Главным лимитирующим фактором любых экономических преобразований является культура, уверены эксперты, опрошенные Центром социального проектирования «Платформа».
В венчурном бизнесе влияние культурной среды чувствуется особенно сильно, поскольку в рискованном, творческом, высокомотивированном мире инноваций велика роль личности, базовых ценностей – доверия, одобрения, поддержки – и современных культурных и медиа-тенденций. Мода, задаваемая культурой, определяет и сферы деятельности инноваторов, их желание заниматься бизнесом, ощущение себя как передовой части общества. Отсутствие позитивного образа предпринимателя-инноватора в массовом сознании россиян, восприятие неудач как свидетельства некомпетентности, культурный фокус в прошлое, а не в будущее и масса других факторов лишают инновационную деятельность социальной привлекательности. России необходима мода на инновации, персонализация образа технологического предпринимателя.
Российская модель поддержки и развития инновационной сферы через институты развития практически полностью скопирована с американской, отмечают эксперты. Но концепцию приходится постоянно менять и адаптировать – культурная среда предопределяет успешность применения тех или иных экономических моделей в конкретном обществе.
Импортировать эффективно работающий институт из других стран почти бесполезно. Так, пересаженное в принципиально другую культурную почву дерево может приносить горькие плоды, хотя, в общем, это то же самое дерево. Демократические конституции большинства латиноамериканских стран не хуже североамериканской, но не работают, поскольку их культуры основаны на отчуждении от инвестиций и стремлении к рентам. А закон о банкротстве, за принятие которого в России мы боролись в конце 90-х как за инструмент санации промышленности, оказался великолепным инструментом рейдерских захватов.
Образование, искусство, медийная политика, культивируемые государством ценности, общественная реакция на успехи и неудачи, престижность профессий – все эти сферы влияют на степень благоприятности культурной среды вокруг инновационного бизнеса.
Сейчас все говорят о культурном аспекте – казалось бы, далеко от экономики, но на самом деле не так уж далеко. Инновации двигает не студент, не ученый, не бюрократ, не служащий госкорпорации, их двигает инновационный предприниматель. А инновационный предприниматель – это глубоко культурное, культурно насыщенное явление, которое появляется в определенных условиях. Ему нужна определенная система образования, политическая система, экономическое устройство общества и так далее… Институты тоже важны. Но они должны уже стоять на какой-то основе.
Культ личности инноватора
Некоторые эксперты отмечают, что при копировании американской модели поддержки инноваций произошел также экспорт американского образа инноватора времен ранней Кремниевой долины: недоучившийся студент-гений, создавший в гараже прорывную технологию и ставший миллиардером благодаря эффективной системе поддержки инноваций.
Но, если мы посчитаем, сколько таких примеров, недоучившихся студентов, ставших технологическими миллиардерами, их очень немного… Сейчас в Америке по результатам исследований средний возраст инноватора – 40-50 лет. Основную инновационную работу в экономике делают зрелые люди. Они же, как правило, и более эффективные стартаперы. Стартапят уже после того, как у них за плечами какой-то бизнес.
Экспортированный образ студента-инноватора уже не актуален в мировой культуре и совершенно неорганичен в российской, говорят эксперты.
Как отметил руководитель корпоративного акселератора, российский предприниматель – это Кулибин. Это человек, обладающий технологическим бэкграундом, который создает продукт, как правило, по модели B2B, а не B2C. Ему около 30-35 лет, он поработал какое-то время в корпорациях, набрался опыта, нашел партнеров-единомышленников и ушел делать свой бизнес».
На персональном уровне образец инноватора в России отсутствует, хотя в культуре это довольно персонализированная область, в отличие от массовых производств. Появление культурного типа героя-инноватора, который служит образцом, демонстрирует риски и возможности этой деятельности, является актуальным и безответным запросом. Эксперты указывают, что в отсутствии собственных образцов происходит их экспорт: симптоматично, что культовым образцом инноватора в России стал американский предприниматель Илон Маск.
При значительных вложениях в коммуникационную сферу и наличии сильных информационных ресурсов государство и массовая культура не сформировали позитивный образ современного изобретателя – ни на уровне художественных продуктов, ни популярных общественных программ. Примерно такая же ситуация сложилась и с позитивным образом предпринимателя в целом. В итоге деятельность инноватора осталась в тени; если и появлялись имена в информационном поле, то основой их появления был конфликт с государством или продажа бизнеса зарубежным инвесторам.
Без права на ошибку
Отсутствие «правильного» положительного образа инноватора в массовой культуре – не единственная проблема среды, в которой должны вырастать стартапы. Одним из самых главных культурных тормозов развития инновационных процессов эксперты считают отсутствие в общественном сознании «права на ошибку». Массовая и медийная культуры крайне скептичны к ошибкам и неудачам, они воспринимаются не как часть инновационного процесса, а как его результат, обусловленный некомпетентностью менеджмента, нецелевым использованием инвестиций и достойный однозначного осуждения.
Право на ошибку – это самое, наверное, большое и важное право для венчурного инвестора. Потому что он набирает портфель, вкладывает в десяток компаний, из них семь – полный провал. Две – более или менее, а одна возвращает весь фонд. Это может варьироваться, у всех по-разному, но арифметика примерно такая. И если кто-то зарабатывает на Яндексе 800 иксов, но при этом у него есть большое количество неудачных инвестиций, где он потерял деньги, с точки зрения нашего закона, его надо наказать. С точки зрения любого бизнесового подхода, он очень умный и очень успешный инвестор.
