Как говорил журналист Генри Менкен, «У каждой сложной проблемы есть решение, которое является очевидным, простым и ошибочным». Эту цитату можно применять к любой социальной проблеме, но ничто так не генерирует поток очевидных и ошибочных политических решений как трагедии, сопряженные с гибелью людей.
Не так давно российские политики выучили американское слово «Колумбайн» — так называется сельская школа в штате Колорадо, где случилась не первая, но самая известная школьная стрельба. 20 апреля 1999 года двое старшеклассников — Эрик Харрис и Дилан Клиболд — заявились в школу с четырьмя единицами огнестрельного оружия и кучей самодельных бомб, убили 13 человек и застрелились сами.
История Харриса и Клиболда прогремела на весь мир и обросла толпой фанатиков-подражателей. Одним из таких был Владислав Росляков, который в 2018 году застрелил 20 человек в колледже в Керчи. Он был одет в белую футболку с надписью «Ненависть» — нечто среднее между белой футболкой «Естественный отбор» Харриса и черной футболкой «Ярость» Клиболда. Росляков устроил взрыв, а затем устроил стрельбу и застрелился в библиотеке.
Эльназ Галявиев, который недавно застрелил девять человек в гимназии в Казани, отправился туда в шарфе с надписью «Бог», и после задержания сообщил полиции, что он сам — Бог. «Дневник Бога» — так назывался журнал, в котором Эрик Харрис описывал свою ненависть к человечеству.
Масс-шутинг — это относительно недавнее явление, характерное для развитых стран — прежде всего, в США. Стрельба в публичных местах началась с распространением огнестрельного оружия, но случаи, когда человек стреляет по незнакомым людям без видимой причины довольно новы. В 1969 году 16-летний Майкл Эндрю Кларк угнал у родителей машину, остановился на шоссе и принялся расстреливать проезжающих мимо из винтовки. Перед тем, как застрелиться, он успел убить троих. В 1966 году Чарльз Уитмен забрался с винтовкой на башню Техасского университета в Остине. Он успел застрелить 15 человек, пока его самого не застрелила полиция.
Насколько часто случается подобное? Американский проект Mass Shooting Tracker подсчитывал все случаи, где было застрелено больше четырех человек. Туда попадали разборки между бандами, разбойные нападения, домашнее насилие — все значимые случаи. Этому порталу американские СМИ обязаны громкими заголовками вроде «1000 шутингов за последнюю 1000 дней», но стоило очистить статистику от обычного криминала, как это делает сайт Mother Jones, и получается куда меньше: 124 случая с 1982 по 2021 год. Получается, что масс-шутинги — это относительно редкие события, которые унесли жизней меньше, чем ДТП в спокойный год.
При этом они генерируют огромное количество страха, и вот почему: в случае ДТП мы знаем, как снизить риски — переходить дорогу только на зеленый, пристегиваться в машине, устанавливать детские кресла. Мы даже примерно понимаем, как снизить уровень обычной преступности. Другое дело — шутинг: человек тщательно готовится, запасается арсеналом, приходит в публичное место и начинает расстреливать всех подряд.
Если нам непонятен смысл происходящего, мы не можем ни предотвратить, ни избежать ситуации, но мы понимаем, что речь идет не о случайности: перед нами человек, который все продумал. Поэтому нас утешают новости о том, что у стрелка обнаружили психическое отклонение — как у казанского Галявиева. «Да он просто больной» — казалось бы, объяснение найдено. Но по статистике психически больных людей среди стрелков всего 6%, тогда как в действиях большинства есть замысел, мотивация, логика — просто они не понятны нам.
Особенно пугают всплески насилия в школах, и дело даже не в том, что гибнут дети, а в том, что убивают их другие дети. В России подобное происходит куда реже, чем в США: пять эпизодов с огнестрельным оружием, полтора десятка с пневматическим и холодным, но страх перед «Колумбайном» все равно неизбежно поражает общество.
В таких случаях публика выдвигает самые разные версии, пытаясь дать происходящему хоть какое-то объяснение. Объяснения можно условно разделить на консервативные и либеральные. Первые говорят, что все дело в бездуховности и вседозволенности, нужно больше запретов и школьных охранников. Вторые говорят, что дело в насилии и травле, нужно больше заботы и психологической помощи.
Однако это те самые простые, ошибочные и очевидные решения. Это доказывает как статистика, так и история самого знаменитого шутинга, описанного Дэйвом Калленом в книге «Колумбайн».
Автор развенчивает миф о том, что существует особый типаж стрелка: анализ 41 инцидента говорит о том, что не существует единого профиля. Возраст, пол, раса, социальные признаки — все это варьируется. Потенциальных стрелков видят как нелюдимых одиночек, но исследования показали, что лишь 12% из них не имели друзей, но почти половина была вовлечена в какую-нибудь социальную активность в школе. В паре из «Колумбайна» одиночкой был Клиболд, Харрис же, напротив, был социально активен. При этом именно Харрис был движущей силой.
