Генеалогия: новый тренд или возвращение к истокам? Интервью с руководителем Центра генеалогии «Семейная реликвия»

Павел Овчинников — основатель и руководитель Центра генеалогии «Семейная реликвия» — рассказал о работе генеалога, пояснил причины такого быстрорастущего спроса и поделился планами на ближайшее время.

Надежда: Как у вас появилась идея создать компанию по поиску предков? С чего всё начиналось?

Павел: Впервые я начал заниматься коммерческой генеалогией в августе 2017 года. Это было ИП, маленький семейный бизнес, рассчитанный на участие в нём двух-трёх человек. Компания «Семейная реликвия» в том виде, в котором она существует сейчас, возникла в 2018 году. Тогда я переосмыслил многое, у меня появилось желание изменить мир вокруг себя, и я увидел, что не обязательно делать это в одиночку, самому хвататься за всё, быть в своём бизнесе и руководителем, и идейным вдохновителем, и менеджером, и исполнителем, и бухгалтером. Гораздо правильнее, если каждым видом деятельности будет заниматься талантливый специалист. Я начал искать сотрудников, опубликовал объявление в соцсети.

Когда работаешь в одиночку, никогда нет уверенности в том, что всё делаешь как надо. Что все действия, которые предпринимаешь, выбранный вектор направления, энергия, цели, задачи – правильные. Но, неожиданно для меня самого, оказалось, что они правильные, и вокруг начали собираться люди. Коллектив стал прирастать специалистами разных направлений, компетенций, имеющими свои сильные стороны.

Одними из первых в компанию пришли наш исполнительный директор Елена Сергеева и генеалог Олег Пылков. Было ещё немало ярких людей, которые со временем ушли, но оставили свой яркий след в истории компании. Именно тогда начали формироваться наши стандарты работы. Это было очень непросто для меня, как руководителя, – не только осмыслить стандарты работы компании, но и транслировать их коллегам, ведь большинство наших сотрудников работает удалённо. Мы все уже взрослые, сформировавшиеся люди, которые собрались вместе для достижения своих целей, и для эффективной совместной работы нам нужны определённые правила. Это корпоративные стандарты работы с клиентами, правила общения между сотрудниками, морально-этические нормы. Когда люди работают в одном пространстве, легче всего транслировать эти стандарты на собственном примере, тогда люди смотрят на тебя и повторяют за тобой.

Это хорошо можно увидеть на примере детей. Недавно мой ребёнок сел за стол без футболки. Бабушка его спросила:

– Почему ты пришёл раздетым?

Он ответил:

– Папа тоже так садится за стол.

Бабушка удивилась и спросила меня, неужели я действительно так делаю. Я ответил, что нет, у нас так не принято. А вчера внезапно поймал себя на том, что после душа действительно сел за стол без футболки. Вот так сын усвоил то, что я даже сам за собой не замечал.

Если бы мы работали в офисе, сотрудники видели бы те правила, которых придерживаемся мы, руководители компании. Но, так как мы находимся далеко друг от друга, нам постоянно приходится проговаривать, что и как мы делаем и чего хотим от других. Это сложно и требует немалых усилий.

Н.: Да, удалённая работа вносит свои коррективы в управление компанией. Если вернуться к началу, ко времени формирования компании, какие у вас были цели и амбиции, что хотелось воплотить?

П.: Мы сразу поставили перед собой глобальную цель – сделать генеалогию доступной для каждого. И это не просто красивые слова. Естественно, генеалогия интересна далеко не всем, это сложная прикладная наука, она требует специальных знаний и навыков, а в России нет сложившейся системы обучения генеалогов. Кроме того, организация архивного дела в России не позволяет сделать изучение генеалогии массовым: у нас оцифровано очень мало документов, специалисты вынуждены проводить много времени в архивах, и если в читальные залы архивов одновременно хлынет большое количество интересующихся своей родословной, там просто не хватит сотрудников и посадочных мест. Но люди, желающие знать свои корни, должны иметь такую возможность. Вместе с моими единомышленниками мы приблизились к этой цели, создав обучающий курс по генеалогии.

Н.: Как вы нашли своих первых клиентов?

