Гиперинфляция: «экономика» Германии после Первой мировой войны

Статья о том, каким образом Первая мировая война сказалась на Германии, неэффективные действия правительства которой привели эту страну и её население к гиперинфляции и государственным ценам в квадриллионах немецких марок. На фото — деньги, необходимые для покупки одной буханки хлеба в Германии в октябре 1923 года.

Прочитав статью вы поймёте, что шутка про "чернила в денежном принтере" совсем не шутка.

Представьте себе мировую экономику как армаду кораблей, проходящих через узкий и опасный пролив, ведущий к морю процветания. Навигация по каналу коварна – ваш корабль может рухнуть с водопада дефляции или сгорит в адском пламени инфляции. Мировой флот скован цепями торговли и инвестиций, поэтому, если одно судно опасно отклоняется от курса, оно тянет за собой другие.

Печатайте слишком мало денег, и мы спадаем с водопада, как Великая депрессия 1930-х годов. Печатаем слишком много, и мы горим, как Германия в Веймарской республике в 1920-х годах. Не справляемся с пассатом, и мы тонем, как Япония в 90-ые.

Краткое содержание статьи:

1) Германия вступила в Первую мировую войну из-за сложной сети союзов, которая втянула её в конфликт с Австро-Венгрией, объявившей войну Сербии в 1914 году.

2) Миллионы людей погибли, огромная государственная инфраструктура была разрушена. Немецкое государство нагружало себя долгами, чтобы заплатить за войну, после которой расходы также продолжали расти, готовя страну к денежной катастрофе.

3) Поскольку вариантов финансирования не было, государство разрешило Имперскому банку печатать данные о государственном дефиците, чтобы они могли найти деньги, необходимые для выплаты репарационных выплат и поддержания работы государственных служб.

4) Инфляция начала стремительно расти в 1921 году, и возникли разрушительные "замкнутые инфляционные петли". Немецкие банки начали сбрасывать марки на бирже и капитал начал покидать страну. Общественное доверие к марке ухудшилось и скорость обращения денег начала увеличиваться. Инфляция достигла тысяч процентов.

5) Разъяренные тем, что им платят все более бесполезными бумажными марками, французы в начале 1923 года оккупировали немецкую долину реки Рур. Это было последней каплей, поскольку Рур был центром промышленности. Товаров стало еще меньше, а цены взлетели.

6) В середине 1923 года марка, уже находящаяся в состоянии гиперинфляции, стала параболической. Нехватка продуктов питания стала обычным явлением, за ней последовали бунты и политические беспорядки.

7) Ситуация была стабилизирована в конце ноября 1923 года с денежной перезагрузкой. Была введена новая валюта, поддерживаемая землей, и скорость денежного обращения + инфляция, наконец, начали падать, цены стабилизировались.

Источник: Hyperinflation is Coming- The Dollar Endgame

28 июня 1914 года австрийский эрцгерцог Франц Фердинанд и его жена Софи были убиты боснийским сербским националистом по имени Гаврило Принцеп. Убийство положило начало быстрой цепочке событий, поскольку Австро-Венгрия немедленно обвинила сербское правительство в нападении, а сложная сеть союзов и договоров втянула практически всю Европу в бойню.

Поскольку Россия поддерживала Сербию, Австрия попросила гарантий, что Германия выступит на ее стороне против России и её союзников, включая Францию и, возможно, Великобританию.

28 июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии и хрупкий мир между великими державами Европы рухнул, положив начало разрушительному конфликту, ныне известному как Первая мировая война.

Война закончилась поздней осенью 1918 года, после того как страны-участницы Центральных держав одно за другим подписали соглашения о перемирии.

Германия была последней, подписавшей перемирие 11 ноября 1918 года. В результате этих соглашений Австро-Венгрия была разделена на несколько более мелких стран.

Первая мировая война была одним из величайших водоразделов геополитической истории 20-го века.

Она привела к падению четырех великих имперских династий (Германии, России, Австро-Венгрии и Турции) + послужила началу большевистской революции в России и, дестабилизируя европейское общество, государства и экономики, в том числе, заложив основу для Второй мировой войны.

Как и в случае с другими войнами, правительства приостановили действие золотого стандарта во время Первой мировой войны, чтобы увеличить денежную массу и оплатить войну. Поэтому, как и во все послевоенные эпохи, многие страны столкнулись с гораздо более высокими темпами инфляции в конце Первой мировой войны.

Инфляция в Германии 1914–1923 годов имела незаметное начало, постепенно увеличиваясь до одного-двух процентов.

В первый день войны Германский Рейхсбанк, как и другие центральные банки воюющих держав, приостановил погашение своих банкнот, чтобы предотвратить утечку своих золотых резервов. (Подобно тому, что Никсон сделал в США несколько десятилетий спустя, 15 августа 1971 года).

Кроме того, Рейхсбанк предложил помощь центральному правительству в финансировании военных действий.

