«Мы решаем глобальную проблему одиночества»

Интервью с Грачиком Аджамяном — сооснователем «умного» сервиса для подбора собеседников Wakie.

Дважды в месяц генеральный директор компании «Нетология-групп» и ведущий подкаста «Рунетология» Максим Спиридонов беседует с российскими предпринимателями в сфере цифровых технологий и интернета.

Редакция vc.ru публикует краткую версию интервью — о том, как «социальный будильник» превратился в коммуникационную платформу, почему через семь лет после старта проект находится в ранней стадии развития, как пробиться сквозь стереотипы американских инвесторов, на чём компания зарабатывает в партнёрстве с мобильными операторами и как Wakie совмещает машинный интеллект с человеческим.

Сейчас у вас на борту 36 инвесторов, среди которых знаменитости вроде лидера группы Muse Мэтта Беллами, а также основателей PayPal и Eventbrite. Все они зашли массово после вашего поступления в Y Combinator?

Большинство — после того, как мы прошли Y Combinator. А в нём устроено так: три месяца идёт программа, затем — демодень, на котором стартапы представляют свои проекты. Если инвесторы увлеклись стартапом, то пишут его основателям с предложением встретиться. А дальше начинается обычный процесс инвестиционных переговоров.

И ты лично беседовал с каждым из тридцати шести?

Да.

Вообще, как ты попал в Y Combinator?

Мы подавали туда заявку. Она была отклонена. Через полгода подали опять. Нас позвали, но мы не сумели поехать, потому что были очень заняты. А через полгода подумали: ладно, предпримем ещё одну попытку. Снова подали — и снова нас пригласили. Мы увиделись, поговорили. И нас приняли.

Как проходил разговор? Это был питч проекта?

Десятиминутный стресс-тест. Параллельно несколько групп партнёров YC проводят собеседования с несколькими стартапами. Ты садишься, и напротив тебя, как правило, четыре-пять человек.

В течение десяти минут эти люди, у которых очень мало времени и целая очередь из команд, пытаются разглядеть тебя со всех сторон. Они устают, недослушивают, прерывают тебя, даже грубят. И шансы на успех сильно зависят от того, как предприниматель покажет себя, сумеет ли сохранить присутствие духа, находясь под давлением.

Воронка у них очень широкая. Подать заявки могут десять тысяч стартапов, а принято будет около сотни.

А сколько доходит до очной встречи?

Думаю, несколько сотен.

Как развиваются события после собеседования?

Если вас приняли, вам звонит кто-то из партнёров Y Combinator, кто больше всего загорелся вашим проектом, и сообщает: «Мы вас приняли». А отказы отправляют по почте.

Кто позвонил тебе?

Майкл Сайбл, президент Y Combinator.

И что вам предложили?

У них стандартные условия. Ты говоришь: «Отлично, я согласен» или «Нет, я не согласен, просто хотел провести интервью с вами». Но второго ответа, конечно, никто не даёт.

Каковы эти условия?

$120 тысяч за 7% компании.

Что они делают в обмен на эту долю?

Принимают тебя в программу. Каждая из осознанно пришедших в YC компаний преследует свои цели. Большинство примыкает к нему, потому что это сильнейший бренд.

Нашей основной задачей было «почистить» свою историю. В Долине российский предприниматель с российским продуктом выглядит как марсианин. Люди смотрят на то, что ты делаешь, это их впечатляет. Но ты из другого мира, из другой культуры, с другой аудиторией, непонятной им. Поэтому им страшно.

Так воспринимают россиян в Долине?

Не только россиян. Те, кто не живёт в Долине, — инопланетяне для тех, кто живёт в Долине. Есть инвесторы, которые принципиально делают инвестиции в радиусе 15 минут езды на велосипеде.

Люди извне там действительно оказываются инопланетянами или виной тому стереотип?

