31 октября, понедельник, через 3 дня я достану нож в администрации.
Это настоящая история. Происходит со мной прямо сейчас. Пишу как есть. Все части на Медиум.
Этот призрак лагеря уже начинает надоедать. То дверями хлопает, то суп в раковину выльет.
Но интереснее всего — звуки, которые он издает. Он всегда громко сморкается и громко кряхтит. Неестественно громко. Как будто он специально старается это делать как можно более страшным. Для того, чтобы все думали, что это какой-то зверь опасный.
Я, кажется, пару раз слышал, как он пытался рычать. Рычать, Карл!
И ни разу я его еще не видел. Каждый раз, как слышу его, иду посмотреть — и никого.
Сегодня Хэллоуин, я вечером в город поеду. Может это он так готовится к празднику? Праздничное настроение создает? Тогда одобряю. Аутентичность — это похвально. Только в другие дни-то зачем это делать?
Хоть чесноком натирайся, бери кол осиновый, да на охоту выходи.
Но иногда и другие аномалии случаются. Прямо противоположные. Например, пару дней назад я видел, что с утра у нас все полы в общих помещениях вымыты. На кухне, в душевых, в туалете. Грязь не убрана, но полы чистые. Прямо заметно, что кто-то их специально намывал.
Думаю, это уже другой человек делает, не наш призрак. Потому что если это одна и та же личность, то я в недоумении.
1 ноября меня не было в лагере. Я в другом месте был. Не буду ничего рассказывать. Поработать так и не получилось. Хорошо, что вчера чесноком не стал натираться.
2 ноября, среда. Завтра я достану нож в администрации.
Утро началось волнительно. У Никиты новый трансфер. Только закончились праздники — сразу в путь. Теперь он его не пропустит. Он должен ко мне попасть. У пары других русских тоже трансфер. Мы постоянно на связи.
— Уже приехали в Карлсруэ? Когда приедете? Куда вас везут? Еще не сказали?
Я уже наученный. Знаю как все будет проходить. Сначала в Карлсруэ, а потом уже по месту назначения. Знаю, что в том самолетном ангаре под номером, тем же номером, который на твоем листочке написан, будет стоять название округа в который тебя распределили.
Жду… Жду… Давай… Давай… Пусть там будет написано «Rhein-Neckar-Kreis». Я тут живу. Пусть их всех ко мне присылают. Всех, что есть. Мы дальше уже сами. Соберем всех. И украинца Прохора к нам возьмем. Нам нужна стая. Наша стая. Мы тогда этого призрака лагеря отловим и п&зды ему вставим… Фигурально выражаясь.
Пропали. Не отвечают. Чего молчат? Алё! Чего вы все молчите, стая?!
Никиту в одно место…
Других русских в другое…
И всех не в Rhein-Neckar-Kreis…
Настроение на ноль. €б&сь оно всё в рот. Эх, Фартуна, з@ссыха же ты гн&ложöпая.
А сегодня после обеда еще нужно с Исханом в администрацию сходить. Бумажку эту отдать, чтобы ему новое место выделили. Кого теперь вместо него со мной поселят? Животное какое-нибудь?
Я никакой. Просто никакой. Я не эмоциональный человек. Но я хотел стаю. Хотел, чтобы мы тут все вместе были, брат за брата.
Да, да, звучит как будто это не я говорю, а Джейсен Стетхем. Но блин… Я хотел стаю!
Пойду хоть помоюсь. Отмоюсь от этого всего. Постоишь под душем и вроде норм. И вроде все снова хорошо.
Моюсь. Ну как моюсь. Стою просто под горячей водой. Я тут мало по чему русскому скучаю. Разве что — по бане. По нормальной русской бане.
В Германии я пока только общие бани видел. Тут все ходят в одну, и мужчины и женщины. И принято голым париться, не прикрываясь.
Ты вот обрадовался сейчас. Я тоже обрадовался, когда узнал, что тут в банях голые женщины ходят. Но реальность, брат, гораздо суровее.
В теории, голые женщины тут, может, и появляются иногда. Но на практике тут одни старики с яйцами, отвисшими до пола. И даже жару не поддашь, все сразу начинают жаловаться, что, мол, слишком жарко… Ну алё, это ж баня! Тут должно быть как в аду. Чтобы «На, гадина, получай!». Не понимают.
Скучаю я по бане. Поэтому в душе у меня вода — почти кипяток. После меня всегда вся душевая в пару, не видно ни зги.
Стою. Слышу хлопок дверью. Кто-то еще зашел в душевые. И тут — рык. Рык, Карл!
Вот сейчас я тебя и увижу, животное. В глаза твои посмотрю.
Штаны натянул наспех. Выхожу из своей душевой будки.
— Здарова, Прохор