Пресловутые жестокие видеоигры были обнаружены только в 15% случаев. В половине случаев стрелки увлекались каким-либо жестоким контентом — проявляли интерес к массовым убийствам, нацизму и схожим темам. Как раз Харрис писал школьные сочинения на тему нацизма, и один раз сдал сочинение про массовое убийство в школе.
Более запутанным вопросом оказывается семья. Так, по статистике, 63% стрелков выросли в полных семьях. Однако с ней спорят данные служб США, которые утверждают, что родители развелись с 71% случаев, и что только 23% стали жертвами семейного абьюза. У Харриса и Клиболда семьи были благополучными. Эрик Харрис вырос в семье военного летчика и домохозяйки. Семья Дилона Клиболда была и вовсе либеральных взглядов: оба родителя выросли на гуманистических идеях 60-х, были противниками насилия и старались выстраивать с детьми равные доверительные отношения. Будущих стрелков не били, а самыми страшными наказаниями были запреты на выход из дома или пользование компьютером.
Психологические проблемы — еще одно возможное объяснение: половина нападавших страдала депрессией. Некоторые из них посещали психологов, кому-то была оказана медикаментозная помощь. Примерно за год до шутинга участников «Колумбайна» поймали на краже, но вместо тюрьмы их родителям удалось вписать своих детей в программу перевоспитания малолетних преступников, в рамках которой они выполняли общественные работы и регулярно посещали психолога. Нелюдимый Клиболд закончил программу с горем пополам, зато маниакальный Харрис перевоспитался с отличием и досрочно. Так что самый опасный из них успешно обманул систему психологического надзора. Харрис, кстати, принимал антидепрессанты вплоть до самого расстрела в «Колумбайне».
Но, пожалуй, самое популярное сегодня объяснение шутингов — это буллинг. Долгое время поступок в «Колумбайне» пытались объяснить безумной ненавистью со стороны подростков — затравленных школьных аутсайдеров. Однако это миф, и появился он так: в школе была группа подростков-неформалов, которые ходили в черных плащах. Все началось с того, что кто-то из них решил носить как повседневную одежду плащ с Хэллоуина. Их начали травить, считали фриками, в шутку называли «Мафией в плащах». Но Эрик и Дилан в эту компанию не входили: черные плащи они приобрели незадолго до нападения, чтобы удобней прятать оружие. Они также сняли плащи после начала стрельбы, но их образ запечатлелся в создании общественности и очевидцев. Кому-то показалось, что они были еще и накрашены, кто-то припомнил «мафию в плащах». Кто-то из очевидцев обозвал стрелявших самым обидным, по его мнению, словом — геями. И вот уже СМИ говорили о нападавших как о «банде готов-гомосексуалистов с выбеленными лицами». Спустя пару дней на панихиду даже пришел настоящий гот из соседней школы, заявив, что хочет «почтить память ребят, которых годами унижали».
Консерваторы с готовностью подхватили образ готов-сатанистов, либералы — историю травли непохожих. Но в реальности не было ни готов, ни буллинга. Реальный Харрис с Клиболдом не были жертвами травли. Напротив, в дневниках они хвастались, что травили других — особенно младшеклассников. Одно время они проводили рейды на дома тех, кто им особенно не нравился — портили их имущество и делали мелкие пакости. Одного своего приятеля они достали так, что тот жаловался в полицию. Так что буллинг — это не про «Колумбайн».
Но если посмотреть на исследования, гипотеза травли будет убедительной: 80% нападавших испытывали на себе словесную травлю, 40% — физическую. Имеются также и другие исследования, которые утверждают про 50% случаев травли. Американская статистика сообщает, что за последние 20 лет процент американских подростов, жалующихся на травлю, снизился с 30% до 20%. Что такое буллинг? 19% — обзывательства, 16% — распространение слухов, 9% — физическое воздействие. Объем буллинга в американских школах снижается, причем шутинги участились именно тогда, когда буллинг достиг исторического минимума.
К тому же, замыслы школьных стрелков чаще всего далеки от банальной мести. Эрих Харрис изготовил три больших бомбы из баллонов с пропаном. Первую он установил в парке: она должна была взорваться раньше, чтобы отвлечь полицию. Затем должны были взорваться две бомбы, установленные в школе, и обрушить потолок второго этажа на всех, кто собрался в столовой, похоронив примерно человек 500. Потом ученики должны были выбегать через главный вход, где бы они попали под перекрестный огонь Харриса и Клиболда. Так они рассчитывали убить еще сотню-другую. В своей машине они тоже оставили взрывчатку — та должна была взорваться, когда приедут врачи, полицейские и журналисты.
Ни одна из пропановых бомб не взорвалась. План кажется слишком изощренным для мести. Подростки и не скрывали своих истинных намерений: они хотели убить как можно больше людей, побив рекорд Тимоти Маквея, подорвавшего здание в 1995 году — погибли 168 человек. Это преступление признано самым крупным террористическим актом в истории Америки.