Поскольку налоги всегда непопулярны, правительство Германии предпочло занять необходимые суммы денег, чем существенно повысить свои налоги. В этом ему с готовностью помогал Рейхсбанк, который дисконтировал (читай: покупал) большинство казначейских обязательств.

Таким образом, растущая процентная доля государственного долга попала в хранилища центрального банка, а эквивалентное количество денег печатного станка – в наличные средства населения.

К концу войны цены выросли примерно на 140% по сравнению с ценами на момент начала войны.

Немецкая марка торговалась в пределах нормального диапазона 20 марок за фунт на ранних этапах войны. Она закончилась в декабре 1918 года на уровне 43 марки за фунт.

США вернулись к золотому стандарту в 1919 году, а другие европейские страны и Япония восстановили золотой паритет пару лет спустя. Учитывая ограниченное предложение золота в начале 1920-х годов, европейские страны и Япония приняли решение о частичном золотом стандарте, при котором резервы частично состояли из золота и частично из валют других стран. Этот стандарт известен как Золотой стандарт.

Разоренная конфликтом, она увидела крах ее кадров, разрушение ее сырьевой производственной индустрии и переворот ее старого политического истеблишмента.

Однако самым разрушительным был Версальский мирный договор.

В январе 1919 года, через два месяца после прекращения боевых действий в Первой мировой войне, в Версале, бывшем поместье французской монархии под Парижем, была созвана конференция для выработки условий мирного договора об официальном прекращении конфликта.

Хотя присутствовали представители почти 30 стран, условия мира по существу были написаны лидерами Соединенного Королевства, Франции и Соединенных Штатов, которые вместе с Италией сформировали «большую четверку», которая доминировала в процессе.

Побежденные страны - Германия и ее союзники - Австро-Венгрия, Османская империя (ныне Турция) и Болгария - даже не были приглашены к участию.

Условия договора требовали от нового правительства Германии сдачи примерно 10 процентов своей довоенной территории в Европе и всех своих заморских владений. Германия лишилась огромного количества земли, потеряв 68 000 км² территории, включая Эльзас и Лотарингию, которые были аннексированы в 1870 году, и 8 миллионов жителей. Часть западной Пруссии отошла к Польше, которая получила выход к морю через знаменитый «Польский коридор».

Кроме того, Германия потеряла большую часть своей рудной и сельскохозяйственной продукции. Её колонии были конфискованы, а военная мощь страны была подорвана.

Согласно условиям статьи 231 Договора, немцы приняли на себя полную ответственность за войну и обязательство выплатить репарации союзникам в размере, который будет определен Комиссией по репарациям.

Последнее положение оказалось бы самым катастрофическим для Германии.

Победители решили переложить все расходы, включая лечение раненых французских солдат, потерянных бельгийских лошадей, пенсии для британских железнодорожников и многое другое, на плечи немецкого государства.

Требования к казначейству были чрезвычайно высокими из-за расходов на демобилизацию; задолженность по перемирию, ремонт разрушенной инфраструктуры и колоссальный упадок национализированных отраслей промышленности. Всё это привело к огромному бюджетному дефициту, который продолжал расти.

До войны он составлял 20 марок за фунт стерлингов. На в конце войны, в декабре 1918 года, она составляла 43 марки за фунт. Версальский мирный договор был принят в июне 1919 г., и за фунт можно было купить 60 марок. Но когда снова наступил декабрь, курс стал 185 марок за фунт. Уже сейчас среднегодовая девальвация примерно на 20 процентов в год стал напоминать стабильность.

Инфляция военного времени, составлявшая примерно 20% в год, была в значительной степени скрыта от общественности.

Под прикрытием военной тайны правительство смогло скрыть цифры инфляции, закрыть фондовые биржи и запретить публикацию курсов валют.

Частый дефицит и скачки цен приписывались нормированию военного времени, и поэтому многие граждане думали, что по окончании войны и политическом соглашении в Версале высокие темпы инфляции начнут нормализоваться, а цены упадут.

Чего они не понимали, так это того, что казначейство к этому времени было полностью погружено в долги и военные обязательства - они уже давно решили восполнить огромный дефицит исключительно за счет силы печатного станка, решив увеличить денежную массу, а не проводить дефолт. по платежам.

Еда для семьи из четырех человек, которая стоила 60 марок в неделю в апреле 1919 года, стоила уже 198 марок к сентябрю 1920 года и 230 марок к ноябрю 1920 года.

Стоимость некоторых продуктов, таких как сало, ветчина, чай и яйца, выросла в 30-40 раз от довоенной цены. Цены продолжали расти по всем направлениям.

На протяжении всего периода инфляции наиболее популярное объяснение обесценивания денежной массы возлагало вину на неблагоприятный платежный баланс, который, в свою очередь, возлагался на выплату репарации и другие обременения, налагаемые Версальским договором.

Для большинства немецких политиков государственный дефицит и бумажная инфляция были не причинами, а следствием внешнего обесценивания марки.

