«Первые два месяца вообще только плакал»: главное из фильма «Русфонда» о болезни Олега Тинькова Статьи редакции

Я никогда не думал, что можно лечиться несколько лет. Я из этих 12 месяцев четыре пролежал в клинике. Насмотрелся смертей. Я так понимаю, у нас все эти проценты ещё больше. Но и в Германии, и в Лондоне — это боль, страх, смерть и слёзы.

Я плакал в 10 раз больше, чем за всю свою жизнь. Первые два месяца вообще только и плакал. Бесился, ко мне психологи приходили успокаивать.

У меня шесть недель не поднимались клетки. Я сидел в запертом боксе, видел только врачей и медсестёр.

Олег Тиньков

Я читаю много тех, кто переболел. Мне понравилось то, что сказал тренер ФК «Болонья» Синиша Михайлович: «Это не стыдно — бояться умереть».

Когда случилось всё, члены семьи прилетели, бросили школу и всё остальное и сидели со мной ещё две недели.

Мой младший сын Рома, кстати, медициной и химией интересуется. Он даже заволонтёрил: две недели работал в нашей клинике Helios на онкологическом этаже, чтобы меня видеть почаще. Он тоже видел умирающих людей. И я, конечно, знал, что Рина, жена моя, ангел, но она проявила себя очень чётко.

Олег Тиньков

Врач сказал, что у меня лейкемия. Я говорил, что такого не может быть: «Проверяйте ещё раз». Снова взяли кровь, он вернулся и заявил, что химиотерапию нужно начинать завтра. Я отказался и предложил как-то по-другому лечить. Он сказал, что тогда я умру через две недели. Я решил, что тогда и лечиться не буду.

Зачем мне это надо? Я такую жизнь прожил: денег столько заработал, покорил все бизнес-вершины, дети, прекрасная семья, весь мир посмотрел. Тут жена меня взяла и сказала: «Быстро лечиться. Всё будет окей. Ты ещё не видел внуков. Ты ещё не поженил своих детей. Ты ещё пока не умираешь».

Олег Тиньков

Я вёл активный образ жизни и ничем не злоупотреблял. При слове лейкемия единственный образ, который у меня возник, — это Раиса Горбачёва. Вроде она от лейкемии умерла.

Ты как будто гриппом заболел: у тебя температура, потеешь, слабость, лежишь в кровати. Справедливости ради, уставать я начал два месяца назад. Я плавал каждый вечер по два километра, а потом еле-еле один не мог проплыть.

Олег Тиньков

Берлинский счёт был €120 тысяч (10,8 млн рублей). Я бы не сказал, что это дорого: это три месяца в госпитале с тремя химиотерапиями, со всеми побочками.

У меня было два страшных сепсиса, когда у меня была температура 40,1°. Как они профессионально сработали. Тут же ночью взяли кровь, в пять утра уже дали правильный антибиотик, в шесть утра на адреналин посадили.

Я сдал костный мозг на анализ и полетел в Лондон к дочке. Уже когда я был здесь, пришли результаты. Аветисов посоветовал мне профессора Гриббена. Так я вышел на The London Clinic.

Он сказал, что на моём месте сделал бы трансплантацию, потому что вариант рецидива на 10 лет — 80%. Но через 10 лет будет «другая игра». Сейчас есть шанс кардинально это порешать, но от пересадки умирает 25%. Поэтому я остался в Лондоне.

Олег Тиньков

Могу сказать, где я точно хочу приложить усилия и где я точно мог бы быть полезен со своими талантами. Первое — это изменение российского законодательства. Там нет критических проблем, но кое-что поправить можно.

Вторая цель фонда: обучение врачей. В Лондоне ты врача почти не видишь — только раз в день при обходе. Всё делает средний персонал, и они очень качественно обучены и понимают, что они делают.

Третье, самое главное — это вообще развитие донорства. Сейчас 130 тысяч доноров в России. Я хотел бы, чтобы их было хотя бы 1 млн. Задача фонда будет выполнена, если из 5000 наших соотечественников, которые умирают каждый год, не дождавшись донора, выживет хотя бы 1000.

Развитие донорства — это понятная и посильная для меня задача. Какое-то приложение усилий на рубеже 2-4 лет при помощи моих денег и моих предпринимательских инициатив всё сдвинет кардинально.

Элемент эга, наверное, тоже присутствует, но я об этом не задумывался. Плевать. Если не будут умирать несколько тысяч людей в год — мне это важно. Я заработал столько денег, что смог позволить себе лечиться в London Clinic, а 139 млн людей не может себе этого позволить. Поэтому нужно попытаться в России что-то поменять.

Олег Тиньков

Эти деньги могут пойти на изменение законодательства и пропаганду донорства. Его никто не понимает — боятся слова «костный мозг». Мне звонил бывший президент «Мегафона». Говорит, тебе череп как распиливали — пилой? Все думают, что это головной мозг, кто-то — что спинной. Я уже придумал, что это должно называться донорство стволовых клеток. С помощью рекламы за счёт фонда будем прокачивать население в том, как важно спасти жизнь человека.

Тебе всего лишь надо сдать 10 миллиграмм крови или взять слюну на ватной палочке и послать её в конверте. Это называется типирование. Когда мы говорим о миллионе в регистре, имеются в виду только потенциальные доноры. И только одного из 10 тысяч вызывают сдать кровь — это и есть стволовые клетки. Задача просто увеличить количество этих доноров.

Олег Тиньков

Я с утра до вечера молюсь этой немке, которая мне спасла жизнь. Она просто пошла, четыре часа сдавала клетки, чтобы какой-то парень из Сибири их получил и выжил. Это, конечно, меняет сознание.

А что стоит нашей молодёжи протипироваться просто, чтобы он был в регистре, и потом спасти кому-то жизнь. Для этого нужно пять таких фильмов, реклама на центральных каналах с посылом, что сдать стволовые клетки — это очень просто.

Олег Тиньков

Мы хотим, чтобы регистры становились как можно больше, но на западе так сложилось, что регистры здесь строят частные неправительственные организации. Правительство помогает деньгами.

Джон Гриббен, профессор, глава Европейской ассоциации врачей-гематологов

Я бы сказал, что Минздрав должен быть регулятором и заставить фонды объединиться. Мы готовы тратить силы и средства, чтобы их объединить. У нас нет задачи создать ещё один фонд, «самый крутой».

Наверное, там будут какие-то личные амбиции и эго, хотя я до сих пор не могу понять, как благотворительность уживается с эго.

Мне нашли четырёх доноров — турка, полячку и двух немок. Представляете, какая коллаборация: нашли их из Лондона, нажав две кнопки на компьютере. Helios (немецкая клиника) сразу передала их по этой системе. Тут же клетки привезли. Всё работает как часы — о какой конкуренции можно говорить.

Моя дочка Даша сейчас как раз затипировалась ватными палочками. Сейчас это делает, по-моему, карельский регистр. За €25 конверт с палочками отправляют в Германию. Я думаю, что такая лаборатория должна быть построена в городе Тамбов и там за 100 рублей это делать.

Есть Нюта Федермессер. Я читал, что её президент медалью наградил. То есть она, как я понял, смогла доказать чиновникам, что нужны хосписы. Наверное, и мы можем как-то доказать, что нужен большой регистр доноров костного мозга.

Олег Тиньков

Я создал 100 тысяч рабочих мест. В разных сферах многого добивался.

Я никогда не понимал, что сделал Билл Гейтс: он же был президентом Microsoft, зачем он всё бросил и ушёл в благотворительность. Как я сейчас хорошо понимаю его. Это действительно надо прожить, чтобы понять.

Олег Тиньков