Скорее результат местечкового мышления, сложившегося в Долине. Понемножку ситуация улучшается, выстреливает всё больше проектов извне, их замечают. Однако стереотип действительно устойчивый. Вот есть Сэнд-Хилл-роуд — улица, на которой издавна были сосредоточены офисы крупных инвесторов. Все они друг друга знали и вкладывали деньги, как принято в деревне, — через знакомства. Но фонды меняются и стараются смотреть на вещи шире.

Итак, заявку стартапа приняли. Его основатели согласились на предложенные условия. Что потом?

Начинается программа акселерации. Она длится три месяца. Важно, в какую программу ты идёшь. Y Combinator существенно отличается от того же 500 Startups, который считается венчурным фондом номер два. В YC скорее сосредоточены на том, чтобы привить тебе фундаментальные принципы правильного технологического предпринимательства, а не на том, чтобы глубоко залезть в твой бизнес или «менторить» тебя.

Они достаточно дистантные. Так, 500 Startups выделяет каждому стартапу офис, и почти шесть месяцев люди сидят там едва ли не круглосуточно. Каждый день — лекции, очень много взаимодействий, партнёры акселератора постоянно работают с основателями, погружаются в их бизнес. Ну а в YC говорят: «Ребята, это наш офис. Если хотите где-то работать, ищите себе офис, а с нами будете видеться максимум раз в неделю».

Так что дают в основном понимание принципов [бизнеса] и доступ к определённым ресурсам. Раз в две недели у нас проходят group office hours: группа стартапов — обычно пять-шесть, — которая работает с одним ментором, встречается с ним, и каждый описывает, что сделал за прошедшее время.

Здесь есть состязательный элемент: ты знаешь, что, если будешь тянуть резину, через две недели придёшь и при других ребятах сознаешься, что никуда с прошлой встречи не продвинулся, а они наверняка окажутся молодцами и продемонстрируют свои достижения. Ментор слушает. Бывает, даёт совет, или предлагает познакомить с правильными, с его точки зрения, людьми, или говорит, что встречал такую проблему раньше, и объясняет её решение.

Это работа, приближенная к индивидуальной. Кроме того, у тебя есть доступ ко всем менторам Y Combinator: ты можешь им назначить эти office hours. Например, выбрать человека, который создал Gmail, и договориться с ним о том, чтобы он посидел с тобой час, вник в твою ситуацию и помог тебе.

И так круг за кругом до финала?

Да. Причём на протяжении первых 70–80% времени тебя побуждают общаться с пользователями и строить продукт и больше ни о чём не думать. Если к тебе приходят инвесторы, ты должен им отказывать с формулировкой: «Знаете, мы очень заняты продуктом, сейчас мы не тратим время на инвестиции». Многие стартапы так и поступают.

А в конце, ближе к демонстрационному дню, всё резко меняется. Тебе говорят: с продуктом вы сделали, что могли, теперь давайте выстраивать правильный питч, готовиться к работе с инвесторами, потому что ваш успех дальше будет зависеть от этого. И фокус смещается на fundraising (привлечение инвестиций — vc.ru).

И инвестиции привлекаются в основном за счёт того питча, который стартап делает на демонстрационном дне Y Combinator?

Верно. Туда приглашают семь сотен крупнейших инвесторов. Происходит сверхкачественный отбор двух аудиторий — стартапов и инвесторов. Причём с упором на заботу о проектах. Если какой-то инвестор некорректно ведёт себя по отношению к стартапам, YC ничего не стоит выкинуть его из своей группы и больше никогда не приглашать на свои демодни.

В чём может проявляться некорректность?

Скажем, инвестор грубо и долго торговался, выжимал из стартапа все соки, а в конце концов неожиданно пропал с радаров, так и не вложившись в него.

Вообще, многое из того, что принято в качестве нормы делового поведения в России, в Долине с точки зрения бизнес-этики считается неправильным. Там очень строгие принципы на сей счёт, и они работают. Культура общения между инвесторами и стартапами там развита лучше.