Эксперты отмечают, что игрокам инновационного рынка приходится приспосабливаться к этим реалиям, фокусируя внимание не на количестве успехов и неудач, а на других показателях.
Отсутствие права на ошибку в общественном сознании – результат медиа-политики, которая, в свою очередь, воспроизводит общую идеологию государства, проверяющих и правоохранительных органов. Неудачи инновационного бизнеса зачастую заканчиваются широко освещаемыми уголовными делами в отношении разработчиков и фондов; и без того рискованный венчурный бизнес приобретает дополнительные «силовые» риски.
Что нужно, чтобы корпорации успешнее внедряли инновации? Нужно, чтобы это было почетно, и везде был положительный опыт. У нас какой опыт? Негативный: этого посадили, того посадили, тут уголовное дело. А должно быть: «Смотрите, вот Вася внедрил то-то, и вот какой он герой и молодец.
Ретро вместо модерна
Эксперты фиксируют противоречие в общественных стереотипах россиян относительно инновационных процессов. С одной стороны, распространено устойчивое мнение о креативных способностях жителей России, их умения находить нестандартные решения. Население верит, что Россия способна к серьезным технологическим прорывам, продолжают работать стереотипы прошлого, в которых «запечатано» технологическое лидерство СССР. При этом представление о конкретных инновациях или решениях, которые были созданы в России в последние десятилетия и которые можно было бы отнести к «прорывным», размыто. Серия глубинных интервью показывает, что реальной сферой инновационного развития в стране считается засекреченный оборонный комплекс и, в меньшей мере, космические программы, хотя относительно последних уже отчетливо проявлена позиция, что лидерство потеряно.
Еще один фактор, сдерживающий инновационную динамику: общий культурный и идеологический вектор в сторону консервативных ценностей и ретро-эстетики, в то время как инновации являются частью культуры модерна. Культурное пространство едино, и когда на нем появляются противоположные векторы, они «гасят» друг друга. Основа инновационной культуры – возможность поставить под сомнение порядок вещей, опрокинуть стереотип, повышенная мобильность, которая также задается культурным кодом. Инновации предполагают высокий уровень персонализма: стремление выделиться, изменить мир, реализовать себя в нем.
Для Америки естественно, что ученый хочет стать богатым человеком, там сам по себе климат очень предпринимательский. Но для европейской и для нашей [российской] ментальности более свойственно, что ученый хочет стать знаменитым человеком, выделиться. Любой ученый, специалист, конечно, хочет и заработать, но это уже на втором месте.
Экономисты также обнаружили, что индивидуализм,который считается необходимым фактором инноваций, в России нарастает с запада на восток, и к Дальнему Востоку достигает очень высоких значений. Это означает, что при создании других условий там возможны радикальные инновации.
Когда культурная среда сфокусирована на прошлом, она гасит базовые стимулы инноваций, причем не только у самих изобретателей и разработчиков. Настроение передается менеджменту крупных бизнес-структур, чиновникам. Положение инноватора становится маргинальным. Эксперты уверены, что, не меняя культурные модели, невозможно создать благоприятные условия для массового появления инновационных компаний.
Мода на венчур
В России отсутствует поведенческая модель, которая мотивировала бы людей к уходу в инновационный бизнес. Вместе с тем, эксперты отмечают, что рекрутирование людей в инновационную сферу все равно происходит. Сказывается глобальная ситуация: скорость изменений, возможность выхода за национальные границы, повышение ценности знаний, запрос на новые технологии.
Исследования нашего института показывают, что слой частных технологических компаний есть. В макроэкономическом плане он, конечно, небольшой, тонкий, но динамичный и быстрорастущий. Они являются носителями вполне определенной технологической культуры, инновационной культуры, не такой, как в Америке, не такой, как в Германии. Это очень специфическая, наша культура, там они все такие уже люди возрастные, большинство из них – основатели и руководители – выходцы из советской научно-технологической элиты, но выбравшие стезю технологического предпринимательства в 90-е годы. Это было очень странное решение, но они это сделали. И тогда зародилась эта самая технологическая культура, наша, специфическая.
Культурные коды могут как поддерживать, так и тормозить инновационный процесс и подходы к его финансированию. Становится принятым или не принятым инвестировать в инновационный бизнес. Если венчурные инвестиции не считаются ценными, необходимыми и перспективными, находятся вне фокуса финансового мышления граждан и частного бизнеса, то финансированием инновационной сферы остается заниматься государству. Но идти за государственными инвестициями готовы далеко не все стартапы – тема токсичности госденег общеизвестна.
России необходима мода на венчурные инвестиции, уверены эксперты. Крупным компаниям должно быть престижно, правильно иметь свой венчурный фонд, биржевым игрокам – вкладываться в акции инновационных компаний, медиа – писать об инновациях, а людям – интересоваться научными открытиями и технологическими изобретениями. При этом необходимы комплексные меры и программы с горизонтом планирования в несколько десятилетий.
Лимитирующим фактором при комплексных законодательных, политических и экономических преобразованиях является именно культура. Благодаря естественным экспериментам XX века мы теперь точно знаем, сколько времени нужно, чтобы культурные характеристики изменились. В классической статье итальянского экономиста Альберто Алесины «Good bye Lenin (or not?)» показано, что через 25 лет после объединения у жителей Восточной Германии происходят заметные, но не окончательные изменения ценностных предпочтений, при этом даже молодые поколения продолжают воспроизводить различия. В целом, нужно 40 лет. То есть то, что было известно пророку Моисею, в XXI веке стало достоянием исследователей.