«Несколько раз я думал, что меня застрелят»

Известный самарский бизнесмен Сергей Пушкин — о девяностых, Путине и бизнесе за границей.

В девяностые годы Сергей Пушкин был, пожалуй, самым экстравагантным бизнесменом в Самаре — дилер Puma, партнёр российско-швейцарской фирмы и руководитель компании со штатом в двести человек открыто вёл бизнес в стране и за рубежом, раздавал интервью газетам и умел общаться даже с очень сложными людьми.

В 1998 году всё изменилось: предприниматель разорился и основал юридическую компанию «Бизнес доктор», стал выключать телефон по пятницам, путешествовать по миру и проводить больше времени с семьёй. Сегодня Пушкин по-прежнему заметная фигура самарского бизнеса — он создал проект «Шведских дач» и руководит одной из лучших юридических фирм региона. Сергей рассказал vc.ru о том, почему Сечина считают лучшим бизнесменом России, какие риски есть у российских инвесторов и что делать с проектами, которые не приносят удовольствия.

На историческом факультете всем студентам рассказывают о вас как о первом состоявшемся самарском бизнесмене. Известно, что вас отчислили с университета, но версии об этом разные. Как всё было?

Отчислили за неуспеваемость. Так было написано в бумаге, которую я потом обжаловал. Я не сдал историю СССР преподавателю. Ему просто дали поручение меня отчислить. Был бы я суперотличником, то и тогда бы у меня не было шансов.

А на самом деле?

Связано это было с предпринимательством. С презервативами, которые мы ради хохмы развозили на мотоциклах по заказу. Это сделало шум в прессе, все местные газеты отписались о необычном бизнесе. Потом на меня наехал весь ректорат, и было ясно, что им это, мягко говоря, не нравится.

Тогда уже выходила газета «Коммерсант». Пришёл их корреспондент к ректору. Стал защищать меня и спросил: «Зачем вы так преследуете Пушкина?» Тогда ректор сказал, что он презервативами не пользуется и не имеет к этому отношения. И выгнал корреспондента из кабинета. Потом в одном из выпусков на последней странице были нарисованы два кролика, которые занимаются сексом, и заголовок: «Ректор Самарского университета сам презервативами не пользуется и другим не даёт». После этого у меня уже не было шансов остаться в университете.

Корреспондент был вашим знакомым?

Да, Игорь Вережан, он тоже был студентом, но филфака. В то время студенты уже активно подрабатывали. Похоже, его тоже отчислили. Потом я со злости подал документы в Гавайский университет и прошёл бы, конечно. Тем более $7000 в год мне тогда были по силам, в отличие от $35 тысяч в Колумбийском. Но потом дела пошли здесь, я женился и подумал, что фиг с ним, с вузом. Года через три, когда я уже считался сказочно богатым, мне позвонил проректор и предложил доучиться. В итоге диплом я получил.

Почему первоначально выбрали истфак?

Это сейчас исторический факультет значит, что ты будешь историком. А раньше — заканчиваешь истфак, и ты уже по меньшей мере инструктор обкома ВЛКСМ.

Выходит, выбирая вуз, вы шли именно с этой целью?

Я не понимал, что это такое. Я просто хотел какой-то другой жизни.

Мысли о том, что вы можете стать предпринимателем, — были?

Тогда быть не могло.

Существовал ли феномен частного предпринимательства вообще?

Я верил, что мы живём в лучшей стране мира и у нас все правильно сделано. Поэтому я не думал, что нужно добавлять предпринимательство в нашу страну.

За четыре года всё изменилось? Как пришло понимание?

Я отучился три года. Ушёл в армию, когда ещё были кооперативы. У людей появлялись деньги, и мне казалось — почему бы не заработать. Я стал искать возможности. Сначала пробовал торговать на рынке, как Чичваркин.

Торговать чем?

Не помню, чем. Чем и все: кроссовки, джинсы. Стоишь и торгуешь. Мне это не понравилось абсолютно. Я понял, что отличаюсь от людей, которые торгуют на рынке. Я стал думать о чём-то более продвинутом. Основал компанию, которая называлась «Студент Сервис», и после первого курса решил сделать платный пляж. Мы хотели создать пространство, где было бы чисто и повсюду стояли шезлонги. Тогда у меня не было ни рубля денег, но я пошёл и получил разрешение у главного облисполкома.