Давай вернёмся к вашему продукту. «Будист» в первоначальном виде — «социальный будильник» — в России больше не работает?

Как «Будист» больше не работает. В России у нас действует совместный проект с «Мегафоном», эта возможность есть у его абонентов. В Wakie осталась соответствующая функция, но она сейчас очень маленькая часть продукта: он разросся.

Wakie — прямой наследник «Будиста»?

Да, но имеет мало общего с тем, чем был «Будист» вначале.

Как возникла идея «Будиста» и как он трансформировался в Wakie?

«Будист» начался почти как шутка. У меня была личная проблема: я не мог просыпаться по утрам, какие бы будильники ни использовал. Никакие ухищрения не помогали. Работал я почти круглосуточно, просиживал ночи напролёт. Но когда засыпал, сам подняться не мог.

Как-то я разговорился с приятелем и поделился с ним давней идеей: вот если бы мне кто-нибудь регулярно звонил, как периодически звонят по бизнес-вопросам. Иногда в ранние часы мне звонили с незнакомого номера, и я понимал, что это может быть потенциальный клиент моей компании. У меня была супермотивация быстро проснуться: я знал, что должен говорить бодро, что у меня есть шанс получить большой контракт. В таких случаях я переходил к бодрствованию стремительно.

Меня посетила мысль, что если бы мне звонили люди, но разговор с ними был бы менее стрессовым, чем общение с потенциальным клиентом спозаранку, то просыпаться было бы чертовски комфортно и эффективно.

Не то что с обычными будильниками. Ты разговариваешь с человеком, твой мозг вынужден включить все социальные функции. Тебе нужно быть вежливым, приятным, к месту доставать из мозга информацию. У тебя начинает работать голова. Через две минуты беседы ты полностью пробуждаешься.

Выступлю с позиции скептика: сама предпосылка звучит логично, но прекраснодушно и романтично. Может быть, излишне прекраснодушно и романтично для бизнеса.

Возможно. По-моему, с чего-то похожего по духу начинался Airbnb. Ребята много рассказывали нам о том, как люди реагировали на их первичную идею.

Как из твоей идеи возник «Будист»?

Мы быстро запустили продукт. Решили, что за две недели соберём прототип, чтобы ты мог поставить будильник где-то на сайте, а в назначенный час тебе на мобильный позвонил кто-то из пользователей и разбудил тебя.

На конференции, где передо мной было человек двадцать, я сказал: «Ребята, мы запускаем вот такую штуку. Кому интересно, подойдите ко мне, дайте свои мобильники, я их вручную введу в систему, потому что мы её только делаем». Наверное, пятеро подошло ко мне. Они поставили будильник в первый день. Каждого я разбудил лично.

На следующий день будильники «завели» десять человек — я их тоже разбудил. Потом тридцать, пятьдесят. В одиночку я уже не справлялся — позвал на подмогу семью. А дальше пользователи сами начали будить друг друга.

Маркетинга никогда не было. Просто люди требовали [развития проекта], жаловались на недочёты, мы их исправляли. И база пользователей росла.

Какого масштаба «Будист» достиг в России?

Мы дошли приблизительно до 50 тысяч звонков в день.

Кто платил за связь?

Мы.

То есть вы просто сжигали свои деньги, оплачивая телефонный трафик?

Да. В сумасшедших объёмах.

Зачем?

Продукт рос, потребности аудитории были очевидны. Мы видели, как «Будист» становился большим социальным сервисом. И понимали, что скоро сможем перевести его на VoIP и перестать тратить безумные деньги. Было ясно, что проект превращается в бизнес.

А где именно был бизнес? Предполагался возврат вложенных в проект средств?

