Культурная гомогенизация как побочный эффект глобализации диалектическим образом порождает протестное движение в виде гастронационализма (он же гастрошовинизм). Этот термин в 2010 году в оборот ввела ДеСуси, социолог из Штатов.
Гастронационализм стал, по сути, государственной идеологией для многих стран. Классический пример оголтелого гастронационализма – борьба французов за фуа-гра. Редкий планетарный активист, из числа выступающих за права животных, не пнул любителей и производителей этого деликатеса по случаю тяги тех к насилию над гусями. Впрочем, французы не сдавались и не сдались. Для них фуа-гра – это не еда. Это часть культуры, сохраняя которую они противостоят утрате идентичности.
Норвежцы, исландцы и японцы, которые продолжают бить синих китов, как бы ужасно это ни было, считают принципиальным продолжать истреблять водоплавающих млекопитающих как верность традиции, «скрепам». В жертву самоидентификации продолжают приноситься и тысячи гриндов (черных дельфинов), которых по случаю «Гриндадрапа» (убийство китов – пер.) фарерцы ежегодно загоняют на мель и жестоко вырезают.
Если скандинавы, во имя сохранения «скреп», демонстрируют какую-то неслыханную по нынешним временам жестокость, то французы – настырность. Не только гуси страдают от их упертости. В 2010-м досталось, например, сети быстрого питания Quick, которая ввела в ассортимент халяльные гамбургеры. Активисты усмотрели в том угрозу французской национальной идентичности. Quick – стала изгоем.
Гастронационализм не всегда носит кровожадный или эдакий возбужденный характер. Чаще он выражается в миролюбивой приверженности традиционным продуктам, типа, реджано пармиджано или хамона. Производители традиционных продуктов как заговоренные защищают их по принципу географического происхождения, претендуя на то, что лишь съестное, созданное на конкретной территории, по традиционным рецептам и технологиям может носить то или иное многовековое имя.
Есть незатайливое мнение – это банальное жлобство: чем аутентичнее продукт, тем аутентичнее у него цена. На самом деле, мелкие и средние фермеры, творящие эти продукты, живут нередко на дотации, а переплачивают за аутентичность их же соседи. Делают они это, кстати, осознанно, руководствуясь как раз стремлением противостоять превращению в гомогенизированного обитателя глобализировавшегося мира.
Защита традиционных продуктов не всегда проходит бесконфликтно. Достаточно вспомнить баталии между Грецией и США за фету. Греки справедливо настаивают, что это исключительно их аутентичный продукт, и никто в мире не вправе называть фетой что бы то ни было, Между тем, на совершенно законных основаниях в Штатах производится и продается местная фета. На все претензии греков заокеанские власти отвечают, будто их страна – это пристанище эмигрантов со всеми мира, которые вправе культивировать свои традиции и культуру, неотъемлемой частью которых является гастрономия.
В общем, очевидно, что рост глобализации обостряет проблему национальной идентичности, отчего гастронационализм будет расти и крепнуть.
И, конечно, в помешавшейся на «скрепах» России, гастронационализм крепнет как ни где. Но в отечественном зазеркалье это явление принимает странные формы. В этом, судя по всему, и есть наша главная «скрепа» – превращать все в фарс. В то время как народонаселение прочих стран борется за неприкосновенность объектов собственного гастрономического наследия и традиций, отечественный гастронационализм строится на принципе – «мы вам покажем Кузькину мать», Это парадокс русского мировоззрения – творить не во имя чего-то, а наперекор всем.
Один из идеологов отечественного гастрошовинизма – сыровар Олег Сирота. Он не устает громогласничать о том, что никакие европейцы не помещают нам производить и потреблять отечественный пармезан, моцареллу и буратту. И пусть есть их, как правило, невозможно, но назло всему миру, во имя наших «скреп», мы будем давиться и заталкивать в себя эти сыры отечественного производства. А еще пить непотребное Шампанское местного производства, давиться странным квази-хамоном и т.д.
На самом деле, если задуматься, то объектов возбуждения гастронационализма в России маловато. Вологодское масло, башкирский мед, луховицкий огурец, пешехонский сыр? Кто станет покушаться на них в мире. Впрочем, есть точно два национальных символа, которые вполне можно считать потенциальными источниками гастрошовинизма для типичного россиянина: Докторская колбаса и Русская Водка. В разных концах мира можно встретить и то, и другое, произведенное вовсе не в России и вовсе не по традиционным рецептурам и технологиям.
Впрочем, если Докторская беззащитна, то за честное имя Русской Водки в Европе хотя бы пытается бороться Союзплодоимпорт и Ассоциация производителей Русской Водки. Есть спецификация, в которой описаны рецептурные и технологические особенности этого напитка. Европейцы ее приняли, хотя не хотят призвать Русскую Водку как географическое указание. Что, в общем, не удивительно, учитывая, как к европейским ГУ относятся у нас в стране. Тем не менее, обращение в любой европейский суд на недобросовестного производителя Русской Водки всегда приводит к одному результату – того припечатывают к позорному столбу.
Беда в том, что в самой России люди не заморачиваются, какую водку пьют. Между тем, лишь чуть более 20 производителей имеют патент на Русскую Водку. Только они вправе называть ее таковой. А это словосочетание не маркетинговый инструмент. За понятием Русская Водка стоит множество заморочек с сырьем, водой, а главное - с особым способом фильтрации через березовые колонны. Происходит это самотеком. При этом приключаются всяческие реакции, которые делают водку мягкой и придают ей хлебный привкус.
Это хлопотный процесс. Но кто из массы отечественного потребителя будет по этому поводу заморачиваться. Водка она и есть водка. Чего уж там - даже руководитель Россельхознадзора Сергей Данкверт выдал как-то: «Выход спирта из кукурузы гораздо выше, чем из пшеницы. По-хорошему, мы не должны сегодня тратить пшеницу на спирт, лучше ее экспортировать».
Ежели, по совету чиновника, делать водку не из ржи и пшеницы - получится вполне себе польский ее вариант, например. В принципе, пить польскую водку назло полякам – это тоже очень в русле российского гастронационализма.
Глеб Котов, бренд-менеджер Завода Бутурлин