Как вы это монетизировать планировали?

Брать деньги за билеты. Пляж был на другой стороне Волги. Обычная коса. Туда ходил «омик» (речное судно), и мы хотели добавить десять копеек за билеты на пляж при продаже билета на переправу на «омике» — он тоже 10 копеек стоил.

Помните первый раз, когда вы заработали? Что почувствовали?

Первые полгода я только учился, поэтому заработал на стипендии. Сейчас же тоже её выдают?

Да.

Тогда были заметные стипендии в 45 рублей. Я очень хотел сдать первую сессию, чтобы деньги шли. Я сейчас помню, что тогда рассчитывал на деньги от государства. Потом работал сторожем — по ночам. Первые деньги появились, когда я получил машину лимонада для платного пляжа, а потом перепродал её. Денег было море. Стипендия — сорок рублей, а у тебя лежит тысяча. Ты на неё что хочешь, то и делаешь.

Как вы так грамотно распределились деньгами? Почему голову не сорвало?

Я решил их не тратить — мне просто не на что было их пускать. У меня были скромные запросы. На самом деле, они и сейчас скромные.

Когда было проще заработать — сейчас или тогда?

Строго говоря, то, что мы тогда зарабатывали, — не было большими деньгами. Все, что мы получали, для бедной страны казалось большой суммой. Мне, конечно, проще сейчас заработать. Всё-таки с годами приходит знание — где деньги есть, а где их нет. В то время было легче в том смысле, что если смело браться за что угодно — всё принесет доход.

Я как-то готовил материал про бизнес девяностых, и Михаил Матвеев [депутат Самарской Губернской Думы] рассказывал о вашем первом серьёзном совместном деле — рекламном агентстве. Как это было?

Было немного не так. Меня отчислили за два года до окончания вуза. Пока мои одногруппники учились два года — я уже создал довольно большой бизнес, где работало двести человек. И по окончании однокурсники шли ко мне. Не в школу же идти работать после университета. Миша Матвеев был не единственным с исторического факультета, и он хотел заниматься рекламой.

Получается, ваш рассвет случился в начале девяностых?

Да, примерно 1995 год.

Вот если про девяностые. Нашему поколению они кажутся какими-то особенно свободными.

Я сейчас понимаю, что они были свободными. Когда на огромной площади в Самаре выступают Scorpions — это да. У нас был рок-н-ролл и свобода, а сейчас — парады, государство и патриотизм.

Какие опасности были в то время? Как вы, например, с рэкетирами общались?

У меня есть известная фраза, которую напечатала газета. Они тоже спросили про рэкетиров, а я сказал: «Жить в обществе и быть свободным от общества — нельзя». Правда, это не моя фраза, а Владимира Ильича Ленина, из статьи «Партийная организация и партийная литература». Я просто мягко её повторил, а потом встречал людей из своего круга, которые прочитали и говорили: «Как ты правильно сказал!».

Конечно, невозможно, если заниматься бизнесом, жить без рэкетиров. Они к тебе приходят. Приходили. Рэкетиры начинаются от торпед (телохранителей) и заканчиваются ворами в законе. Потом ты потихонечку вырастаешь. Чем дальше растёшь — тем выше уровень общения. Я как-то быстро этот путь нашёл и даже не заметил, как добрался до довольно высокого уровня.

Неужели не боялись?

Нет, почему. Боишься, конечно. Несколько раз я думал, что меня застрелят.

Рассказать об этих ситуациях можете?

Сидишь где-нибудь в кафе. Ты — человек известный, и тебя знают в городе. К тебе подходит кто-то и говорит: «Слушай, мне тебя заказывали». Он, возможно, гнал, рисовался перед тёлкой или, может быть, рядовой бандит с обострённым чувством собственного достоинства. Но это неприятно. Ты неделю ходишь с охраной, боишься подъездов, и тебя провожают до квартиры. Нервы за это время тратишь серьёзно.

Кто-то из вашего окружения попадал в опасные ситуации?

Конечно, в то время это была обычная история. Какая серьёзная ситуация? Любая стрелка — это было серьёзно. Приезжают и начинают с тобой разговаривать.