Вариантов монетизации мы придумали множество. После общения два человека могли бы отправить друг другу платные подарки. Кроме того, в «Будисте» были свои суперзвёзды. Скажем, будившие других голосом Карлсона. У них были десятки тысяч фолловеров, которые мечтали, чтобы их разбудили именно эти люди, и были готовы платить за такую услугу.

Таким образом, становилась возможной монетизация как для системы, так и для талантов внутри неё. Была масса видов взаимодействия, на транзакциях вокруг которых мы могли зарабатывать. Не говоря уж о рекламной модели, ведь мы, в сущности, создали что-то вроде нового формата радиостанции, которому люди были глубоко привержены.

Когда ты дозванивался до кого-то и, слушая гудки, ждал, пока он не поднимет трубку, ты тратил десятки секунд, и это было самое что ни на есть рекламное время. Мы сделали проект с Nokia и за две недели использования того времени, пока пользователи ждали ответов от собеседников, получили $100 тысяч.

Так что некоторые модели монетизации мы успели потестить, и они довольно хорошо себя показали.

Тем не менее в России вы работу проекта приостановили.

Да. Мы начали понимать, что строим уникальную штуку, которой в мире почему-то нет и которая почему-то работает, но что странно строить такую штуку, тем более социальную в своей основе, в России. У нас инвесторы не привыкли вкладываться в настолько экстравагантные вещи, а в Штатах — пожалуйста.

Наконец, стало ясно, что нет смысла фокусироваться на сравнительно маленькой и не самой платёжеспособной части мировой аудитории. И в тот же момент у нас запустился клон в Америке, причём сразу на многих языках, в глобальном масштабе. Мы поняли, что теряем рынок, что надо спешить. И ринулись в Штаты.

Ринулись — и попали в Y Combinator?

Нет, Y Combinator возник позже. Мы бросились биться с конкурентами, чтобы по возможности их убить, заставить их отказаться от своей затеи. Очень-очень быстро, криво-косо, но мы запустили Wakie в Америке. И через несколько месяцев после нашего запуска те ребята решили закрыться.

Возможно, это было мудрое решение.

Вероятно. Мы успокоились и спустя год провели запуск в Штатах по-нормальному, всё подготовив. Было понятно, что Америку так просто не захватишь, весь мир — тем более. Среда остроконкурентная.

Остроконкурентная, хотя у вас возник лишь один конкурент и сам же ушёл с рынка?

Конкуренция в мире и в Долине не обязательно ведётся между однотипными продуктами. Все, кто делает сервисы для людей, борются за одно и то же — за внимание пользователей. У человека ограниченное «количество внимания», и какое именно приложение он откроет в своём телефоне, большой вопрос. Facebook — одно, будильник — другое, но в конкретный момент для социального взаимодействия пользователь выберет что-то одно.

Значит, «Будист» вы прикрыли. Видимо, зафиксировав какие-то убытки — деньги, которые туда вложили?

Да. Конечно, мы не вернули те деньги, что вложили в проект.

Большие деньги?

Приличные. Миллионы долларов.

Ваши личные?

Вначале были наши, потом от инвесторов в России. Но «Будист» мы не прикрыли, а запустили американскую компанию, которая приобрела 100% российской. Все наши инвесторы остались у нас на борту. Просто мы начали делать глобальный продукт.

Сколько всё-таки было вложено в Wakie?

На сегодня в него инвестировано больше $6 млн.

Причём он всё ещё не зарабатывает?

Какие-то деньги зарабатывает. Мы убыточные. Сейчас легко вывели бы компанию на окупаемость, но за счёт сильного расфокуса.

Сосредоточены мы на другом. Та модель, которую мы опробовали, в частности с «Мегафоном», — и другие операторы у нас на подходе, — неплохо масштабируется, причём на весь мир. С её использованием мы можем вывести компанию на окупаемость. Мы это и делаем потихоньку. Но главные силы брошены на развитие продукта.

Что представляет собой продукт сейчас?

