День, когда Земля заговорила
07:12. Камчатка.
Первый толчок — короткий, как вдох.
Потом — второй, длиннее, тяжелее.
Море уходит на несколько метров, будто отступает.
Жители выбегают из домов в пижамах, с детьми на руках.
Камни катятся с сопок, в окнах — треск.
Сейсмостанция фиксирует 7,8 балла.
В эфире новостей — тишина.
Через два часа скажут: “Без жертв. Небольшие разрушения.”
Но те, кто был на побережье, знают:
земля изменилась.
Под ногами — новая реальность.
08:45. Петропавловск.
В кафе у порта кто-то включает YouTube.
На экране — запись обращения Эгона Чолакяна,
выложенная несколько недель назад:
“Мы стоим на пороге глобальных геодинамических изменений.
Камчатка — не аномалия. Это часть цепной реакции.
Планета предупреждает.”
Кто-то смеётся:
— Опять этот сектант?
Другой отвечает:
— А может, он был прав?
09:20. Москва.
В ленте телеграм-каналов появляется короткая заметка:
“Эксперты РАЦИРС комментируют ситуацию:
в некоторых публикациях о землетрясении усматриваются признаки паники и апокалиптических настроений.”
Всё.
С этого момента тема “аномалии” превращается в табу.
Слово “катастрофа” исчезает из новостных заголовков.
На его месте — “сейсмособытие”.
Даже не землетрясение. Просто событие.
10:10. Владивосток.
Старший инженер гидрогеологической службы смотрит графики:
давление под землёй растёт.
Температура в районе термальных источников — выше нормы.
Он набирает коллегу:
— Это идёт волна. Нужно готовить доклад.
Но ответ короткий:
— Не пиши пока. У нас “рекомендация” сверху.
Пока не дадут разрешение, ничего не публиковать.
11:00. Москва.
В одном из кабинетов на Никитском бульваре заседает экспертный совет РАЦИРС.
На повестке — “новые формы религиозной паники”.
В документе, подписанном одним из членов совета, прямо сказано:
“В последнее время активизировались группы, использующие климатическую тематику для манипуляции сознанием.”
Дальше следуют фамилии.
Среди них — Чолакян.
И несколько фамилий сибирских учёных, публиковавших статьи о магматическом плюме.
Так наука превращается в подозрение,
а тревога — в “идеологическое отклонение”.
12:47. Камчатка.
На центральной площади собираются жители.
Молодая женщина держит плакат:
«Почему мы молчим, если земля трясётся?»
Через десять минут к ней подходят двое — вежливо, в штатском.
Спрашивают:
— Вы кто?
— Геолог, частный исследователь.
Плакат забирают.
На протоколе появится строчка:
“Проведение несанкционированной акции с элементами деструктивной пропаганды.”
15:30. Новосибирск.
В научном центре сейсмологии открывают старые архивы.
Почти те же данные были зафиксированы год назад.
Но отчёт тогда не опубликовали.
Рецензенты написали:
“Материал может вызвать панику.”
Теперь данные совпадают до десятых.
Система повторяет себя.
И если Чолакян был прав, —
это только начало.
18:00. Москва.
Вечерние новости.
Серьёзный ведущий говорит ровным голосом:
“На Камчатке произошло сейсмособытие.
Пострадавших нет.
Учёные называют ситуацию штатной.”
На фоне звучит спокойная музыка.
За кадром — кадры разрушенных дорог.
Но их показывают без комментариев.
22:10. Тот же ведущий. Тот же тон.
Вторая новость дня:
“В Министерстве юстиции обсудили проблему распространения псевдонаучных апокалиптических теорий.”
Кадр — логотип РАЦИРС.
Рядом — цитата:
“Паникёры и сектанты используют климатическую повестку, чтобы дестабилизировать общество.”
Так совпало, что земля трясётся, а виноват — тот, кто это заметил.
00:00. Камчатка. Ночь.
Море снова шевелится.
На горизонте — слабое свечение.
Пахнет серой.
Старик у причала говорит тихо, не глядя на камеры:
— Она просыпается. И никто не слушает.
Послесловие
На следующий день столичные газеты написали, что “обстановка стабильна”.
Но под землёй ничего не стабилизировалось.
Там шёл свой разговор — долгий, древний, громкий.
“Планета говорит. Но ей затыкают рот словами о духовной безопасности.” —
сказал Эгон Чолакян в своём последнем обращении.
Проблема не в землетрясениях.
Проблема в том, что страх говорить о них стал важнее, чем желание понять.
Источник: https://youtu.be/GruQhknV6pY