Широкая популярность этого объяснения, возлагавшего на победивших союзников полную ответственность за немецкую катастрофу, имела зловещие последствия для будущего, поскольку давала Гитлеру козлов отпущения, на которых он мог направить немецкую ярость.

Поскольку в конце 1920 года инфляция продолжала расти выше 50%, экономисты начали обнаруживать разрушительную замкнутую петлю инфляции, которая определяла поведение потребителей.

По мере роста инфляционных ожиданий потребителей они уходили и покупали больше товаров, отказываясь оставлять свои деньги на банковских счетах, где они ежегодно теряли половину своей стоимости.

Этот приток покупок привел к росту цен, что подтвердило собственные подозрения потребителей в отношении инфляции, остановить которую было практически невозможно.

Скорость обращения денег - это мера скорости обмена денег в экономике, измеряемая тем, сколько раз в год обменивают среднюю банкноту.

Давайте рассмотрим это. Если в экономике общая денежная масса составляет 1000 долларов, но эти деньги передаются между руками только один раз в год, они могут делать покупать товары и услуги только ОДИН РАЗ в течение года.

Если те же самые доллары переходят из рук в руки (т.е. совершают сделки) 365 раз в течение года, они могут предлагать те же самые товары 365 раз в течение года, тем самым увеличивая общие цены.

Низкая скорость обращения денег означает, что люди экономят свои деньги, а не тратят их, и, таким образом, цены на активы и потребительские цены остаются низкими - имеется меньше денег, чтобы поднять их цену.

Скорость обращения денег - это производная второго порядка помимо инфляции, она также представляет собой еще один цикл замкнутой цепочке инфляции.

Скорость обычно увеличивается во время инфляции и уменьшается во время дефляции, тем самым усугубляя движение в любом направлении (делая инфляцию или дефляцию более серьезной).

Данных за этот период времени крайне мало, поэтому было трудно найти хорошие источники, которые могли бы надежно оценить скорость - один достойный источник от доктора экономических наук, который был обнаружен, показал, что скорость обращения денег начиналась с 8 в 1920 году, но быстро увеличилась до 10 в 1921 году, затем 100, затем взлетел до 10,000 на заключительных этапах краха в 1923 году.

Большинство немцев не обращали внимания на лежавшие перед ними руины.

Фрау Эзенменгер, вдова из Австрии, которая подробно задокументировала гиперинфляцию, вышла и потратила свои сбережения на покупку государственных облигаций в конце войны.

Когда она вернулась через год, они уже потеряли 75% своей стоимости.

Она ворвалась в банковский зал, расспрашивая своего банкира о своих вложениях за год до этого - она зафиксировала это в своем дневнике:

... В большом банковском зале велось много дел… Вокруг шли оживленные дискуссии о штампах валюты, выпуске новых банкнот, покупке иностранных денег и так далее. Фрау пошла к служащему банка, который сказал:

– «Ну, разве я не был прав? Если бы вы купили швейцарские франки год назад, когда я предлагал, вы бы сейчас не потеряли три четверти своего состояния».

– "Вы не думаете, что валюта не восстановится?»

– "Восстанавится! Ха-ха!"

– «У меня государственные ценные бумаги. Разве нет ничего безопаснее этого?»

– «Моя дорогая, где находится государство, которое гарантировало вам эти ценные бумаги? Оно мертво».

Несколько лет спустя она даже не купила бы на них и буханки хлеба.

По мере того как 1921 год продолжался, финансовая ситуация продолжала ухудшаться.

Немецкое правительство столкнулось с безвыходной ситуацией: они могли либо повысить налоги, чтобы более чем удвоить их текущие ставки (которые и так были высокими из-за повышения налогов, санкционированных во время войны), что наверняка вызовет политическую революцию в Германии и потенциальный дефолт; или они могли бы продолжать печатать свои дефициты и надеяться, что союзники не захватят немецкие активы или что рост стоимости жизни вызовет нехватку продовольствия и беспорядки.

Они продолжали идти по пути печатания денег, не подозревая, что они все стремительнее загоняют свою страну в пропасть.

В марте 1921 года Франция оккупировала немецкие порты из-за растущего недовольства союзников неплатежеспособностью немцев. Были захвачены рейнские порты Дуйсбург, Рурорт и Дюссельдорф, что еще больше ограничило возможности предприятий-экспортеров продавать свою продукцию, что привело к падению их акций на биржах.

В следующем месяце был нанесен еще один сокрушительный удар, когда Комиссия завершила определение размера репараций Германии за войну. Адам Фергюсон продолжает:

По мере того как политическая ситуация становилась все более нестабильной, крупные банки и богатые немцы начали продавать свои марки на иностранной валюте.

В начале переговоров это началось как небольшая струйка, поскольку наиболее образованные немцы считали, что чиновники казначейства исправят корабль, уравновесят государственный бюджет и смогут вытащить Германию из трясины.

Но по мере того, как в течение 1920 и 1921 годов ситуация ухудшалась, банкиры, спекулянты, торговцы и богатые промышленники начали сбрасывать марки на биржах, что еще больше снизило стоимость марки и, таким образом, увеличило импортные цены на иностранные товары для немцев.