С будильником и всем, о чём мы говорили до сих пор, новый продукт связан слабо. Делать его мы стали, пытаясь понять, зачем люди совершают все эти миллионы звонков. Мы много общались с пользователями — и вот что обнаружили. У людей усиливается проблема одиночества.

Одиночество имеет много форм, и все они сокращают количество сильных связей между людьми. Согласно исследованиям, в Штатах за последние тридцать лет в ответах на вопрос «Сколько у вас близких друзей?» средний показатель упал с «трёх» до «нуля». В Великобритании и вовсе недавно открыли министерство одиночества.

Глобально мы решаем как раз проблему одиночества. Мы видим аналогию с тем, что сделал в своё время Google применительно к поиску информации. В результате сегодня ты находишь нужные сведения мгновенно, тогда как раньше тебе, возможно, пришлось бы не один час просидеть в библиотеке.

Ты мог позволить себе потратить столько времени лишь на поиск важной для себя информации. Между тем у тебя регулярно возникали какие-то будто бы мелкие вопросы, которые ты привыкал игнорировать. С Google все мы начали искать ответы на них.

То же, что с информацией, происходит с людьми. На планете больше семи с половиной миллиардов человек. Что бы с тобой ни происходило, где-то живут like-minded (сходно мыслящие, придерживающиеся тех же убеждений — vc.ru) люди: у них похожий жизненный опыт, они находятся в похожем состоянии. Но ты понятия не имеешь, как и где их встретить. У тебя нет к ним доступа, ты не знаешь, готов ли кто-то из них с тобой поговорить.

Мы строим искусственный интеллект, который изучает жизненный опыт пользователей и сводит их между собой на основании их запросов. Кто-то приходит и говорит: «У меня такая-то проблема». Практически как в Google.

Люди вводят свой запрос в систему. Он появляется в Wakie в виде темы, и мы показываем её пользователям, которым, судя по их по жизненному опыту, она наиболее близка. Кто-то из тех, кому запрос будет показан, скажет: «Да, я хочу поговорить», — и мы соединим его с автором запроса.

У нас делаются миллионы звонков, в которых мы соединяем двух человек на почве какого-то вопроса, который потенциально важен для них обоих и который они захотели обсудить. Через секунду после того, как ты написал: «Хочу прыгнуть с парашютом, но мне очень страшно», тебя соединяют с человеком, который говорит: «Слушай, я буквально два дня назад решился и сделал это».

Концепция красивая. Но меня смущает то, что фундаментальную проблему, обозначенную тобой, Wakie едва ли решает. Он ведь не обеспечивает формирование тех самых сильных связей. Боюсь, люди утыкаются в собственную коммуникационную ограниченность. Вот сделал звонок человек, опасающийся прыгать с парашютом, и собеседник ему: «Ну да, я прыгал, и о’кей…» О чём им дальше разговаривать?

Смотря со стороны, я бы думал так же. Задача, бесспорно, сложная. Мы строим в каком-то смысле «свой Google» силами маленькой команды, что тяжело.

Однако факты говорят о другом: пользователей, которые дошли до формирования сильных связей через Wakie, много. Это ядро аудитории, и у них сумасшедшая вовлечённость. По мере того как ты втягиваешься в общение, система предлагает тебе сделать следующие шаги. Поговорил с кем-то — и дальше вы можете друг другу писать личные сообщения или звонить напрямую, развивая контакт, пытаясь превратить его в дружбу.

Люди, входящие в наше ядро, говорят буквально — ‘my friends on Wakie’. Нам было невдомёк: ну какие друзья, вы что, серьёзно? Случалось, кто-то переставал пользоваться приложением, и люди нас умоляли: «Пожалуйста, найдите способ вернуть этого человека. Как мне его найти, чтобы ему сказать, насколько он для меня важен?» Мы пытались разузнать, в чём причина.