П.: Я считаю, что в поиске клиентов нет ничего сложного. Возможно, я в этом плане немного необъективен, потому что я болею генеалогией, мне хочется, чтобы все люди вокруг знали своих предков. Когда я оказываюсь в каком-то обществе, я невольно начинаю заражать всех вокруг этой страстью, поэтому мне легко заинтересовать людей и продать им наши услуги.

Чтобы найти своих первых клиентов я просто обзвонил всех, кто был в моей телефонной книге. Среди нескольких десятков людей нашлось два человека, которым оказались интересны мои услуги, и они были готовы за них платить.

Н.: То есть можно сказать, что это было ваше увлечение, ваша страсть, из которая со временем переросла в бизнес?

П.; Можно сказать и так. Впервые я пришёл в архив не по своей воле, и на самом деле очень не хотел туда идти. Я вообще редко делаю то, что мне не хочется, но в тот раз пересилил себя и пошёл. Перешагнул порог архива, глотнул архивную пыль, взял в руки старинные документы и пропал. Меня захватила архивная жизнь. Тогда я еще не знал слова «генеалогия», но много времени посвящал посещению архивов. Мне нравилось брать архивные дела, делать из них выписки и каждый раз открывать для себя что-то новое.

Н.: Что больше всего вас привлекает в изучении семейной истории?

Больше всего меня будоражит соприкосновение с живой, истинной историей, когда берёшь в руки подлинный архивный документ, и он рассказывает тебе о событиях, которые, в подавляющем большинстве случаев, забыты. Это плохо, это трагично, это крайне пагубно сказывается на нас, ныне живущих. По сути, мы сейчас остаёмся заложниками событий, произошедших в советское время, когда целенаправленно уничтожалась связь поколений, историческая память, люди, регионы, нации, культуры. Каждое новое имя, каждый новый факт из архивного документа каким-то маленьким штрихом восстанавливает и дополняет утраченную картину.

Одно время я занимался историей храмов и монастырей Новохопёрского уезда. Однажды я нашёл документы о разорении Таволжанского Казанского монастыря. Там очень подробно описано, как в начале 20-х годов началась продразвёрстка, и у монастыря изымали продукты и имущество. Но эти факты сейчас никому не нужны, никто не хочет это помнить. Люди хотят отказаться от воспоминаний.

Иногда генеалоги, чтобы провести исследование в каком-то конкретном населённом пункте, опросить кого-то или найти могилы, сами выезжают в этот регион. Я очень жалею, что уже давно не участвую в таких выездах, потому что это уникальный опыт. Люди иногда рассказывают истории пятидесяти, семидесяти, столетней давности: вот в этом доме жил такой-то человек, он тем-то занимался, мы до сих пор пользуемся прялками, которые он делал. Это и есть живое предание, которое можно услышать только общаясь с людьми вживую.

А самое удивительное то, что, когда разговариваешь с людьми, и они пересказывают тебе истории, которые им в свою очередь кто-то рассказал, они повторяют интонации этого человека. Чаще всего мы не знаем, как выглядели наши предки, но мы можем их услышать через отдельные слова, фразы, интонации, образы, которые передали нам наши родители. Я никогда не встречал этого в научных исследованиях, но глубоко убеждён, что, когда мы пересказываем услышанное нами от предков, мы передаём вместе с их рассказами их генофонд, их жизненный опыт. Вспомните фамильные легенды, семейные истории, которые есть практически в каждой семье: какими словами они были вам рассказаны, почему так или иначе были построены фразы, и вы поймёте, что даже сама конструкция предложений указывает на то, что человек, который это вам рассказал, не придумал эту историю, он её от кого-то услышал. Так из поколения в поколение передаются семейные предания, как и народные сказки, легенды, байки, которые пришли к нам из глубины веков, тоже передавались из уст в уста.

Сейчас, благодаря тому что через меня, как руководителя, проходят сотни проектов, я вижу некие закономерности процессов, происходящих в обществе. Раньше, когда я был исполнителем, специалистом узкого профиля, я этого не замечал. То, что я вижу эти закономерности и процессы, вдохновляет меня и дальше заниматься своим делом.

Н.: На данный момент, в чём основная её ценность компании?