Просто кажется, что наше поколение представляет «стрелки» довольно кинематографично, что ли. Как вообще это выглядело? Неужели и правда как в фильмах?

Это довольно напряжённый разговор. Тебя пытаются поймать на словах. Поймать меня было сложно всегда — как раз историческое образование помогло. Это напряжённая тема: ты должен хорошо держать дистанцию и отвечать достойно, никого не обижая и не оскорбляя. Потому что всех, кого из моих знакомых убили — не из-за долгов или угроз, а просто потому, что кто-то кого-то на *** послал.

А вам что помогало оставаться спокойным?

Я в принципе никого на *** не слал. Помогал опыт армии и образование. Некоторые рэкетиры ненавидели мою тогда спокойную манеру общения. Кого-то именно это и бесило. Был там один, которого потом убили. Я его раздражал. Когда к нам приезжали ребята «поговорить» — они говорили: «Пушкина уберите, потому что они друг друга заведут, и разговора не получится». В целом говорить я умел.

И в бригадах ребята делились на тех, кто умеет воевать, и тех, кто умеет говорить. У меня был однокурсник Валера Аникин, историк и неглупый парень. Как историк он умел хорошо разговаривать и сделал в бригаде карьеру — стал очень авторитетным. Я не знал его дел, а потом его убили. Другой однокурсник Олег Иванец всё это описал в своей книге.

В какой момент рэкет ушёл?

Они были как бы бандитами, а стали обычными бизнесменами. Кто был настоящими бандитами, те и сейчас ими остаются.

Вы в бизнес шли с какой-то командой?

У нас была чудесная команда. Этот приход студентов ко мне — это были лучшие люди. Те, которые работали со мной в начале девяностых, — они все состоялись и очень успешные сейчас. Их почти всех переманили международные корпорации. Такую компанию собрать сегодня было бы трудно и дорого.

Кто-то из них рядом с вами сейчас остался?

Нет. У меня же с 1998 года вообще не было бизнеса. Я разорился и остался один.

Значит, люди ушли куда-то в другое место. А почему не остались?

Кто-то посчитал, что я виноват в их проблемах. Кто-то посчитал, что сейчас шанс — оторвать кусок.

Вы разорились в 1998 году. Прошло двадцать лет. Как сейчас считаете, кто виноват?

Я всегда считаю, что виноват я. Надо было правильно реагировать на время. Не надо было бояться.

В девяностые годы у вас же было несколько проектов?

Да до хрена вообще.

Какой был самым крутым?

Мне очень нравился проект русско-швейцарской компании, когда мы должны были инвестировать деньги России в Швейцарию. У нас был партнёр в Швейцарии — инвестиционный банк. Мы должны были деньги богатых самарцев вкладывать и управлять ими. Мы были серьёзной величиной на инвестиционном рынке. Мы хотели пойти дальше — какой-то красивый бизнес с галстуками и Швейцарией организовать.

Мы такую компанию создали, она была крутая. Люди, с которыми мы делали её в Москве, — сейчас все очень известные. Вот многие говорят про резиденцию в Плесе, где Медведев ещё собирается. Владелец её — Лёша Шевцов — был нашим партнёром. Он купил весь берег. Это был красивый проект. Похоже, главное, за что нас помнят, — мы скупили все ваучеры в Самаре и продали их.

Вы сейчас многодетный отец, а как совмещали работу с семьей тогда?

Тогда работа была на первом месте. Потом по-другому стало. Я впервые стал заниматься семьёй после того, как разорился. Все девяностые прошли в работе — я отвечал за внешнеэкономическую деятельность: много летал. Проводил треть года за границей. Каждую неделю было пару перелётов. Это приятно, кстати, когда ты переезжаешь из деревни и видишь другую жизнь, которую ты никогда не ждал — отели, рестораны, которые веселят. Но сейчас я понимаю, что это не жизнь.

А что тогда жизнь?

Жизнь — это когда ты живёшь не для того, чтобы работать, а работаешь для того, чтобы жить. Тогда было наоборот. Но я получал кайф от работы, и мне казалось нормально проводить только выходные в своём городе.

При совмещении нескольких проектов — вы управление ими кому-то делегировали?