Думали, это случаи, когда приложение использовалось как дейтинг. Но нет. Люди, пребывая в состоянии одиночества, умудряются создавать в сервисе очень сильные связи. И ядро пользователей — это тесно связанная аудитория, с очень крепким социальным графом.

Есть люди, которые проводят в нашем приложении 8–12 часов в день. И таких десятки тысяч.

Сколько человек вы относите к ядру?

Порядка 100 тысяч.

А кого считаете такими «ядерными» пользователями?

Это те, кто активно пользуется приложением больше пяти дней в неделю.

Для понимания пропорций: сколько у Wakie пользователей в общей сложности?

Несколько миллионов человек. Вообще, продукт, о котором мы сейчас говорим, был запущен около года назад. Раньше это всё-таки был будильник — в разных формах. Когда мы поняли, что люди хотят делать с помощью сервиса, мы перезапустили его. Так что, как ни смешно, спустя столько лет продукт ещё в начальной фазе развития.

А какова дальнейшая траектория его развития?

Мы строим платформу и собираемся создать что-то наподобие того, что даёт Google в плане поиска информации. Вообразим кейс с участием Alexa. Домохозяйка в США говорит Alexa: «Что же мне так одиноко?» И Alexa ей: «Хочешь, я соединю тебя с человеком из Массачусетсе, который сейчас тоже скучает?»

Проблема голосовых помощников в том, что они глуповаты. Alexa так не отвечает. Мы же можем за секунды распознать вопрос, найти подходящего тебе собеседника и соединить вас. Когда ты хочешь узнать что-то у конкретного человека, то звонишь или пишешь ему. А когда не знаешь, в каком источнике искать ответ, то вбиваешь в поисковик запрос, и он выдаёт тебе контент.

Мы становимся такой платформой, в которую, надеемся, будут «сливать» все ситуации [с запросом на коммуникацию]. Когда кому-то что-то понадобится и он не будет знать, к кому обратиться, мы будем обеспечивать ответ на вопрос с помощью человеческого интеллекта — вместо машинного.

Иначе говоря, ваш юзкейс — голосовой ввод какой-то последовательности мыслей. Вы анализируете её и предлагаете человеку наиболее релевантного ему собеседника.

Да, и соединяем их одним из нескольких способов. Один мы запустили буквально месяц назад, он называется Wakie Clubs. Это что-то вроде фейсбуковских групп. Но в наших клубах есть бесконечный групповой голосовой чат.

Скажем, я основатель клуба, посвящённого сериалу «Чёрное зеркало». Ты заходишь туда и находишь like-minded людей, которые прямо сейчас беседуют, текстом и голосом. Можешь нажать на иконку-микрофончик и начать говорить вместе с ними. У нас есть клуб Songs Nation, где состоит две с половиной тысячи певцов. Ты в любой момент заходишь в клуб — и там пять человек поют, по очереди или вместе, и ещё тридцать слушают.

«Приземление» человека в готовое сообщество — это ещё один действенный способ решить проблему одиночества. Когда ты сомневаешься, стоит ли тебе прыгнуть с парашютом, мы тебе можем организовать не разговор тет-а-тет, а вход в клуб, где много людей, причём все они релевантны твоему запросу, уже создали кучу контента и продолжают создавать. Хочешь — прочти их переписку, хочешь — сразу вступай в разговор.

Почему вы остановили свой выбор на аудио, а не на видео?

У видео много недостатков по сравнению с аудио. Во-первых, видео стимулирует «грязные» формы взаимодействия, что очень помешало в своё время Chatroulette и другим подобным продуктам. Во-вторых, людям далеко не всегда комфортно использовать видео. Может быть, тебе грустно и просто хочется спокойно потолковать с человеком, а он будет на тебя смотреть. А что, если ты не причёсан и тебе неприятно показываться на глаза собеседнику? Или у тебя медленный интернет.