П.: Для клиентов ценность нашей компании в том, что они обращаются не просто к генеалогам, а к интеллектуалам, мэтрам, специалистам широкого профиля. Именно у нас они получают тот уровень сервиса и те возможности для поисков, которые больше не получат нигде. Для многих клиентов мы – последний шанс. Чаще всего они до этого уже что-то пытались найти сами, обращались в другие компании, к другим специалистам, и из раза в раз сталкивались с отсутствием результата. Или долгое время ходили с некой болью в душе, с нереализованным желанием найти кого-то, и в нашем лице получили последний шанс это сделать, потому что никто другой не мог, не хотел, или не брался. А мы берём и делаем. И это не пустые слова. Я вижу, как развиваются проекты, сколько усилий уходит, чтобы справиться с ними.

Наши специалисты это часто молодые ребята и девчонки. Кто-то из них имеет историческое образование, кто-то не имеет. Они приходят, имея небольшой опыт поисков, у нас подтягивают свои знания, и спустя полгода-год берут сложные проекты. Иногда даже я со своим опытом не представляю, как справиться с таким поиском. Я не то чтобы бог генеалогии, но меня сложно чем-то удивить. Если я сам не знаю, где искать, то у меня есть к кому обратиться. А тут ребята сами, вместе с другими приглашенными специалистами, с руководителем, предпринимают такие сложные поиски, за которые реально никто не возьмётся. Например, не зная исходных данных, по локации распространения фамилии определить, где жил человек. Это сложно представить, но они так делают. Так что для многих ситуаций мы действительно являемся последним шансом.

Я говорю специалистам: если мы не справимся с этим поиском, то не справится никто, поэтому сделайте всё возможное, чтобы осуществить этот поиск. И они делают. Да, и у нас бывают отрицательные результаты. Их не может не быть, учитывая условия хранения и формирования архивных фондов в ХХ веке. Невозможно гарантировать результат на 100%. Но то, что мы в 95-97 % случаев справляемся с поисками, это ли не показатель профессионализма? Никто кроме нас не может дать гарантию, что поиск будет завершён хотя бы на два поколения.

Н.: Генеалогический бизнес всё-таки достаточно специфический. Что самое сложное при его организации?

П.: Это люди. В этом бизнесе люди определяют всё. Это и команда, и специалисты в регионах, и архивное сообщество. Мы сейчас выходим на новый уровень, выстраивая долгосрочное сотрудничество с архивами. Моё имя достаточно известно в генеалогическом сообществе. Почти каждый генеалог знает компанию «Семейная реликвия». Не все отзываются о нас хорошо, но тем не менее о нас знают. Мы имеем авторитет на уровне нашего сообщества. Теперь мы хотим заслужить уважение каждого архивного сотрудника в России, и мы начали над этим работать. Не могу сказать, как именно – это коммерческая тайна, но я надеюсь, что мы сможем достичь своей цели.

Н.: Почему это важно?

П.: Как вы правильно подметили, генеалогия это специфический бизнес. Здесь нельзя поставить станок, который будет лепить куски истории. Архивные фонды в России не оцифрованы, в отличие от той же Америки или Франции. Найдёшь ты информацию или не найдёшь – зависит от человека, который проводит поиски: от генеалога, от его руководителя, от внешнего эксперта, от подрядчика в регионе. А ещё от сотрудника архива, в который мы отправили запрос: посмотрел он или не посмотрел документы, пошёл или не пошёл в картотеку, открыл нужную букву и нужный раздел, или не открыл и написал, что у них нет этой информации. Всё построено на человеке: начиная от того, кто составляет план поисков, представляет его клиенту, заканчивая сотрудником архива, который пишет ответ на запрос. Поэтому мы хотим, чтобы на каждом уровне всё работало идеально.

Н.: В последние годы интерес к генеалогии неуклонно растёт. С чем это связано?

Это сложный вопрос. Я много думал над этим, но не нашёл ответ. Да, действительно интересующихся своим происхождением людей всё больше. Возможно, имеют значение какие-то социальные факторы. Может быть, жить стало тяжелее, и люди ищут опору в прошлом. Возможно, наоборот, жить стало лучше, люди закрыли базовые потребности, и теперь уделяют внимание тому, что базовыми потребностями не является. У меня нет однозначного ответа на этот вопрос.

Н.: А зачем вообще нужно знать своих предков? Как вы считаете?

