«Специалисты не отвергают труд и работу как таковую — они просто больше не стремятся построить карьеру» Статьи редакции
Понятие карьеры давно приобрело негативную окраску: оно теперь не про развитие навыков и лучшую жизнь, а про подчинение и выносливость, говорит журналист Чарли Ворцел.
Всё больше людей в 21 веке выражает свой скептицизм, когда речь заходит о карьере, пишет журналист The New York Times и автор рассылки Galaxy Brain Чарли Ворцел.
Даже само слово «карьерист», по его мнению, уже давно обрело негативную окраску. Так чаще всего называют циника, которого не волнуют общие цели, коллеги и работа как таковая: он думает лишь о том, как продвинуться по службе и заполучить должность повыше.
Особенно не по душе такой менталитет молодым поколениям, пишет журналист: они массово увольняются и неохотно устраиваются на новую работу. 55% трудоустроенных на август 2021 года американцев уйдут из компаний в ближайший год, заключает финансовая фирма Bankrate: из-за низких зарплат, переработок и несправедливого начальства.
В попытке привлечь и удержать сотрудников руководители увеличивают число вакансий и снижают требования к кандидатам. Однако изменить нужно саму культуру современной рабочей среды, считает журналист.
Обещания о карьере — это теперь не больше чем способ удержать и запугать сотрудника
По словам Ворцела, в 2021 году не одно видео в TikTok посвящено выгоранию, а идеализированную мечту о карьере блогеры всё чаще приравнивают к обману.
«Поначалу полный энергии сотрудник на протяжении 30-40 лет посвящает большую часть своего времени тому, чтобы приносить деньги разным компаниям и их акционерам. И лишь лет десять после этого, уже на пенсии, может посвятить тому, что нравится ему самому», — рассуждает журналист.
Они не отвергают труд и правда хотят работать, просто больше не стремятся построить карьеру — ту, которая в какой-то момент почему-то стала определять статуса человека в обществе. Эту тему подняла в мае 2021 года американская блогерша Кэтрин Берри.
Её мысли многие восприняли неправильно, пишет журналист, и списали на лень, избалованность и отсутствие амбиций. Однако критики забывают, что само стремление построить карьеру навязывает человеку социум и что это — совсем не то, к чему стоило бы стремиться, заключает Ворцел.
Доказательство тому, что это так — статья журналистки Габриэль Питерсон для издания Fortune под названием «Кто хочет работать с девяти до пяти, не построит карьеру». В ней Питерсон рассказывает, как уволила подчинённого за то, что он относился к делу без особого энтузиазма и воодушевления, плохо писал и «упорно выстраивал личные границы».
Неприемлемое поведение парня, судя по всему, заключалось в том, что он приходил к девяти часам утра и уходил в пять вечера.
Каким же извращённым стало наше представление о работе, если желание уйти домой после официального окончания рабочего дня — это теперь тревожный звонок.
Но в одном Питерсон отчасти права, считает Ворцел. О балансе между личной и профессиональной жизнью можно говорить, только если речь идёт о «рутинной» работе. Для карьериста такого понятия не существует, поскольку ему, скорее всего, придётся отправлять письма ночью, отвечать на звонки ранним утром и выполнять задачи на выходных, если сдать их нужно к понедельнику.
Плохие сотрудники, безусловно, существуют, говорит журналист: они могут вести себя неуважительно по отношению к коллегам, срывать сроки, не идти на контакт и не реагировать на просьбы, от которых зависит успех целых команд.
Однако Питерсон, по словам журналиста, не предоставила ни одного примера, который бы подтвердил, что уволенный сотрудник — из их числа. Так что проблема, скорее всего, кроется в неэффективном управлении.
Компетентный начальник сразу говорит, чего ждёт от работника. Если хочет, чтобы сотрудник на грядущей неделе уделил больше времени важному для фирмы проекту, то заранее предупредит, что придётся пару раз задержаться — чтобы тот скорректировал свои планы. После предложит дополнительные выходные или денежную компенсацию.
То же касается собеседований, считает Ворцел. Руководитель должен рассказать кандидату об особенностях корпоративной культуры ещё на этапе отбора: например, если в конторе принято круглосуточно быть на связи.
А «плохих менеджеров» вроде Питерсон, похоже, волнует не то, как сотрудник выполняет задачи, а то, какое впечатление производит: энергичный ли он, полон ли энтузиазма, горят ли у него глаза. Внешние признаки ценятся такими руководителями выше, чем качество работы, пишет журналист.
Сотрудников, которые не проявляют к ним достаточно уважения, начальники считают обузой и увольняют за то, что те якобы не понимают культуру компании и относятся к работе как к рутине. На самом же деле руководители просто боятся, что кто-то может поставить их авторитет под сомнение.
Мечта о большой карьере в данном случае становится инструментом — способом мотивировать работника, добиться от него уважения, вызвать притворный энтузиазм. Сотруднику обещают продвижение по службе, хорошую репутацию, статус в фирме.
И с помощью того же инструмента начальники запугивают персонал: навязывают удобные для себя подходы к работе и установки и намекают, что никаких повышений не будет, если подчинённый перейдёт руководителю дорогу, пишет журналист.
Возможно, Питерсон и не думала никому угрожать, но выглядит её статья именно так. Она ведь прямым текстом говорит, что выстраивать границы между личной и профессиональной жизнью — значит проявлять слабость.
И многие руководители разделяют ход её мыслей. Они хотят послушания и надеются, что смогут повесить на одного человека задачи сразу нескольких специалистов, не доплачивая за это ни цента.
Руководители привыкли думать, что сотрудник пойдёт на любые жертвы, чтобы продвинуться по службе. Они говорят, что главное — стремление, а выносливость рано или поздно принесёт свои плоды. Вот только чаще всего единственный результат — это должность в резюме, которое почему-то стало определять ценность человека, сетует журналист.
Именно эту позицию, а не работу как таковую, критикуют скептики вроде Кэтрин Берри. Они не видят смысла тратить десятки лет на компании, которые продолжают укоренять дурные практики и давать пустые обещания о мифической карьере. То же время можно потратить на то, чтобы построить новую систему ценностей — без культа выносливости и подчинения.
Подумать только, что мы в 20 лет выбираем путь, по которому планируем идти лет 40. Разве это та уверенность в завтрашнем дне, о которой все говорят?
Я понимаю, что любовь к работе — лишь приятное дополнение, а не обязательное условие. Но ведь работа не должна становиться единственным делом. Она прежде всего должна приносить доход, который человек сможет потратить на то, чтобы участвовать в жизни общества. Неужели это так сложно принять?
Молодёжь не против тяжелого труда и сверхурочных часов, говорит Ворцел. Им всего лишь хочется получать за это что-то взамен — справедливую оплату, уважение, благодарность.
Журналист признаётся, что сам трудится более 40 часов в неделю и не всегда может найти баланс между профессиональной и личной жизнью. Однако он верит в лучшее будущее для других: в нём человек, который вовремя уходит домой, вовсе не лентяй и не плохой специалист, а работа — не каторга и не единственный способ добиться признания.
Осталось только достучаться до тех, кто не всегда готов слушать, пишет он.
Дураков становится всё меньше и меньше!)
Вымирают,сэр