Я когда говорю «я» — имею в виду нашу компанию из трёх человек: Пушкин, Столяров и Гаранин (в 90-е в Самаре существовала известная одноименная компания «Пушкин, Столяров и Гаранин»). Столяров с недвижимостью сейчас, а Гаранин уже пенсионер. Почему все знают меня — потому что я всё придумывал и везде выступал.

Это было непривычно для России того времени — вот такая открытость. Название компании тоже об этом как бы говорило, что моя фамилия на первом месте стояла. Но нас было трое, и делегировать было ничего не нужно: Дима и Серёга очень талантливые парни.

Были ли мысли пойти во власть — особенно развивая идею, с которой вы шли на истфак?

Нет, я понял, что это была дурацкая мысль. Я бы не смог там работать. Я бы попробовал, но ушёл бы оттуда. Я реально верил в торжество социализма, а с таким настроением работать в обкоме партии было нельзя.

А когда перестали верить? Если, конечно, перестали.

Когда познакомился с ситуацией поглубже. Для меня шоком было, когда у меня друзья появились в областной газете «Волжская коммуна». Когда сидишь в райцентре и смотришь со стороны на газету — думаешь, что там сидят серьёзные люди и пишут умные статьи про уборку и хлеборобов. Когда увидел бардак в «Коммуне» — для меня это был удар.

В девяностые годы мне было пофиг, потому что власть на меня никакого воздействия не оказывала. Если к нам приходил налоговый инспектор — её буквально «слали». Правда, однажды она сильно обиделась и возбудила дело на нас, но мы отбились. Хоть они и чуть не разорили нас. Это всё из-за нашей позиции: «Ребята, мы сами всё знаем и что такое вообще эта ваша власть?». Вот в двухтысячные годы я уже столкнулся.

Сейчас по-другому? Власть имеет силу над бизнесом?

Строго говоря, над моим — нет. Но страной она сейчас управляет так же, как коммунисты в восьмидесятые годы.

Проект Грудинина вас не заинтересовал случайно?

А какой?

«Совхоз имени Ленина», который ещё «островком социализма» в Подмосковье прозвали.

Нет, я марксист лишь по методологии и другое не учитываю. Я, конечно, верю в справедливость и как раз читаю «Капитал» Маркса. Думаю, что справедливости должно быть больше. И я так же, как Маркс, считаю, что за неё нужно бороться, а если не бороться — то её просто не будет. «Сверху» её не будет никогда.

1998 год. Вы — разорились. Как заново начинали?

Я бизнесом не занимался после этого. Занимался юридическими услугами — банкротствами. Тогда делал треть всех операций в городе. Я уже не тратил все дни недели на работу, а занимался ей пять дней в неделю по восемь часов и выключал телефон в пятницу, чтобы мне не звонили. Воспитывал детей — летал с ними отдыхать, учил тому, что сам когда-то не освоил, но хотел.

Однажды понял, что некоторые мои бывшие сотрудники и партнёры стали богаче меня — у них просто денег стало больше. Я когда-то купил дом раньше всех — но прошло лет десять и уже вот все переезжают в дома. Я не завидовал, но понимал, что надо догонять. И тогда начал как-то активничать.

Всё-таки перезагрузка же произошла у вас какая-то?

Чтобы постоянно заниматься бизнесом, нужно быть человеком или ограниченным или безумным, потому что жизнь не только в этом. Она — в хорошей музыке, общении с друзьями, детях, природе и путешествиях.

Я в 1998 году разорился и много ездил, путешествовал. С 2001 года начал путешествовать на мотоцикле — проводил где-то месяц в год в путешествиях. По России почти не путешествовал — так, немножко, а в другие страны катался. Объездил Америку на мотоцикле, всю Европу и интересные места в Азии.

Вы — историк, который создаёт юридическую фирму. Как так вышло?

Мне кажется, что историк — это лучшее образование. Кто-то в компании должен быть юристом, а кто-то должен подходить к управлению и определять стратегию как профессор — видя ситуацию целиком. Оказалось, что у меня это есть. Не обязательно знать юридические детали. Я не читаю Гражданский кодекс, а читаю «Искусство войны».

Насколько сложно было с юристами конкурировать, которые тогда в городе создавали компании?

