TikTok Inc. v. Garland: наглядно о том, как юристы понимают Первую поправку

Приближается 5 апреля – дата выхода новой серии разворачивающейся в США политической драмы «бан TikTok». 5 апреля заканчивается 75-дневный срок приостановки применения закона, фактически запрещающего TikTok на территории США и, потенциально, и иные приложения, подконтрольные «недружественным государствам» («foreign adversary», но будем оперировать привычными нам понятиями). Как это часто бывает с политическими драмами в Америке, разворачивается она в пространстве сложных конституционных правоотношений. Упомянутый закон, а именно Protecting Americans from ForeignAdversary Controlled Applications Act («Закон О защите американцев от приложений, контролируемых недружественными странами», дальше по тексту «Закон») поддержал и Верховный суд США, подвергнув закон проверке на соответствие знаменитой Первой поправке американской Конституции.

В преддверии нового эпизода этого захватывающего сериала (Купит ли кто-нибудь TikTok? Кто это будет? Будет ли продлен бан бана? Снизит ли Трамп пошлины для китайских компаний, чтобы помочь сделке состояться?) предлагаю небольшой рекап, расширяющий также познания о том, как Верховный суд США рассматривает дела по Первой поправке. В этой колонке попытаемся погрузиться в то самое решение Верховного суда, увидеть, как разворачивается его юридическая логика и попробовать вычленить алгоритм, которым пользуется Верховный суд США при рассмотрении таких дел – благо TikTok Inc. v. Garland является максимально наглядным примером устоявшихся подходов разрешения таких дел.

В 2024-м году при президенте Байдене был принят Закон. Он оформил начатую (как бы это ни показалось странным из 2025-го года) господином Трампом на закате его первого президентского срока войну с TikTok. Содержание Закона можно уложить в основные 3 пункта:

1) суть: Закон запрещает функционирование на территории Штатов мобильных приложений, у которых не менее чем 1 млн активных пользователей и которые находятся под эффективным контролем недружественных государств. Таким приложением прямо назван TikTok, принадлежащий китайской ByteDance Ltd., а также в сферу действия Закона попадут другие приложения, которые по указу Президента будут рассматриваться как создающие серьёзные угрозы национальной безопасности;

2) меры воздействия: всем лицам запрещается распространять, поддерживать и обновлять такие приложения (имеются в виду, конечно, магазины приложений, в первую очередь Apple и Google). Нарушение запрета грозит штрафом: по 5 тысяч долларов за каждого пользователя на территории США, которые в результате допущенного нарушения смогут получить доступ к запрещенному приложению;

3) исключения: Закон не касается приложений, позволяющих публиковать отзывы о продуктах и услугах и информацию о поездках. И, собственно политический камень преткновения – Закон не будет применяться к компаниям, которые осуществят «qualified divestiture», продажу актива, в результате которой у недружественного государства не останется никаких операционных и технических связей с компанией, управляющей приложением.

Доводы сторон просты: истцы, компания TikTok Inc. и группа пользователей и создателей контента, утверждали, что Закон фактически запрещает TikTok в США и, следовательно, нарушает защищаемые Первой поправкой права. Генеральный прокурор Гарланд развивал высказываемую Конгрессом мотивацию: Закон направлен не на цензуру, а на защиту национальной безопасности. TikTok собирает большие объемы данных о 170 миллионах американских пользователей, а ByteDance подчиняется китайским законам, которые могут обязать её передать эти данные китайским спецслужбам.

Как многие наверняка знают из новостей, Верховный суд США нашел Закон соответствующим Конституции. Принимая решение, Суд пользовался достаточно определённым и явно не новым для себя алгоритмом.

I. Для начала Суду нужно было решить, применима ли вообще Первая поправка, поскольку формально Закон регулирует особенности корпоративного структурирования некоторых компаний, а не возможность граждан свободно высказываться («expressive activity or semi-expressive conduct»). Суд, не отрицая очевидного, признает, что фактический запрет TikTok на территории США действительно нетривиальным образом обременяет возможность граждан высказываться («certainly burdens those users’ expressive activity in a non-trivial way»).

