаться чудотворцами, вечно воскрешая древние и проверенные временем техники. Шаманизм — это не утраченная мудрость и не суеверие. Это отражение человеческой природы, пленительная традиция, которая развивается вокруг, пока люди обращаются друг к другу за чем-то необычным.

Материал подготовила команда издания о бизнесе, жизни и саморазвитии «Идеономика». Статьи по теме:

• Неподходящий день для пончиков: как пятницы становятся нерабочими.
• Потерянность как норма: что такое «кризис четверти жизни».
  
• Деньги, счастье, смысл жизни: какая между ними связь.

#джекдорси #биохакинг