Я пришёл в этот бизнес как бизнесмен всё-таки. До меня в юридическом бизнесе в Самаре были юристы, которые делают всё. Приходишь к нему с любой проблемой: от невыплаченной страховки до взыскания денег с пенсионного фонда. А я пришёл с одной услугой — с ликвидацией предприятия и забрал её всю себе.

Потом я понял, что эти юридические кейсы — они безумно интересны. Мастерство юриста не в знании законов, а в том, чтобы понимать, куда ударить соперника. Правил нет в юридическом споре, и поле для игры очень широкое. С годами за тобой катится хвост твоих побед или поражений, и становится проще убеждать. Сейчас если кто-то новый говорит: «Давайте мне миллион, а я спасу ваши десять», то рискованный человек может и даст, но в основном махнут и скажут: «Лучше позвоню Пушкину».

Со сменой власти в начале нулевых что-то изменилось?

Когда Путин, что ли, пришёл?

Ну да.

Вначале он был довольно разумным человеком и сделал много правильного. Он, естественно, ставленник какой-то крупной группировки бизнеса. Поэтому сходу в России сократили срок обжалования дел, и сегодня, если за год не обжаловать что-то, то уже опоздал. Это сильно поменяло ситуацию и сделано было для того, чтобы «отжатые» бизнесы нельзя было вернуть.

Единственное — у нас всё ещё очень бедная страна, и если мы работаем на внутренний рынок — мы совсем немного зарабатываем. Мой сегодняшний бизнес я бизнесом не считаю. Юридическими услугами зарабатывают деньги так же, как это делают журналисты.

Наёмным работником вас тоже не назвать.

Нет, я не наёмный работник. Но бизнес — это когда ты вложил куда-то денег, рискнул и дал работу людям. У нас в компании работает двадцать человек, и я не считаю, что у нас бизнес — мы просто оказываем деловые услуги.

Я бы даже, может быть, задумался и начал заниматься бизнесом. Но сегодня в стране все места, которые бы меня заинтересовали, — уже поделены. Сейчас есть два способа крупно заработать: делать деньги из госзаказов и государственных денег или создать монополию, чтобы другие туда не лезли.

В России же нельзя — ФАС всё-таки.

Да, но на самом деле бизнес только на этом и строится. Вывоз мусора, допустим, — это монополия, и туда никого не пускают. Ремонт крыш муниципальных — это одни и те же подрядчики, которые меняются со сменой мэра.

Всё это мне не нравится. Я люблю свободный рынок и когда есть конкуренция. Сделал лучшие услуги, меньшие издержки — победил. Только так и развивается страна. К сожалению, в России выбрали другой путь достижения стабильности при опоре на определённых людей, которые требуют долю, или, если историческим языком, — откупа.

У нас такие люди есть или они только в центре?

В Самаре есть «Водоканал» — это Вексельберг. Это откуп. Как ты не прыгай — другой такой не сделаешь.

Что нужно делать малым бизнесменам, чтобы их дело развивалось?

Тем, кто занимается, надо понимать, что возможности крупного и малого — несопоставимы. Если у тебя власть — нужно ограничивать давление крупного бизнеса на малый. Рынок сам не разберётся, потому что крупный будет выдавливать малый.

Кто сейчас самые богатые люди России?

Чиновники. Есть хорошая пьеса у Гоголя — «Ревизор». Там есть пример, когда дают взятки. Земляника, который попечитель богоугодных заведений, даёт 400 рублей. Бобчинский и Добчинский — предприниматели, и они на двоих дают 35 рублей. Ещё и по карманам шарят! Прокурор выкладывает 300 рублей. В сегодняшнем бизнесе ситуация похожа. Если выбирать денежный путь, то, наверное, проще идти в прокуратуру, полицию или органы.

Если есть желание быть свободным и работать так, как хочешь, быть независимым и не бояться, что тебя кто-то прижмёт — это прямой путь в предпринимательство. С деньгами будет похуже. Я, правда, всего лишь так думаю и деньги их не считал.

Вам не кажется, что государство подминает под себя компании слишком часто и отдаёт крупному бизнесу уж слишком большой приоритет?

На мой взгляд, равновесие найдётся. Мы же проигрываем по многим показателям, если посмотреть глобально. «Роснефть» проигрывает «Шеврону», например. «Газпром» — норвежским газовым компаниям. В целом страна проигрывает на мировом уровне. Когда-нибудь, когда это будет заметно, внимание обратят на людей, которые смогут добавить стране огня. Это как раз представители малого и среднего бизнеса.