К июлю 1921 года немецкие торговые банки начали приказывать торговцам валютой продавать все запасы бумажных марок по любой цене, которая была предложена.

Любой, у кого имелся избыток богатства в марках, отправлял их на биржи для продажи и конвертации в более стабильные валюты, что еще больше усиливало сброс марок на бирже и снижало ее стоимость на валютных рынках. Капитал начал массово покидать страну.

Между тем инфляция продолжала расти. По мере того как Казначейство продолжало тратить, оно обнаружило, что цены, которые оно платило за товары и услуги (зарплата рабочих, продукты питания, нефть, уголь, сталь и т. Д.), Продолжали расти, что, в свою очередь, увеличивало количество денег, которое само казначейство было необходимо потратить. просто чтобы правительство работало.

Этот возросший спрос на новую валюту упал на Рейхсбанк, который с готовностью напечатал ее и передал в Казначейство, представляя ДРУГОЙ разрушительный цикл обратной связи, который приведет к экспоненциальному увеличению денежной массы.

20 сентября 1921 г. г-н Джозеф Аддисон, советник Британской Посольство в Берлине сообщило Министерству иностранных дел:

Ежедневное создание свежих бумажных денег, необходимых правительству для выполнения своих обязательств как дома, так и за рубежом (услуги и товары, которые он «обязан как предоставить, так и доставить») неизбежно снижает покупательную стоимость марки и приводит к новым требованиям, которые, в свою очередь, вызывают дальнейший спад, и так до бесконечности.

Кроме того, как видно выше, налоговая система не успевала за ними. Банкиры и богатые промышленники уже перевели большую часть своего богатства за границу или в иностранную валюту, а средний класс, зажатый разрушительной силой инфляции, не терпел никакого увеличения налогов.

Как и в большинстве промышленно развитых стран, правительство ежегодно собирало большую часть налогов, но с учетом того, что к зиме 1921 года инфляция превысила 100%, ежегодные налоги были в основном спорным вопросом.

Другие источники государственных доходов, такие как железнодорожные тарифы, патентные сборы, налоги на уголь и импортные пошлины, были зафиксированы на низком довоенном уровне.

Большая и сложная немецкая бюрократия чрезвычайно затрудняла изменение этих сборов, и даже когда они могли регулировать эти сборы, они никогда не могли поднимать их достаточно быстро или достаточно часто, чтобы не отставать от инфляции.

Когда правительство больше всего нуждалось в налогах, население начало массовую программу уклонения от уплаты налогов, как из-за гнева по поводу нынешней некомпетентности правительства Веймара, так и из-за быстро растущей инфляции.

Таким образом, у правительства не было никакого выхода, кроме как продолжать увеличивать объем своих запросов на печатные банкноты из Рейхсбанка, поскольку все другие источники финансирования (налогообложение и заимствования) постепенно прекращались.

Европейские банкиры трезво пришли к выводу, что Германия не может продолжать выплачивать свои платежи Антанте и рано или поздно ей придется объявить себя банкротом.

Состояние марки на иностранных биржах продолжало ухудшаться. В середине августа она несколько стабилизировалась на отметке 310 за фунт, но к середине сентября ускорилась до более чем 400 фунтов и продолжала снижаться.

К октябрю 1921 года состояние бюджета было мрачным. Что касается бумажных марок, сумма обычных расходов правительства плюс репарационные выплаты союзникам составила более 191 миллиарда марок. Доходы из предыдущего бюджета и новые предложения по налогообложению в июле составят всего 152 миллиарда марок.

Видя неуклонное снижение марки, толпы людей устремились в магазины, чтобы выкупить товары.

Денежные счета в банках опустели, поскольку цены на бумажные марки начали стремительно расти. Полки магазинов опустели, и быстро развились черные рынки продуктов питания и промышленных товаров.

Советник посольства Великобритании Аддисон наблюдал за этой сценой:

Многие магазины заявляют, что все товары распроданы. Остальные закрываются от одного до четырех часов дня, и большинство из них отказываются продавать больше, чем по одному однотипному товару в одни руки. Большинство розничных покупателей покупают из-за опасений дальнейшего роста цены и истощения запасов.

В Берлине, например, Аддисон сообщил, что ему пришлось работать в своем офисе в полумраке из-за забастовки муниципальных электриков.

Эта забастовка была прервана только обещанием повсеместного повышения заработной платы, что повлекло за собой дополнительные расходы в размере 400 миллионов, что еще больше оттеснило государственный бюджет.

Он прокомментировал:

«Невозможность рабочего класса получить даже очевидные предметы первой необходимости, кроме как по завышенным ценам, в сочетании с суровой наступлением зимы может привести к серьезным неприятностям».

В конце ноября марка, уже испытывавшая серьезные проблемы, упала до более чем 1,300 марок за фунт. В Берлине начались продовольственные бунты.

Поскольку нехватка товаров первой необходимости становилась все более частой, люди выстраивались в очереди за несколько часов до открытия магазинов.