II. Следующий шаг – определение метода проверки соответствия Закона Конституции, а именно выбор стандарта контроля: строгого («strict scrutiny») или умеренного («intermediate scrutiny»). Основной критерий, по которому выбирается стандарт: является ли проверяемый Закон нейтральным по отношению к содержанию высказываний («content-neutral»). Суд указал, что цель Закона – не контроль за конкретными сообщениями или идеями, а защита национальной безопасности путём предотвращения сбора китайским правительством «чувствительных данных миллионов граждан США».

Также Суд отверг довод истцов о том, что Закон таргетирует непосредственно TikTok (конституционно-правовая практика говорит о том, что законы, направленные против конкретной площадки для высказывания или конкретного субъекта, подлежат strict scrutiny). Суд решил, что дифференцированный подход законодателя к TikTok оправдан из-за доступа к чрезвычайному количеству чувствительных данных 170 миллионов американцев (небольшое наблюдение: «170 миллионов американцев» упоминаются по тексту решения не менее 10 раз…).

Таким образом, Верховный суд решил применять при разрешении спора умеренный (intermediate scrutiny) стандарт.

III. В рамках стандарта intermediate scrutiny рассматриваемый закон должен (1) преследовать важную государственную цель, не подавляющую свободу слова («important governmental interests unrelated to the suppression of free speech»), и (2) быть соразмерным этой цели.

В части первого компонента теста Верховный суд подчеркнул, что защита национальной безопасности и конфиденциальности граждан является важной государственной целью, особенно учитывая «масштабы и глубину данных, собираемых приложением». Верховный суд принял во внимание предположение Конгресса, что доступ китайского правительства к этим данным позволит выслеживать федеральных чиновников и государственных подрядчиков, составлять их профайлы и заниматься вымогательством и промышленным шпионажем. Примечательно, что Суд полагается на прогнозы Конгресса в этих вопросах (полагаю, в рамках принципа разделения властей – «We thus afford the Government’s “informed judgment” substantial respect here»).

В части второго компонента – соразмерности меры преследуемой цели – в решении указано, что «Закон ограничивает свободу выражения ровно настолько, насколько это необходимо для достижения целей национальной безопасности». Например, Закон не запрещает TikTok напрямую и сразу, а устанавливает условия, нарушение которых приведут к запрету. А предложенные истцами альтернативы, по мнению Суда, игнорируют свободу усмотрения, которая позволена правительству в контент-нейтральных вопросах.

Дополнительный аргумент правительства, касающийся риска «манипуляций с контентом через алгоритмы», был отмечен Судом, но не принят во внимание, поскольку обоснования, связанного с защитой данных, оказалось достаточно.

Решение по делу TikTok – хоть и резонансное, но в примененной в нем правовой логике не ново. Стандарт intermediate scrutiny можно увидеть в ряде других решений (за ними даже не нужно далеко ходить, так как Суд сам постоянно к ним обращается, анализируя дело TikTok).

Например, в деле Ward v. Rock Against Racism (1989) Суд признал конституционным требование использовать только принадлежащее городу звуковое оборудование на концертах в Центральном парке Нью-Йорка, указав на контент-нейтральность закона и важность цели – контроль уровня шума.

В деле Turner Broadcasting v. FCC (1997) Суд поддержал закон, требующий, чтобы операторы кабельного ТВ ретранслировали в своей сетке передачи местных телеканалов, которые распространялись с применением более старых технологий и могли не выдержать конкуренцию с кабельным ТВ. Суд также применил intermediate scrutiny анализ,подчеркнув, что цель закона – обеспечение доступа к важной информации для граждан.