Изучив тонну материала, мы приходим в тупик: нет никакого профиля террориста, многие увлекались жестоким контентом, а многие и не увлекались, у одних была депрессия, у других не было, одни лечились, другие — нет, кого-то травили, а кто-то сам был источником буллинга. И что самое главное — на свете есть много людей, которые удовлетворяют всем этим факторам риска, но лишь единицы — и не самые очевидные — берутся за оружие.
В школах пруд пруди и маниакальных мизантропов вроде Харриса, и депрессивных непонятых социопатов вроде Клиболда. Более того, таких всегда хватало. Почему же именно в наше время развитые страны получили массовую стрельбу?
Джоел Капеллан из Факультета уголовного права Городского университета Нью-Йорка в своей докторской диссертации написал, что поведение масс-шутера походит на поведение самоубийц, нежели убийц. Типичный убийца стремится скрыть следы преступления и избежать наказания, тогда как масс-шутер поступает ровно наоборот: 40% из них кончают жизнь самоубийством. Оставшихся убивают при задержании либо сажают на огромный срок. В любом случае они понимают, что жизнь кончена. Автор находит много общего между статистикой суицидов и масс-шутингов в США: и там и там большинство составляют белые мужчины, и даже возрастные риски распределяются схожим образом. Большинство убийств совершаются в городах, тогда как большинство масс-шутингов — в пригороде и селе — там же, где обнаруживается больший процент суицидов.
Далее автор анализирует большинство причин самоубийств, чтобы отыскать параллели с масс-шутингом: частично подтвердилась лишь одна из них. Теория социальной интеграции — ее выдвинул социолог Эмиль Дюркгейм в книге «Самоубийство» больше ста лет назад. Он полагал, что люди зависимы от уровня социальной сплоченности, а на него влияют две основные силы — интеграция и регуляция. Избыток или недостаток любой из них ведет к проблемам, в числе которых оказывается и суицид. Порой к суициду приводит избыток социального давления и регуляции, и это более характерно для архаичных обществ вроде Японии с ее 33 разновидностями самоубийств. Но также при недостатке социальной интеграции индивид чувствует себя покинутым и несчастным, оказываясь склонным к так называемому «эгоистическому суициду». Именно этим Дюркгейм объяснял рост числа самоубийств в современной ему Европе.
За много лет теория обросла критикой, однако она до сих пор объясняет многое. Например, почему в мировом рейтинге самоубийств традиционные общества соответствуют с развитыми странами, а также откуда берется такое количество самоубийств в благополучных регионах вроде Финляндии. Главными механизмами социальной интеграции, по Дюркгейму, является семья и религия. Они формируют комьюнити, дают чувство сопричастности и наполняют жизнь смыслом, поэтому разводы связаны с повышенным уровнем самоубийств. А религия и общины интегрируют людей.
Затем автор анализирует, как американские шутинги за 40 лет коррелируют с уровнем семейных и религиозных связей. В случае семьи выходит положительная корреляция: чем выше уровень семейных ценностей в регионе, тем выше уровень шутингов. Впрочем, автор дает этому несколько возможных объяснений, одно из которых в том, что стрельба в принципе случается чаще в пригороде и сельской местности — там и выше уровень семейственности. Однако обратная корреляция с религией свидетельствует в пользу теории Дюркгейма. Увеличение уровня религиозности на одно стандартное отклонение снижает вероятность шутинга на 30%.
Диссертация ожидаемо заканчивается утверждением, что результаты смешанные, требуются дополнительные исследования. Эта диссертация посвящена шутингам как таковым, а не только их школьной разновидности. Автор открыл нечто очень важное, взглянув на шутинги как на экстремальную форму самоубийств. Это объясняет, почему масс-шутерами становятся такие разные люди. Также понятно, почему в США шутинги происходят в пригородах и селах: школа там — безальтернативный стержень социальной жизни. Расовый состав тоже объясним: черный подросток может пойти в школу или вступить в банду, мексиканец — тоже, а у белого подростка кроме школы нет другого выбора. Женщин здесь мало потому, что у них в основном лучше развиты социальные навыки, и они лучше интегрированы в общество.
Еще можно вспомнить Дюркгейма, который заметил, что уровень самоубийств в обществе снижается, если оно сплочено идеей борьбы или переживает общую трагедию — например, во время войны. Это объясняет, почему шутинги происходят в благополучном районе, а не в гетто.
Еще одно важное замечание: в одном из исследовании было показано, что 71% шутеров были убеждены, что их травят. Ключевое слово: убеждены. Если вы чувствуете недостаток социальной интеграции, или вы аутсайдер, то легко убедить себя в том, что вас травят. В итоге мы дошли до того, что травля снизилась до своего исторического минимума, а число обиженных людей, наоборот, выросло. Можно оборудовать камеры каждый квадратный метр школы и исключить буллинг вовсе, но нельзя заставить людей общаться.