Секс продаёт: психология, цифры, скандалы

1. Интро
2. Психология и возбуждение
3. Мастадонты fashion-индустрии
4. Искусство и секс
5. Кейсы русской модной индустрии 
6. Социальное восприятие и будущее сексуальности

Если честно, то я люблю секс. Люблю его эстетику, язык, слияние, напряжение, игру. Люблю, когда он в одежде, в рекламе, в музыке, , в коже. Когда он вызывает у меня что-то: не обязательно возбуждение, может быть просто лёгкое «оh yes». И я, если уж на то пошло, не боюсь быть объектом. Иногда мне приятно быть объектом. Иногда это сила, а не слабость. Главное, чтобы это был мой выбор.

Секс продаёт, да, безусловно. И пусть продаёт. Но мне интересно, работает ли он на всех. Интересно, как он работает. Почему мы чувствуем что-то, глядя на шею. Почему нас мурашит от обнаженных спин и декольте. Почему даже фраза «это очень сексуально» может звучать как комплимент, или как осуждение.

Секс — одна из самых мощных форм символической коммуникации. Он активирует не столько логику, сколько тело и подсознание. Доставая до наших глубинных мыслей, чувств и ощущений, работая с инстинктивным и бессознательным, он воздействует на нас чаще всего из крайности в крайность: либо заводя нас, либо отторгая.

Сильно телесные коммуникации всегда on the edge. Интересно то, что, даже при наличии секс-жилки в ДНК, бренды не всегда стремятся раскрывать эту часть своей натуры. Выбирая особые случаи, они выкидывают сексуальные кампании тогда, когда хотят что-то заявить, притянуть внимание или же вызвать социальный резонанс.

Сексуальность не всегда говорит о чувственности, порой, это может быть скорее о бунтарстве и дикости, о внутреннем протесте, поэтому она может визуально разниться. Где-то вы увидите шёлковые ткани, кружево, полуобнажённые тела и эротические намёки. А у других — кожа и латекс, заигрывание с БДСМ, и намёки на секс-вечеринки.

Обе опции и все между ними обязательно находят своего зрителя и своё одобрение. Но обязательно находятся те, кого это скорее бесит, чем притягивает.

Вроде бы в эпоху сексуального образования стоило бы уже снисходительно относиться к любым человеческим проявлениям (в рамках закона), но всё ещё существует немало людей, которые считают подобную рекламу унизительной, развращающей и низменной.

Так откуда же берётся эта разница?

Сексуальные образы активируют дофаминовую систему. Мы чувствуем возбуждение даже без осознания. Это прайминг: мозг запускает цепь удовольствия → желания → покупки.

С точки зрения сексологии, реакция на сексуальный стимул — не только физиология, но и культурная рамка. Один и тот же образ может вызвать возбуждение у одного человека и отторжение у другого. Всё зависит от опыта, контекста, установок и даже настроения. Человеческий бэкграунд и личностный опыт, воспитание: всё это фундаментально влияет на наше восприятие сексуальных коммуникаций.

Нейропсихологи подчёркивают: сексуальные образы сильнее всего воздействуют на так называемую систему "мгновенного внимания" — зрение автоматически цепляется за обнажённую кожу, изгиб тела, симметрию лица. Но что происходит после — зависит от интерпретации:

Это объясняет, почему одни рекламные кампании кажутся смелыми и утончёнными, а другие — вульгарными и раздражающими.

Немалое количество брендов воздействуют на нас с помощью символов откровенной сексуализации, играя на грани провокации и табу. Иногда ради хайпа, иногда, чтобы встроиться в культурный код. В одних случаях это работает как вирусный хук, в других — как не самая лучшая попытка компенсировать отсутствие идеи обнажённым телом. Но даже такая манипуляция опирается на универсальные механизмы восприятия: возбуждение, запрет, доминирование, подчинение.

В этой главе показываю подборку самых ярких кейсов, где сексуальность становится не просто визуальным приёмом, а стратегией воздействия. Иногда успешной, иногда отчаянной, но всегда симптоматичной.

Глянцевые фото с обнажённой женской грудью и пахом, где флакон парфюма используется как фаллический объект.

Цель: гиперсексуализация → вызов → шок-эффект.

Был вызван огромныймассовый резонанс, запрет на публикацию в ряде стран, критика за сексизм и «дегуманизацию» женщин.
Обсуждение превзошло сам продукт, но бренд получил волну узнаваемости и репутацию «самого сексуального в индустрии».

1995 — подростки в подвалах, эстетика кастинга, сильная ассоциация с порноиндустрией, итогом которой стал запрет кампании в США из-за обвинений в педосексуальной эстетике. 
2009 — влажные тела, много взаимодействия между разнополыми моделями, яркие отсылки к сексу.
Налицо массовая критика, но и вирусный эффект — бренд закрепился как дерзкий и молодёжный.