Мы вот как раз сейчас сидим с вами, пишем статью для vc.ru, который в мировом масштабе не авторитет. А ведь должен им стать. Есть же американские журналы, на которые обращают все внимание. Если компания не бьётся с мировыми лидерами, то она уже проиграла.

Так же и я здесь сижу — у меня компания юридическая, и я не бьюсь за заказы на глобальном уровне. По-хорошему, надо сделать так, чтобы мы конкурировали на мировом уровне. Делать такие проекты, которые можно продвигать глобально. Но реально нам не до этого, потому что бизнес сейчас ведёт борьбу с газовиками, налоговой и ещё кем-то внутри страны.

Вы давление со стороны государства испытываете?

Я не испытываю давления от государства как предприниматель, честно говоря. У них есть сейчас другие заботы. И может быть, хорошо, что Навального «принимают», потому что у них из-за этого руки не доходят до бизнеса. Ну и на меня давить трудно. В целом на юридические компании давить сложно, потому что это умные люди, которые уходят грамотно. Есть более лёгкие примеры для давления.

Если у государства есть другие заботы, то как же «Додо Пицца»?

Эти не от большого ума дела заводят, думаю. Для прокуратуры Овчинников — обычный коммерс. Они не понимают, что уровень Фёдора — это даже не уровень начальника ОВД города. По-хорошему, ему должны звонить заместители министров с вопросами: «Слушай, Фёдор, тут такая проблема».

Пока не так. Пока считают, что Фёдор Овчинников — это говно, а кроме Сечина крутых бизнесменов нет. Мы все будем в этом говне, вся страна. Такая же история с Чичваркиным.

Почему так часто бизнесмены мигрируют?

Они же не все уезжают. Те, кто уезжают, — им просто деваться некуда.

Какую страну впервые за рубежом посетили?

По-моему, Чехию. Я был дилером Puma в России тогда. Такой был период. Я видел, что дилер Adidas есть в стране, а Puma не было. У них была фабрика в Чехии, и я поехал туда договариваться.

Когда-нибудь думали, что не вернётесь?

Когда уезжал в Америку, не был уверен, что вернусь. Потом передумал и решил приехать обратно. Меня спрашивали в Америке: «Почему не остаешься здесь?». Я там когда этот год жил, мне было сорок лет. Сказал, что мне не хочется заново начинать свою жизнь.

За время путешествий за границу вы успели понять, чем предпринимательство «у них» отличается от «нашего»?

Мне кажется, тут веселее. Всё-таки здесь надежда ещё есть какая-то, что всё изменится. А в Европе — всё уже давно ясно — кто есть кто.

Как выбирали проекты, которыми хотели заниматься и куда инвестировать?

Берёшь сто проектов — один выбираешь. Девяносто девять отсеиваешь. У меня не было проблем с идеями. Потом со временем начинаешь считать деньги — сколько они принесут. Дело в том, что есть интересные проекты, а есть глобальные. Условно говоря, нет смысла заниматься тем, что никогда не сможет принести тебе миллиард.

Спросил к тому, чтобы понять — вы отталкивались от интереса, а не от коммерческой выгоды?

Часто да. Сейчас стараюсь на те, которые не могут быть глобальными, не обращать внимание. Если проект не принесёт денег, лучше им не заниматься. Допустим, кофейня — она подходит хозяину, который хочет просто красиво жить. А если он хочет мост через Волгу построить — это не его путь.

Вы не так давно начали новый проект «Шведских дач» — там люди арендуют дома на сутки и живут на природе у реки. Как эта идея появилась?

Сначала думал просто о продаже домов — не было идеи именно дач. Я купил землю, а потом в Швецию и Норвегию поехал, чтобы поискать каких-то идей. Шведская архитектура мне понравилась.

Полностью по их образцу сделано?

Нет, название только взял. Хотя мне потом Гор Мелконян (журналист «Эхо Москвы» в Самаре) присылал фото из Швеции, что там стоят такие же дачи на берегу залива.

Этот проект с какой целью создавался — заработать?