Те, у кого были средства, копили десятки фунтов еды, откладывая большую часть ее для своих семей и продавая лишнее на черных рынках за непомерную прибыль, поскольку цены на черном рынке часто были на 30% выше, чем в магазине.

Французские граждане хлынули тысячами, так как даже обычный рабочий теперь мог позволить себе покупать товары в элитных бутиках благодаря выгодному обменному курсу.

Европейцы со всего мира ели и ужинали в самых эксклюзивных ресторанах, скупая все лучшие закуски и пирожные. Рабочие могли только беспомощно наблюдать из окон, как граждане стран-победительниц теперь бросаются наедаться дешевыми немецкими товарами.

Цены на продукты продолжали расти, а воровство в магазинах стало обычным явлением.

Азартные игры на биржах стали безудержными. Поскольку марка продолжала ежедневно терять в цене, открытие фондовых бирж стало национальным развлечением, и сотни тысяч немцев, от посыльных до водителей такси, сбрасывали любые лишние средства на биржи в надежде не отставать от быстрой инфляции.

Фаворитами были фирмы тяжелой промышленности, черной металлургии, угля или чугуна, а также производители сельскохозяйственной продукции или одежды - все, что имело отношение к реальным товарам.

Клиринговые палаты опаздывали на несколько дней в расчетах по сделкам, поскольку объемы взлетали до невиданных ранее уровней.

К июлю 1922 года г-н Сидс, генеральный консул в Мюнхене, написал, что еженедельные расходы его водителей только на еду выросли более чем на 550% по сравнению с прошлым годом.

Более редкие товары, такие как масло и мармелад, нельзя было купить менее чем в 8 раз дороже, чем в предыдущем году, и их можно было найти только на черных рынках, которые были запрещены Конгрессом.

Цены на землю в марках росли, но даже они не могли угнаться за быстро растущим обменным курсом - это означало, что в иностранной валюте цены на дома фактически падали.

Состоятельные французские, итальянские, британские и японские бизнесмены начали скупать участки недвижимости буквально за гроши.

Богатые воспользовались быстрым крахом, взяв огромные ссуды на покупку активов, поскольку реальная стоимость долга резко упала из-за безудержной инфляции.

Хьюго Стиннес, промышленник и мультимиллионер, стал печально известным по всей стране, построив производственную империю, на долю которой приходилась шестая часть всего промышленного производства страны.

Лорд Д'Абернон, британский советник посла в Берлине, написал в своей записи от 10 июля 1922 года:

«Все небо пасмурно и мрачно. Падение отметки продолжается - сегодня она составляет 2,430 марок за фунт, что примерно вдвое меньше, чем месяц назад. Цены растут и скоро вырастут вдвое по сравнению с уровнем 1 июня, зарплаты должны быть скорректированы. "

За четыре недели июля индекс оптовых цен вырос с 9 000 до 14 000, что означает очередной ежемесячный рост более чем на 50%. Frankfurter Zeitung зафиксировала, что оптовая цена товаров с довоенного времени выросла в 139 раз; кожи и текстиля в 219 раз. Яйцо, которое раньше стоило 4 пфеннига, теперь стоит 7,20 марки, что в 180 раз больше.

Таким образом, годовая зарплата банковского служащего позволит его семье выжить только около месяца.

Чрезмерный рост стоимости жизни оказывает все большее давление на работодателей.

1 августа правительственным чиновникам было предоставлено повышение заработной платы на 38%, а рабочим дополнительно 12 марок в час - дополнительная нагрузка на государственный бюджет в размере 125 миллиардов марок.

Планов по достижению этой цели не было, за исключением увеличения железнодорожных тарифов на 50% и очередного повышения почтовых тарифов, которые обеспечивали лишь небольшую часть необходимого дохода.

Сказать, что инфляция опустошила средний класс, было бы преуменьшением.

В богатых кварталах были замечены матери из низшего сословия, ищущие в мусорных баках выброшенную еду в надежде найти своим детям что-нибудь поесть.

Однако судьба пожилых была намного хуже. Их фиксированные пенсии и сбережения в государственных облигациях были раздуты до такой степени, что некоторые не могли позволить себе даже ни одного яблока. Без зарплаты они не могли справиться с стремительно растущим прожиточным минимумом. Многие начали голодать и попрошайничать на улицах.

Между тем политики продолжали отрицать, что печатный станок был причиной их бед.

Доктор Ратенау, министр реконструкции, начал утверждать, что рост стоимости марки должен немедленно обеспокоить население, поскольку любое усиление марки по отношению к другим валютам, вероятно, вызовет рост банкротств во всех основных отраслях промышленности, поскольку долги станут сравнительно большими. дорого платить. Канцлер повторил эту записку:

Неудивительно, что с падением реальной заработной платы взяточничество и коррупция стали широко распространяться. Сотрудники патентных ведомств требовали крупных денежных взяток, иногда в размере 1000 марок и более, за регистрацию патентов, а правительственные чиновники всех типов начали добавлять непомерные сборы, которые они собирали лично, вместо того, чтобы отправлять их в государственную казну.

