308 письмо любви / 308 liebesbrief / 308 уарзондзинады фыстӕг
Когда я был ещё мальчиком и постигал азы наук в весьма уважаемом учебном заведении, то, по установленному обычаю, мы вставали при входе учительницы. Это было почтительно, воспитанно и, признаюсь, иногда сродни гимнастике, ибо дама появлялась чаще, чем наше желание проявлять уважение. Однако, к большому изумлению моему, теперь, став человеком совершенно взрослым и (как мне хочется надеяться) рассудительным, я обнаружил странную привычку — стремиться подняться на ноги всякий раз, когда слышу упоминание Твоего имени или вижу, как Ты приближаешься.
Что ж, если кто-нибудь будет когда-нибудь исследовать природу человеческой привязанности, я охотно предложу себя в качестве выдающегося примера полного отсутствия самообладания. Ведь, поверь, это вовсе не демонстрация хороших манер — а исключительно попытка скрыть тот факт, что в Твоём присутствии я бы, пожалуй, и на потолок взобрался, если бы это не выглядело столь неприлично.
Когда Ты говоришь, я, к своему ужасу, иногда забываю слушать. Нет-нет, не подумай, будто Твои слова не достойны внимания — напротив, они несомненно умны, остроумны и занимательны. Однако Твои глаза, брови, губы и иные выражения столь красноречивы, что любой разговор, произнесённый Тобою, кажется лишь приятным сопровождением к Твоему существованию.
Ты произносишь рассуждение о самых обыкновенных вещах — и я, совершенно обескураженный, ловлю себя на мысли: «Интересно, сколько времени можно любоваться человеком, прежде чем это станет социально неприемлемым?»
Если бы ветер мог говорить, я бы попросил его передать Тебе мою нежность. Если бы морские волны могли писать письма, они, вероятно, давно бы запечатлели мою преданность на каждом прибрежном камне. Но, к счастью или к несчастью, у меня есть пишущая авторучка — и этим я и погублен.
Я не могу перестать любить Тебя. И потому я остаюсь рядом — на расстоянии вытянутой руки, не ближе, чтобы не смутить Тебя, и не дальше, чтобы не расстроить себя.
Пусть любовь моя растёт сама собою, уподобляясь древу, столь же величавому, сколь и бесполезному, если оно растёт посреди пустого поля. Ведь я не могу исключать того, что мои глубокие чувства по Тебе многим могут показаться бесполезной тратой времени.
Но даже если однажды сердце моё обратится в руины — пусть среди тех камней всё ещё цветёт память о Тебе. Ибо в деле любви к Тебе я совершенно, окончательно и, смею сказать, с изяществом — влюблён до такой степени, что, боюсь, даже самый строгий судья признал бы меня виновным — и приговорил бы к пожизненному восхищению Тобою. Ты можешь вытворять всё, что Тебе заблагорассудится, но я всё также любил, люблю и буду любить Тебя, - мою фантастическую красавицу!