Раздеть за 60 секунд: как я устроилась работать переводчиком, но стала вербовать вебкам-моделей

Раньше я владела сетью вебкам-студий с общим оборотом $200 000 в месяц, а сейчас живу за границей и открываю агентство по продвижению моделей в OnlyFans. Здесь будут заметки о том, как скромная девочка из воскресной школы (я) превратилась в королеву вебкам-студий (тоже я), уехала из России и ворвалась на международный рынок адалта.

Я никогда не работала моделью. Если честно, то до 2014 я даже не знала о вебкаме. Я работала помощницей управляющего в ресторане — для 23-летней девушки из провинции такая должность была достижением. Я вела инстаграм заведения и придумывала маркетинговые активности, а руководитель всегда меня поддерживал.

Слухи почти стали реальностью, когда он начал звать меня с собой на тусовки. Я ходила, потому что не подозревала, что в этом мог быть какой-то подвох. Но подвох был: начальник всё-таки решил получить то, о чём говорили коллеги, и начал ко мне приставать. После нескольких попыток домогательств я конкретно ему отказала и столкнулась с последствиями.

Мне стало сложнее продвигать идеи и работать в целом. Каждое собрание превращалось в какой-то бессмысленный спор, где мне приходилось доказывать свою правоту в том, в чем я считала себя экспертом. И вот на обсуждении какого-то очередного поста в инстаграме он сказал: «Кажется, нам нужно попрощаться».

Это было мое первое увольнение. После него мне больше никогда не хотелось нигде и ни с кем работать. Но выбора не было.

Подруга рассказала, что работает переводчиком. Но не в дипломатической миссии, а в вебкам-студии. Мне нужна была работа, я немного знала английский и поэтому попросилась к ним на собеседование — на должность оператора-переводчика.

Мы встретились с управляющей в каком-то милом подвале. Вокруг бегали девушки в нижнем белье, а из-за стен доносился легкий стон. Я была в шоке от нового опыта, но эротизм работы меня не смущал. Больше всего я боялась, что они разоблачат во мне самозванца и поймут, что я не знаю английский так же хорошо, как написано в моём резюме.

Уровня языка мне хватило, и мы сразу перешли к делу. Мне показали комнату со столом и диванами, а потом предложили выйти на первую рабочую смену. А потом и на вторую, и на третью. Я должна была общаться в чате от имени модели и выбивать как можно больше донатов, чтобы приносить студии больше денег.

Но чтобы получать больше донатов, моделям нужно было раздеваться.

Эта иллюзия нужна была для того, чтобы привлечь как можно больше девушек. Поэтому многие приходили, чтобы буквально сидеть за компьютером.

Так в мои обязанности постепенно вошли и собеседование, и вербовка, и раздевание девушек.

В 2011 я работала танцовщицей в стрипклубе в США. Мне хотелось сбежать как можно дальше от своего религиозного дома в Сибири, поэтому я оказалась в Коннектикуте. Сначала мыла посуду за копейки, а потом нашла вакансию танцовщицы.

Да, мне нравилось танцевать, поэтому я и пошла. Спойлер: я не раздевалась и не оказывала никаких сексуальных услуг. Просто танцевала. Правда!

Но там я впервые увидела вербовку — то, чем мне придется заниматься спустя несколько лет. Я видела, как мои коллеги меняются на этой работе. Они приходят просто танцевать, но им показывают деньги и ту жизнь, которую можно купить за эти деньги, и они ломаются.

С тех пор я и начала задаваться вопросом: это я такая или они?

Что это — путь разложения личности или просто поиск себя?

Я стала оператором вебкам-студии и оказалась в той роли, которую когда-то видела в том стрипклубе Коннектикута. Я оказалась по другую сторону бизнеса и баррикад. Моя работа зависела от от откровенности моделей, поэтому мне пришлось заниматься той самой вербовкой.

Мне пришлось учиться раздевать девушек на первом, максимум втором стриме.

Как это было?

Сначала мы просто сидели вдвоем в комнате. Она перед камерой, а я за клавиатурой. Ей писали комплименты, а я их переводила: если писали про жопу, то я переводила переводила «красивые у тебя глаза».

Но я привыкла делать любую работу хорошо, поэтому в какой-то момент мои благие намерения отключались. Я разводила людей в чате на донаты, а потом говорила ей, что тут скинули много денег, и было бы круто снять хотя бы майку, чтобы человек с деньгами остался и скинул ещё больше. Это был решающий момент для модели: либо ты снимаешь майку, либо уходишь. Многие оставались, а дальше — дело техники. Когда модель доходила до снятия нижнего белья — значит, она сломалась.

Сломалась. Я только сейчас поняла, что до сих пор использую это слово.

Но… Разве можно РАЗВЕСТИ кого-то на секс против его воли?

Я сидела и предлагала моделям раздеваться и вставлять в себя разные предметы за деньги. И они соглашались. Значит ли это, что я кого-то сломала? Если она согласилась — что плохого? А если отказалась — ну, спросим другую.

Здесь ведь нет обмана, правильно?

Ты сознательно приходишь в подвал, садишься в темную комнату перед монитором и отвечаешь на очевидно сексуализированные комментарии. Ты знаешь, что куча каких-то незнакомых мужчин платит деньги за то, чтобы посмотреть на тебя. А за то, чтобы посмотреть на тебя голую, они заплатят ещё больше. И ты раздеваешься. Не потому что тебя «сломали», а потому что ты сделала этот выбор.

Когда я начала копаться в себе, то поняла: это не я ломаю их, это они ломают меня. Потому что у всех этих девушек был выбор. У всех стриптизерш, с кем я работала в США, тоже был выбор. У меня тоже был выбор, и я всегда выбирала оставаться в одежде и зарабатывать чем-то другим. Но когда я оказалась с другой стороны этой индустрии, мой выбор исчез.

Потому что мне нужно было уговаривать их раздеться. Я не могла НЕ уговаривать. Сантехник не может не чинить трубы. Режиссер не может не снимать кино. Оператор вебкам-студии не может не предлагать модели раздеться. Это работа. И чтобы делать эту работу — мне нужно было сломать себя. Мои мораль и убеждения не могли смириться с моей новой профессией.

В тот момент вебкам стал ядом, который медленно отравлял мой организм, но организм не мог к нему привыкнуть и выделял только антитела.

Даже если бы модель с детства хотела зарабатывать самым жестким сексом, я все равно не хотела вести её по этому пути. Даже если для неё это был поиск себя, то для меня это был распад личности, причем с обоих сторон — и её, и моей.

Распад личности не входил в мою должностную инструкцию, и поэтому я ушла спустя 4 месяца работы. Ушла, чтобы вернуться туда снова через несколько лет…

Подписывайся на блог тут, чтобы не пропустить продолжение. И ещё на мою инсту и телегу, потому что там ещё больше четкого контента из работы и жизни за границей.