Любые земельные долги, которые они были должны, испарялись на их глазах - ипотека на 7 лет была выплачена за 399/400 только за счет инфляции.

Конец августа 1922 года ознаменовал еще одну ужасную веху, когда отметка упала до отметки 9,000 марок за фунт, что более чем в 3 раза превышает уровень всего за два месяца до этого.

Те, кто владел землей, домами, промышленными товарами, драгоценными металлами и сырьем, были единственными, чье богатство осталось нетронутым. Для всех остальных падение марки к этому времени уничтожило практически все их богатство.

9 сентября 1922 года финансовые власти объявили, что за предыдущие десять дней было напечатано и распространено 23 миллиарда марок, что составляет 10% от общего тиража бумаги в стране.

Газеты писали: « Ежедневный объем производства федерального печатного станка увеличился до 2,6 миллиарда бумажных марок. В течение этого месяца он будет увеличен до 4 миллиардов бумажных марок в день, и есть надежда, что при достижении этой цифры дефицит денег будет окончательно преодолен»

В октябре 1922 года ситуация продолжала ухудшаться. Марка, казалось, перешла в состояние свободного падения, упав с 9000 до 13,000 марок за фунт за считанные недели.

Сентябрьский литр молока за 26 марок превратился в октябрьский литр за 50 марок. Масло по 50 марок за фунт в апреле можно было купить только по 480. Цена одного яйца также выросла вдвое, до 14 марок. В конце октября цена снова упала до уровня более 18,000 марок за фунт.

Разрыв между ростом стоимости жизни и ростом заработной платы стал очень заметным.

В то время как первая увеличилась примерно в 1500 раз, заработная плата горняка - самого высокооплачиваемого рабочего в Германии - выросла лишь в 200 раз.

Социальные и политические волнения продолжались. Ненависть ко всем иностранцам, но особенно к евреям, стала широко распространенной, поскольку популярное объяснение состояло в том, что союзники и евреи сотрудничали, чтобы манипулировать обменами и снижать цену. Газеты, подстрекаемые правительственными чиновниками, стремящимися отогнать общественный гнев от себя, пропагандировали и поддерживали эти теории.

На третьей неделе ноября произошли серьезные столкновения между полицией и толпами разгневанных рабочих по всей Германии после того, как они потребовали повышения заработной платы на 100% и пригрозили забастовкой.

В Дрездене произошла ожесточенная общественная вспышка, связанная со снижением уровня стоимости жизни, когда продовольственные магазины были разграблены, ущерб оценивается в 100 миллионов марок.

Затем последовала шумная демонстрация ксенофобии перед отелями, в которых размещались иностранцы, чье присутствие в стране обычно считалось причиной роста цен. Продовольственные бунты последовали в Брауншвейге и Берлине.

В декабрьских отчетах сообщалось, что молоко, которое стоило ему 78 марок за литр в первую неделю ноября, стоило ему 202 марки через месяц. Масло подорожало с 800 до 2000 марок за фунт, сахар с 90 до 220, яйца с 22 до 30. Мясо любого вида было практически недоступно, а колбаса резко подорожала до 1400 марок за фунт.

Впереди был еще больший денежный хаос. Французские, бельгийские и итальянские члены репарационной комиссии при несогласии Великобритании приняли решение 9 января 1923 года, что Германия добровольно нарушила свои поставки угля и древесины в соответствии с мирным договором.

11 января французские и бельгийские войска пересекли границу и захватили Рур «в целях обеспечения поставок», начав формальную оккупацию долины. Премьер-министр Франции предупредил, что в случае необходимости будут применены санкции и «принудительные меры».

Рурская долина представляла собой динамично развивающееся индустриальное сердце Германии, и на ее долю приходилась подавляющая часть ее производственных мощностей.

Население, многие из которых были ветеранами войны, с неизменным патриотизмом к отечеству, начали массовую кампанию пассивного сопротивления под названием «Руркампф». Почти никто не работал; почти ничего не запускалось. Добыча угля была остановлена. Население - 2 миллиона рабочих, 6 миллионов душ - пришлось содержать за счет остальной части страны.

Немецкую экономику теперь призвали субсидировать бессрочную забастовку и отказали в использовании важнейших отечественных продуктов и сырья - угля, чугуна и стали, а также лишили ее существенных доходов от экспорта Рейн-Рур.

Казначейство было лишено всех обычных налоговых поступлений от огромной части национальной промышленности, а также налога на уголь и железнодорожных тарифов. Все железнодорожные линии в пределах и за пределами Рура были остановлены, поскольку рабочие отказались их эксплуатировать, а в некоторых случаях взорвали пути.

Значение потери Рура невозможно недооценить. Поскольку ее предприятия больше не производят, а миллионы не имеют работы, беженцы из Рура хлынули в остальную часть Германии.