В-третьих, видео деанонимизирует. А в случае с аудио такого сильного страха быть раскрытым нет. Часто люди обсуждают крайне деликатные материи, например семейные трудности или проблемы с ориентацией. Такие вещи многим удобно обсуждать, если они знают, что их никто не идентифицирует.

Тогда почему не текст?

От текста мы не избавились, у нас его много. В Wakie люди обмениваются десятками миллионов сообщений, создают миллионы тем, в которые пишут комментарии. Но голос имеет потрясающее преимущество — огромный объём передаваемой за секунду информации. За первые двадцать секунд разговора ты можешь почувствовать, насколько «твой» человек находится по ту сторону экрана: по паузам, по интонациям, много по чему ещё.

С текстом не так: ты сказал — тебе через полчаса ответили. Может, твой собеседник искал правильный ответ в «Википедии». Математический аппарат в нашей голове позволяет нам очень быстро идентифицировать «своих» людей и понимать, хотим ли мы углублять общение с ними.

Когда будут деньги — и будут ли? Представим, что я твой инвестор. Я волнуюсь.

Волноваться не из-за чего, деньги будут. Пару раз мы приблизились к окупаемости.

Как вы монетизируетесь? Аудиороликами?

Нет. Сейчас мы ведём совместные проекты с мобильными операторами, незаметные изнутри сервиса, что нам очень нравится. В самом Wakie на текущий момент нет ничего связанного с монетизацией. Но мы свою аудиторию «продаём сбоку».

Один из наших продуктов — «Мегафон.АнглийскийЯзык». Люди хотят практиковаться в английском. Они учат язык с преподавателем, но продолжают жить в среде, где язык не используется, и забывают его. Мы решили эту проблему.

Абонент «Мегафона» в любой удобный ему момент звонит на короткий номер, его соединяют со случайным англоговорящим человеком, и они просто общаются. Проводи короткие сессии языковой практики хоть сто раз на дню. Прибыль от сервиса мы делим с «Мегафоном».

Другой сервис — наши будильники, о нём я уже упоминал. Мобильные операторы продают эти услуги своим абонентам: ставьте будильник — и вас будут будить живые люди. Мы даём операторам наш API, они продают сервис как свой продукт, и мы, опять же, делим прибыль. Они прекрасно умеют «бесшовно» снимать деньги со своих абонентов. Притом что ни «Мегафону», ни нам это не стоит ничего, потому что связь идёт через VoIP.

Какой у тебя образ победы? Ты мечтаешь, чтобы Wakie начал играть в жизни других людей какую-то определённую роль?

Мы хотим превратить мир в такое место, где любой человек в любой момент будет знать, что, как только он задастся каким-то вопросом, как только его одолеет любопытство, грусть, скука, ему в течение нескольких секунд будет доступен идеально релевантный ему собеседник: эмоционально подходящий, действительно разбирающийся в теме.

Как вариант, для профессиональной консультации. Например, тому, чья семейная жизнь рушится, может срочно понадобиться адвокат по бракоразводным процессам с высшим рейтингом и ставкой $15 за минуту разговора. Или ты просто признаёшься: «Мне страшно прыгать с парашютом», — и тебя соединяют с человеком, который говорит: «Мне тоже полтинник, а я решился. Решайся и ты. Все вокруг мной гордятся».

Люди пытаются заткнуть пустоту внутри, смотря Netflix, играя в Angry Birds, листая Facebook или ругаясь на политиков. Но то щемящее чувство одиночества, которое с каждым годом становится всё сильнее, должно быть устранено. Нужно, чтобы ты знал, что вокруг есть люди, которые тоже жаждут общения, и что ровно те, кто тебе нужен, доступны в эту секунду.

В ближайшие годы решить эту проблему полностью нам вряд ли удастся, и, скорее всего, это не наша конечная задача. Задача по улучшению Google бесконечна. С нашей то же самое.

Это интервью — сжатое изложение 326-го выпуска аналитической программы «Рунетология». Полная версия — на Soundcloud.

#рунетология #интервью