С этого года в рамках сотрудничества с Министерством культуры РФ мы в ФКИ официально представляем интересы региональных центров развития креативных индустрий.
Несмотря на то, что повестка отрасли уже приобрела статус федеральной в нашей стране, многие процессы необходимо подкручивать в ручном режиме. Для этих целей у нас существует формат бизнес-миссий. Одна из таких случилась недавно в Бурятию.
До чего удалось додуматься за три дня в Улан–Удэ
Главный вопрос, который мне задавали на всех встречах: какой потенциал есть у Бурятии с точки зрения креативных индустрий?
Я не мог на него сразу ответить, потому что впервые был в Республике.
Но спустя 3 дня пришёл к выводу, что буряты ходят по золоту в виде невероятного наследия и не очень это замечают.
А не замечают они это в силу скромности, которую прививают с пелёнок. Например, есть такое слово на-бурятском «сэртэ», которое дословно переводится как «грешно». Так вот, хвалить детей за что-то — это сэртэ. Чтобы не зазнавался. Во взрослом возрасте сэртэ — это, например, мужчине выражать своё восхищение женщиной. И далее это сэртэ распространяется на многие аспекты повседневной жизни. Это видно.
Не знаю, насколько на это мировосприятие влияет буддизм, но духовностью и каким-то смирением пронизан воздух. Любое начинание, важное принятие решения или жизненная сложность обязательно сначала прорабатывается на тонком уровне. Именно поэтому первым делом в рамках моей миссии мы поехали в дацан: храмовый буддийский комплекс в селе Верхняя Иволга. Это полноценный город со своим университетом, производственными цехами, навигацией, жителями и т.д.
Главная святыня Иволгинского дацана — нетленное тело Пандито Хамбо-ламы (титул главы буддистов России) Даши-Доржо Итигэлова. Этот известный религиозный деятель, живший в начале XX века и многое сделавший для развития буддизма в России.
В 1927 году он собрал своих учеников и завещал им проверять его могилу каждые 25 лет. Затем, как говорят буддисты, сел в позу лотоса и медитировал до тех пор, пока не перестал подавать признаки жизни. В таком положении его и похоронили в специальном кедровом кубе. А в 2002 году тело обнаружили. Оно было нетленным. На голове даже остались еще черные волосы. Тело Итигэлова поместили в построенный для него дуган — храм-дворец.
Я посетил дуган. И это действительно впечатляет.
Самое время спросить: а при чём тут креативные индустрии?
Буддийская культура — это такая же культура, которая может прирасти новыми смыслами, если соединить её интеллектуальной собственностью с экономикой. Тем более эта культура дала уже развитие местным музыке, моде, живописи, архитектуре, танцу, каллиграфии, гастрономии. Вокруг этого сегодня построен колоссальный туристический поток. Как тут не вспомнить опыт Японии.
Всё это ярко предстаёт в Музее истории Бурятии, где буддизму посвящён целый этаж плотной экспозиции. Большая её часть при этом лежит в запасниках, поскольку всё просто не умещается в залах.
А в частной Галерее Льва Бардамова можно увидеть, как эта культура развивалась на бытовом уровне. 17 залов забиты удивительными вещами повседневности прошлого.
В определённый момент в потоке сменяющихся локаций и встреч — больше 20 за три дня — Бурятия увиделась мне как стереограмма.
Её нужно познавать не буквально, а через расфокусировку своих привычных представлений.
Тогда постепенно проявляются слои, которые глазу европейского горожанина недоступны. Наиболее эффективно, то есть объёмно и за короткое время, такое можно осуществить при наличии проводника. У меня такой был. Это директор местной Школы креативных индустрий (ШКИ) Эльвира Доржиева — человек, выделяющийся динамикой и стремлениями на фоне общей безмятежности и скромности.
Её школа за год работы сумела выстроить с нуля процессы, благодаря которым ещё не выпустившиеся школьники — обучение в ШКИ идёт 2 года — сегодня востребованы в местном реальном бизнесе. Эльвира собрала вокруг себя близких по духу деятелей: местные СМИ, центр молодёжных инициатив, центр прототипирования, креативных предпринимателей и крупные бизнесы, ярких самостоятельных авторов. И теперь в ШКИ трудятся творческий сварщик и художница, создающая свои работы из мусора.
Говоря о бурятском сэртэ, мы вспомнили о еврейской хуцпе
Хуцпа — человеческое качество, подразумевающее в человеке смелость, наглость или дерзость на совершение различных поступков вне их морального контекста.
Очевидно, бурят, имеющий наглость и дерзость, но верный своим духовным традициям — это тот тип местного креативного лидера, который сегодня нужен Республике, чтобы обозначить регион на карте креативных индустрий страны, а затем и мира.
Ведь бурятам ничего не нужно выдумывать: их наследие настолько богатое, что работы по его адаптации и интерпретации современному поколению творцов хватит на десятилетие вперёд. Пример такого осмысления — бурятский художник Амгалан Ринчинэ, который использует бараньи желудки как формовку для керамики.
Конечно, мы не могли не поехать на Байкал
Вдруг на полпути в селе Нестерово свернули с дороги и оказались в Центре креативного развития «Арт Байкал». Никаких указателей и знаков. К третьему дню я уже привык к этой скромности. Пространство придумала и собрала Татьяна Черных, восстановив здание бывшей сельской школы.
Внутри нас встретил столярный мастер, который колотил какие-то резные табуреты. Чистота и порядок, запах дерева и много виртуозных резных вещиц в небольшой мастерской. Он однажды просто зашёл в этот Центр и предложил помощь. Так появились два солнца на заборе, а потом открылась и столярная мастерская.
После я спросил у Эльвиры, много ли таких мастеров в других областях. Она ответила, что много, просто они не выпячивают себя.
Да уж! Воистину для креативных индустрий Бурятии обозначилось перепутье: Сэртэ или Хуцпа. Какой же выбор она сделает? Своё мнение я постарался чётко выразить во время встреч с местными СМИ. Вот одна из них: смотреть на YouTube.
Уже перед самым самолётом мне рассказали, что никто точно не знает, откуда взялось слово «Бурятия». Но доминирующая версия такая: Бурятия — от слова «брат». И что-то тёплое разлилось по телу от этого открытия.