Дефицит товаров стал еще более серьезным, так как тысячи ферм и фабрик в Рурской области остались без присмотра. Производство меньшего количества товаров означало, что цены должны были вырасти еще больше, чтобы компенсировать дефицит.

Хемингуэй, приехавший из Франции, в марте 1923 года записал для газеты Toronto Daily Star, что шампанское стоит 38,000 марок за бутылку, а обед - 3,500 марок.

В марте, апреле и мае 1923 года доходы правительства составляли менее трети его расходов. Состояние бюджета продолжало ухудшаться.

Поэтому официальные лица решили печатать маркировку только на одной стороне банкноты, чтобы сэкономить чернила. Затем они приказали сократить выпуск периодических изданий и газет, чтобы их чернила и бумага могли быть использованы для печатных станков.

С 1 по 31 мая цена упала с 220,000 до 320,000 марок за фунт.

1 июня было отмечено выпуском первой банкноты в пять миллионов марок.

Воровство, конечно, было обычным делом со времен войны, но теперь оно стало происходить в более крупных коммерческих масштабах. Металлические бляшки на национальных памятниках сняты. Свинец в одночасье начал исчезать с крыш. Бензин слили из цистерн всех легковых автомобилей.

Бартер уже был обычной формой обмена, но теперь такие товары, как латунь и топливо, становились валютой обычных покупок и платежей. Кресло в кинотеатре стоило кусок угля. Рубашки были оценены в картофеле. «Средневековье вернулось», - заметил один немец.

Ходили рассказы покупателей, которые обнаружили, что воры украли их корзины и чемоданы, в которых они несли свои деньги, оставив сам деньги лежать на земле.

Рабочие, которые всего несколько лет назад получали зарплату ежемесячно, теперь требовали ежедневную оплату - и они привозили тачки, чтобы забрать свои деньги.

В письме в министерство иностранных дел от 29 июня Аддисон зафиксировал тираж увеличение с 25 по 26 июня на 959 156 010 000 марок и с 26 июня и 27 из 1 523 534 460 000: за один день увеличение более чем на 500000000000 марок.

«Мы далеки от скромного ежедневного прироста в 160 миллиардов недели назад», - написал он.

Объявление обменных курсов по радио стало обычным явлением в магазинах, поскольку владельцы магазинов хотели получать информацию каждую минуту. Например, покупатели, пришедшие за сыром, обнаружили, что цена выросла с 6000 до 8000 марок за фунт к тому моменту, когда они покинули магазин.

Торговцы не знали, как устанавливать цены, и часто просто закрывали магазин.

В кафе начали взимать первоначальные взносы за кофе, так как цена вырастала вдвое за час, и владельцы хотели быть уверены, что клиенты смогут заплатить.

Возникшая отвратительная правда заключалась в том, что по мере роста цен возрастал и сам спрос на деньги. При почти всех ценах на продукты питания выше 10,000 марок за фунт, стране требовались миллиарды марок в день новых банкнот, чтобы удовлетворить эти цены.

Они застряли в порочном круге, который, казалось, еще больше загонял их в пучину денежного разрушения.

В последние дни июня 1923 года марка упала с 600,000 до 800,000 за фунт, поскольку Рейхсбанк, отчаянно нуждавшийся в иностранной валюте, печатал марки оптом и продавал их, чтобы покупать другие валюты на бирже.

Компании начали платить рабочим обувью, кожей или чем-нибудь еще, что они могли достать. Многие предприятия начали вообще отказываться от знаков, если у них не было готовых средств немедленно от них избавиться.

Повышение заработной платы стало повседневным явлением. Те фирмы и города, которые не выполнили требования, столкнулись с массовыми беспорядками и грабежами своих предприятий.

Спрос на деньги продолжал экспоненциально расти: одна компания в Кобленце сообщила, что в понедельник ей потребовалось 300 миллиардов марок наличными, чтобы предотвратить бунты со стороны профсоюзных рабочих.

Правительство снова потребовало повышения цен на железнодорожные билеты на 400% и повышения налогов на прибыль и налоги на 140,000%. Через несколько дней было предложено увеличение на 600,000%. Даже если бы налоги работали, это не уменьшило бы дисбаланс бюджета вдвое.

Состояние людей было отчаянным. Фермеры, видя денежный хаос, развязанный Имперским банком, отказывали городам в своих продуктах и мясе.

Пекари копили хлеб, потому что с каждым днем цены на него росли еще больше.

Это создало извращенный сценарий, когда фермы были заполнены едой, а сараи ломились от продуктов - но совсем нечего было есть в городах, где начался массовый голод.

Разграбление продуктовых рынков стало обычным явлением, поэтому они закрылись. Десятки тысяч начали умирать от голода. В Германии царил голод, как записал британский бизнесмен:

Популярность нацистской партии, о которой многие до 1922 года не знали, резко возросла.

Правительство, жаждущее всего, что все еще имеет ценность, приказало солдатам совершать набеги на кафе в Берлине, вынуждая клиентов под дулами оружия сдавать всю иностранную валюту.