Современным примером применения intermediate scrutiny к цифровым платформам является дело Packingham v. North Carolina (2017), в котором Суд признал неконституционным закон штата Северная Каролина, запрещавший лицам, совершившим преступления сексуального характера («sex offenders»), пользоваться социальными сетями. Но в данном случае Суд определил, что закон чрезмерно ограничивал право на выражение мнений в цифровой среде, а цель могла быть достигнута менее ограничивающими средствами.

Как упоминалось выше, вторым шагом при проверке конституционности закона Верховный суд определяется, какой стандарт он будет применять – строгий или умеренный. Это характерно для любых категорий дел, не только касающихся Первой поправки и свободы слова: в делах о расовой и гендерной дискриминации, о праве на неприкосновенность частной жизни и религиозной свободе.

В делах по Первой поправке strict scrutiny применяется, когда закон прямо или косвенно регулирует содержание речи (то есть является не контент-нейтральным, а контент-зависимым) или выделяет отдельные категории высказываний, площадки и медиа, конкретных лиц или группы лиц. Предлагаемый данным стандартом тест также двукомпонентный: он требует, чтобы (1) цель регулирования была исключительно важной («compelling state interest»), (2) а используемые меры были наиболее точечными и ограничивали высказывания минимально («narrowly tailored»). Ярким примером является дело Texas v. Johnson (1989), которое считается знаковым, и горячо обсуждалось в американском обществе: тогда Суд, применив именно стандарт strict scrutiny, определил, что законы, наказывающие за сжигание американского флага, нарушают Первую поправку.

К цифровым платформам и онлайн-контенту Суд напрямую еще не применял строгий стандарт. Более или менее близким по контексту можно считать решение по делу Brown v. Entertainment Merchants Association (2011). В нем Верховный суд (и нижестоящие суды) применил строгий контроль и признал неконституционным закон Калифорнии, запрещавший продажу видеоигр с насилием несовершеннолетним. Суд посчитал, что даже защита несовершеннолетних не оправдывала такого широкого ограничения свободы слова. В целом характерно, что в практике Суда законы редко выдерживают проверку по строгому стандарту.

Правовая логика Верховного суда таким образом укладывается в достаточно чёткий алгоритм. Важно отметить, что этим алгоритмом, конечно, не исчерпывается количество способов, которыми Суд разрешает разные дела: в его практике выработаны и варианты промежуточных более гибких тестов (о них можно прочесть здесь). Но для верхнеуровнего понимания можно маршрутизировать логику Суда следующим образом:

1. Суд определяет, регулирует ли закон выражение мнения:

2. Суд выясняет, является ли закон контент-зависимым (ограничивает определённые идеи, темы или взгляды) или контент-нейтральным:

3. При строгом контроле Суд оценивает:

Если хотя бы одно условие не выполнено, закон признаётся неконституционным.

4. При умеренном контроле Суд оценивает:

Если цель важна и средства соразмерны, закон признаётся конституционным.

Кажется, эта мысль хорошо суммирует выбранный Судом подход: никакого новаторства, никаких новых прецедентов, только скрупулёзное применение давно отработанных алгоритмов. Кажется, что эта холодная правовая логика выглядит нейтральной и отстранённой от политической температуры момента, и заявляет в очередной раз о предсказуемости и стабильности конституционно-правовых механизмов.

Но, все же, контекст дела – государственное вмешательство в работу цифровой платформы с миллионами пользователей – был для Суда новым, и само по себе признание допустимости фактического запрета сверхпопулярной платформы может стать важным прецедентом. И сами правовые категории, с которыми работает Суд, не свободны от оценочного наполнения: что считать «важной целью», где провести границу «разумной соразмерности» (особенно в свете решения Packingham v. North Carolina, где только лишь запрет на регистрацию был сочтен чрезмерно ограничивающим свободу выражения мнения, здесь же речь о запрете целой платформы).

Оставаясь в рамках строгого алгоритма Суд снимает с себя политическую ответственность за принятое решение? Или, принимая очевидно непопулярное решение, берет на себя эту ответственность?

Следовало ли Суду подумать еще и о мудрости Закона?