П.: Для многих это нужно, чтобы исцелить некую боль в сердце. Может быть, здесь больше подойдёт слово «тоска». Тоска по прошлому, по тому, что потеряно, забыто и вспомнить не получается. Тоска по тем людям, которых мы не знали, но хотели бы узнать.

Совсем недавно мы помогли человеку, который обратился к нам с просьбой найти его отца. Он сам уже немолодой, ему скоро будет шестьдесят. Отец ушёл из семьи, когда ему было три года, и он ничего о нём не знал, кроме имени и фамилии. Мы помогли ему узнать, в какую семью ушёл и в каком году умер отец. Я видел глаза этого человека, когда показал ему документы о смерти. Нет, он не заплакал, он не мог себе этого позволить, но я видел, что в душе у него в это момент что-то произошло.

И такая тоска есть практически у всех. Просто некоторые боятся встретиться с ответом на свой вопрос, и это нормально. Я не боюсь этого только потому, что это моя работа. Мне всё легче говорить о своём прошлом, о своём жизненном опыте, хотя в нём были болезненные моменты. Дело в том, что не говорить о прошлом – значит жить в прошлом. Люди это чувствуют, независимо от того, умные они, или не очень, богатые или бедные, и у них есть тяга во всём этом разобраться. Да, наши услуги стоят недёшево, они и не могут стоить дёшево. Поэтому мы сейчас записали онлайн-курс для тех, кто хочет сам научиться генеалогическим поискам. И если человек не может обратиться к нам, как к компании, то мы будем рады помочь человеку самостоятельно провести поиск. По тем отзывам, которые оставляют нам студенты курса, я понял, что мы пошли по правильному пути. Мы смогли помочь сотням людей, которые не могут позволить себе наши услуги, но могут искать самостоятельно. Если ещё сто-двести человек в России смогут узнать свои корни благодаря нам, я считаю, ради этого стоило работать.

Н.: А вы сами знаете свою родословную? Самостоятельно ищете своих предков или помогают сотрудники компании?

П.: Да, я продолжаю изучение своей родословной. С развитием нашей компании мы пришли к тому, что каждый сотрудник получает право проводить свои генеалогические поиски с помощью наших специалистов по их себестоимости. Наш генеалог проводит поиск и получает за это фиксированное вознаграждение. Сотрудник оплачивает его услуги, а также услуги архивов и подрядчиков, которые участвуют в процессе поиска.

Я тоже воспользовался этой услугой. А почему бы и нет? Ведь я тоже сотрудник компании. В процессе исследования у меня обнаружились купеческие корни. Довольно далеко, но они есть, и, возможно, мой предок, который когда-то сочетался браком с купеческой дочкой, положил начало каким-то моим возможностям и целям.

Н.: Насколько глубоко удалось исследовать род?

П.: Пока до первой половины XIX века.

Н.: Сейчас довольно часто встречается информация, что все родословные, которые пишут генеалоги – заказные. Вы часто сталкиваетесь с тем, что клиент приходит и просит найти у него дворянские корни? Часто приходят люди и просят сочинить им историю?

П.: Время от времени приходят. Но это совсем не наша история. Мы очень уважительно объясняем человеку, что работаем только с подлинными архивными документами и можем предоставить ему только то, что в них найдём. В моей личной практике было два случая, когда клиенты хотели найти еврейские корни. Они заплатили деньги, заключили договор, но в обоих случаях корни оказались православными. Они были расстроены и разочарованы, и я понимаю их, но мы не можем изменить документальные факты. Зато никто никого не обманул.

Н.: Сейчас есть такое направление как историческая реконструкция, когда, к примеру, мы знаем, что что предок жил во время Первой Мировой войны, и в события этой войны вплетается его жизненная история. Допустим, предполагается, что он участвовал в каком-то сражении, и это сражение описывается художественно с упоминанием имени предка. Это не имеет отношения к исторической действительности, то есть предок мог служить вообще в другом месте, а мог вообще не участвовать в войне. Но, тем не менее, это явление набирает популярность. С чем, как вы считаете, это связано? Где корни этого?

П.: Интересный вопрос, я не знал о существовании такого явления. Мы тоже делаем историческую реконструкцию при написании родословной книги, но не включаем туда событий которых не было. Мы вплетаем жизнь человека в эпоху, в которой он жил. Если в месте, где он жил, проходило какое-то сражение, мы описываем что происходило в его жизни, когда проходили эти сражения. Но мы не переносим человека в какие-то вымышленные обстоятельства.