Солдаты собрали всего несколько тысяч долларов денег, но учения продемонстрировали не только тщетность политики, но и отчаяние развитой индустриальной страны, которая не смогла найти покупателей на иностранном рынке для своих марок.

Британский советник посла Аддисон записал 9 сентября 1923 года, что отметка упала с 300 миллионов марок за фунт до 500 миллионов только за последние 24 часа.

В отчаянии все, включая министров и канцлера, копили все, что могли, и отказывались платить налоги. Единственным препятствием на пути к раздаче еды было отсутствие валюты для оплаты.

поразительную сумму, на которую было куплено всего лишь 5,2 миллиона фунтов стерлингов. Подсчитать цены стало практически невозможно, так как трудно было представить себе головокружительные цифры.

Контроль правительства над политической, не говоря уже о финансовой ситуации, был близок к критической точке.

26 сентября министр иностранных дел Штреземан приостановил действие Веймарской конституции, объявил чрезвычайное положение и передал исполнительные полномочия министру обороны г-ну Гесслеру.

Передача была формальностью. Фактически с тех пор в течение пяти месяцев генерал фон Сект, главнокомандующий рейхсвером (Веймарской армией), был высшей исполнительной властью в стране. На улицах разносились слухи о военном перевороте.

Шесть дней спустя он составил 80 миллиардов. На конец месяца общая денежная масса M1 (векселей в обращении) составила 2 496 822 909 038 000 000, или 2,49 квинтиллионов марок.

31 октября марка торговалась на уровне 310 миллиардов за один фунтов стерлингов.

В начале ноября новый человек, доктор Шахт, был назначен комиссаром по денежным вопросам. Состояние государственного бюджета было ужасающим. За предыдущие 10 дней федеральные расходы превысили доходы в 1000 раз.

Финансовые отчеты включают на каждой странице напоминание о том, что все цифры даны в квадриллионах.

Индекс стоимости жизни, взятый в 1914 году за 1, вырос с 15 миллионов в сентябре до 3,6 миллиарда в октябре и достиг 218 миллиардов 12 ноября 1923 года.

Д-р Шахт приказал немедленно остановить печатный станок 15 ноября.

Хавенштейн, президент Рейхсбанка, был в ярости. Шахт записал, что все невыпущенные бумажные марки, находившиеся тогда в руках Рейхсбанка, могли заполнить 300 десятитонных железнодорожных вагонов.

Знак, уже находящийся в свободном падении, имел слишком большой нисходящий импульс и, таким образом, продолжил свое параболическое снижение.

12 триллионов марок за 1 фунт стерлингов 15 ноября

затем 18 триллионов за 1 фунт стерлингов всего 5 дней спустя.

Шахт объявил о создании новой валюты - рентной марки, которая должна была обеспечиваться землей.

Таким образом, векселя Rentenbank были гарантированы в равных суммах ипотекой на земельную собственность и облигации на немецкую промышленность, торговлю, коммерцию, банковское дело и транспорт.

К 30 ноября в обращение поступило 500 миллионов рентных марок. Это, наконец, сработало - поскольку выпуск банкнот был фиксированным, и они были обеспечены таким дефицитным товаром, как земля, люди, измученные хаосом предыдущих месяцев, с готовностью перешли на рентную марку.

Цены стабилизировались, обменные курсы нормализовались, и продукты питания начали возвращаться на городские рынки. Новые деньги были приняты, несмотря на то, что это была неконвертируемая бумажная валюта.

Обменный курс бумажной марки к старым золотым маркам составлял от 1 000 000 000 000 до 1 триллиона старых марок за каждую золотую марку. Предыдущий курс обмена до войны был 4: 1.

Общий объем обращения старых бумажных марок (денежная масса M1) на конец ноября составил 400 квинтиллионов.

К декабрю полностью исчезла нехватка продовольствия, и политическая ситуация несколько стабилизировалась. Веймарская республика просуществовала бы еще десять лет, до 1933 года, когда нацистская партия во главе с Гитлером захватила правительство и навсегда приостановила действие конституции.

Мы подробно рассмотрели быстрый крах торговой марки и падение Германии в пучину гиперинфляции.

Следующие публикации будут сосредоточены на Соединенных Штатах в наши дни и дилемме, с которой сталкивается ФРС - как справиться с непреодолимым уровнем долга, который сейчас пронизывает всю американскую экономику и федеральное правительство и их конечной дилемме – уничтожить ли казначейство (подняв ставки) или уничтожить доллар (напечатав его до небытия).

Продолжая эту серию, я хочу, чтобы вы поразмышляли о факторах, имевших место в Веймарской Германии в 1919 году до коллапса и сравнили их с современными США.

Конечно, Веймар не является идеальным аналогом США, мы на 100 лет более продвинуты в технологическом плане, более социально-прогрессивный и не находящийся под угрозой военного вторжения. При этом есть важные сходства.

Факторы:

#инфляция #экономика

WallStreet Shadow – знай, что происходит в тени Wall Street.