Он был девелоперский, пробный проект. Стало интересно: будут ли люди брать дома в необычной среде с такой планировкой и дизайном. Не особо брали, поэтому проект стал выставочным.

Вы сейчас книгу свою пишете?

Да, но она профессиональная. Что делать — если задолжал много денег. Пишу для продвижения компании в Москве.

Из категории философских вопросов: чем сейчас нужно заниматься молодым бизнесменам?

Я всё хотел Чичваркина процитировать: «Учить английский язык и покупать оружие», но это шутка, конечно, хоть и похожа на правду.

А вы никогда не пересекались с ним?

Нет, я общался активно с заметными московскими предпринимателями в девяностые. А он тогда, кажется, ещё торговал на рынке.

Ещё интересно, как вы начинали без какой-либо поддержки. Сейчас если спросить у молодых бизнесменов — где взять деньги, то они ответят, что у государства.

Просто сперва нужно определиться с тем, сколько денег хочется заработать. Потом подобрать бизнес под желание, потому что пиццерия хоть и принесёт денег, «чтобы на жизнь хватало», но на какую? На образование детей за границей — не хватит.

А потом если и выбирать бизнес, то надо его полюбить, иначе нет никакого смысла им заниматься. Он быстро надоест. Идея, что его через несколько лет можно делегировать кому-то и получать дивиденды, — не совсем верная. Чтобы этот план реализовать нужно минимум десять лет. А где взять деньги? Будет хорошая идея и воплощение — сами принесут. Ещё и очередь будет.

У вас был бизнес, который вы не любили?

Да, я решил сделать своё такси «Нет проблем». Это было ужасно. Это совсем не моё, и мне не нравилось. Сначала я сделал прокат автомобилей на двадцать машин. Он пошёл, но авто стали воровать. Я думаю, давайте наберём водителей и будем оказывать услуги такси.

Я купил ещё шестьдесят машин и нанял водителей. Я с ними очень замучался — процессы там сложные. Потом я долго искал, кому передать это. Кончилось тем, что такси купила какая-то фирма в Тольятти. Они назывались «Мега».

Они и сейчас работают. В Тольятти это одна из самых крупных служб.

Ну вот. Мне этот бизнес очень не нравился. Поэтому если вы не любите то, что делаете, — бросайте.

Без денег сейчас реально начать бизнес?

Конечно, всегда можно. Нужно даже. Если бизнес не может принести денег, которые покроют заём, то он не прибыльный. Если начинать дело с нуля, то нельзя проигрывать. Нужно проверить, что бизнес приносит доход, и уже потом предпринимать какие-то шаги.

Вы в кого-то когда-нибудь инвестировали?

Я работаю головой и руками, и мне не капает каждый месяц, поэтому не могу так уж в кого-то сильно вкладывать. Конечно пробовал, но понял, что в России нет законов, которые позволяют инвестировать и не потерять. Инвестирование, скажем, по английскому праву позволит человеку, который не выполнил обязанности, сильно осложнить жизнь, и бегать за ним можно долго и эффективно.

А в России?

У нас тоже можно инвестировать в бизнес, но если этот человек состоится, то может сказать потом, что он пойдёт делать бизнес сам и в инвесторе уже не нуждается. От того, что ты дал ему сто тысяч долларов, а бизнес он сделал на миллион, — он не захочет тебе оставлять половину, потому что твоих заслуг, по его мнению, в этом мало. Человека жаба задушит от того, что он должен что-то отдать. Он найдёт способы увильнуть. Заставить невозможно.

Как в ближайшее время видите своё развитие — может быть, зайдёте в какую-то другую сферу?

С 2005 года в юридическое дело было некуда вкладывать. А сейчас понимаю, что это может стать бизнесом. Мне интересно построить большую компанию, по-настоящему крупную. Этим сейчас я и занимаюсь и думаю об этом.

Есть ещё какие-то проекты, связанные с девелоперством. Я же когда-то думал, что буду девелопером — покупал землю и вошёл на этот рынок вовремя и неплохо. Сейчас я понял, что в этом бизнесе нужно ждать лучшего времени, чтобы делать проекты. Жду. У меня есть возможность ждать и жить для себя.

Фото: Натела Сулаквелидзе, Сергей Макаров .

Интервью взято специально для конкурса vc.ru и банка «Точка».

#навсюголову