Возможно, это просто желание художественно оформить историю семьи. Не могу сказать, что это вызывает у меня какое-то отторжение. Если человек хочет, чтобы имя его предка было упомянуто в описании какого-то исторического события – пожалуйста. Для тех, кто любит правду, будет приложен архивный документ, который говорит конкретно, где и как жил в это время его предок. Но если клиент хочет, чтобы среди полководцев Бородинского сражения был упомянут его родственник, это можно сделать. Только это будет уже не история, а художественный вымысел.

Н.: Да, такие произведения имеют место быть, но это не имеет отношения к генеалогическим исследованиям. Это литература, написанная по мотивам исследования.

П.: На самом деле, мы проводим поиски не только для себя, но и для наших близких: для детей, для мамы, для бабушки. Кому-то из них будет понятнее такой рассказ, хоть и немного приукрашенный. А вот архивный документ оставим для тех, кто любит сухие факты.

Н.: Бытует мнение, что основные клиенты в компаниях по генеалогическим поискам это очень богатые, обеспеченные люди, тайные олигархи с яхтами, заводами, самолётами и т.д. Так ли это на самом деле?

П.: Нет, наши клиенты далеко не миллиардеры и не миллионеры. Целевая аудитория генеалогических поисков это даже пенсионеры, чья пенсия выше среднего. Среди наших клиентов я знаю только нескольких миллионеров. Остальные совершенно обычные предприниматели, руководители среднего звена, владельцы собственных компаний. Есть люди и среднего, и низкого достатка. Это связано с тем, что мы сумели найти правильный подход к системе оплаты. Например, у нас есть рассрочка, когда человек помесячно оплачивает поиски. И если поиск длится полгода, то ежемесячные платежи могут быть 15-25 тысяч рублей. Такая оплата возможна даже для не самых обеспеченных людей. Также у нас есть пакетные предложения – исследование на 200 лет по четырём фамильным ветвям. Стоимость таких поисков более 2 миллионов рублей, и даже если их разбить по месяцам, получится порядка 150-200 тысяч в месяц. Такие широкомасштабные и глубокие поиски для пенсионера невозможны, но если этот поиск сделать поэтапным, растянутым на длительный промежуток времени, его можно постепенно осуществить и с меньшим бюджетом.

Н.: Сейчас более популярны дешёвые или дорогие продукты компании?

П.: Сейчас мы всё чаще продаём премиальные продукты и всё реже – продукты стоимостью до 200 тысяч рублей. Это связано и с политикой компании, и с тем, что мы стараемся более выгодно и интересно представить наши дорогие продукты. Для премиальных клиентов мы предлагаем особый сервис, особую систему оплаты и особое наполнение продуктов: глубина исследования, оформление результатов поиска, гербы, коньяк, дополнительные продукты, которые идут вместе с этими пакетами. Мы уже не раз продавали Золотую и Серебряную реликвии. Сейчас готовимся к реализации Платиновой реликвии. Это вполне закономерный процесс, и мы будем стараться продолжать всё более интересно представлять наши дорогие продукты.

Н.: Как вам удаётся выстраивать своё расписание и время, чтобы всё успевать?

П.: Только жёсткое планирование и ещё раз планирование своего времени. Я группирую свои задачи и в определённое время делаю только одну группу задач. Например, сегодня у меня семейный день, и я занимаюсь только семейными делами – всем, что связано с семьёй и домом. Я несколько недель собирал задачи на этот день. Вчера я занимался только наукой. Завтра я буду заниматься чем-то другим и ничем больше. Жёсткое планирование – это то, что меня спасает от сумасшествия, от того, чтобы не погрязнуть под рутинными ежедневными задачами.

Н.: Как вы отдыхаете?

П.: Спорт. Только спорт – единственное универсальное средство, которое меня гарантированно восстанавливает. Я прибегаю к нему, как к ресурсу, как к источнику энергии и жизни

Н.: Как вы видите дальнейшее развитие компании?

П.: В первую очередь, это увеличение оборотов. Затем улучшение качества работы, увеличение количества внешних подрядчиков и исследователей в регионах, узнаваемость имени компании, развитие нашего онлайн-проекта.