Модели, лижущие одежду как наркотик, в позах, отсылающих к оргиям, наркотикам, насилию.
Мода и потребление как зависимость, яркая романтизация насилия и героиновой эстетики. Тем не менее, кампания стала культовой среди edgy-аудитории, но была снята с публикации в массовых медиа.

Дезодорант, после которого на обычного парня «налетают» полуголые женщины. Множество рекламных кампаний, сконцентрированных на женском "таянии" от запаха парфюма. 
Это про сексизм и самые дикие мужские фантазии, где они могут иметь всё, что хотят.
Бренд был популярен среди подростков, но позже вызвал backlash — бренд сменил стратегию в сторону инклюзии и самоиронии.

Короткие ролики, в которых женщины доминируют, провоцируют, играют. Например, ролик с Кайли Миноуг на механическом быке в белье. Тем не менее абсолютно все кампании и бренд в целом аппелируют именно яркой женской сексуальностью и видят своей ЦА как раз женщин, которые готовы и хотят это транслировать.

Есть разница: сексуальность здесь не навязана — она в руках женщины, за счет чего бренд получил культовый статус среди феминисток и модников, несмотря на откровенность.
Так бренд вырос из скандала в силу — и стал ролевой моделью для других.

Голая Софи Даль (Sophie Dahl), позирующая в эротичной изогнутой позе для аромата Opium.
Кампания построена на полном оголении модели, с драматическим светом и намёком на оргазмическое выражение лица. Название (Opium), визуал и поза усиливали ощущение зависимости и желания.

Реакцией стали тысячи жалоб в Великобритании, и запрет для размещении на билбордах, но в итоге это стало одной из самых культовых и неоднозначных кампаний YSL, активно цитируемых до сих пор.

Культовая кампания Gucci под руководством Тома Форда: модель демонстрирует выбритую «G» прямо на лоне. Мужской силуэт позади добавляет культового БДСМ-фетиш-нуар вайба.

Психоэффект коллосальный: визуал сразу выстреливает, «запретность» ≈ «похоть». Тело появляется там, где зрители ожидают увидеть одежду, что ломает ожидания и шаблоны.

Daily Mail назвала создателей «не лучше уличных сутенёров», а бренд получил массу жалоб. Однако, кампания стала вирусной и закрепила бренд в эпохе Porn Chic, а также раскрыла силу секс-скандала.

Дух athleisure встречается с дерзкой сексуальностью, где кроссовки становятся объектом желания, как часть тела. Реклама вызвала горячие обсуждения в соцсетях: «что продаёт Reebok?» — но бренд получил рост вовлечённости до +40 % в Instagram.

Reebok доказал: сексуальность можно подать через обувь, пусть и вызывая противоречивые чувства одновременно: желание и дискомфорт.

Полностью обнажённые модели. Лишь обувь и тела. При этом фокус не направлен на продукт, он сконцентрирован на телесности и её изгибах. Главная звезда кампании — Джиджи Хадид.

Парадокс в том, что несмотря на довольно компрометирующее содержание, бренд не столкнулся с осуждением, а рекламу размещали в массе глянцев: Vogue, Harpers Bazaar, Elle.

Сексуальность в модной рекламе не возникает из ниоткуда. Она отсылает к визуальному языку, который уже знаком зрителю. Ведь мы видим секс в фильмах и живописи, слышим о нем в песнях, а также изучаем в скульптурах и глянцевых фотографиях. Язык соблазнения формировался десятилетиями, и сегодня бренды лишь актуализируют коды, давно внедрённые в массовое воображение.

Как и реклама, искусство говорит с нами телом и образами. Границы, запреты, уязвимость, влечение, власть… Всё это обыгрывалось задолго до рекламных кампаний и инстаграм-каруселей. Только в одной фотографии мы видим влияние как провокационного глянца 2000-х, так и классической эротики греческих статуй. Вот почему сексуальность в моде не просто копирует искусство, а капитализирует его и выводит в большие массы, стараясь достучаться даже до тех зрителей, кто изначально не планировал “сталкиваться” с таким контентом.

Культурный контекст, в котором живут модные бренды, играющие на грани дозволенного, очень распространён как в древнем, так и в современном искусстве, и вот несколько примеров от меня и чата GPT.

Love, Enter the Void, Climax — это не просто фильмы, это трип. Камера скользит по телу, замирает на потной коже, ныряет в зрачок и выстреливает в зрителя волной желания, страха и боли. У Гаспара Ноэ нет границ: тела, пульс, секс и смерть в одном кадре. Его гипнотический и агрессивный визуальный стиль стал референсом для модных клипов, аромарекламы и кампаний, где сексуальность не просто провокация, а нападение. Вдохновляет, тревожит и возбуждает одновременно.

Танец Сальмы Хайек в образе Сантанико Пандемониум — в бикини с питоном на столе. Это один из самых сексуализированных моментов в мейнстрим-кино 90-х, где женская сексуальность превращается во власть и угрозу. Этот танец стал поп-культурным кодом: цитировался в фэшн-кампаниях, клипах и на подиумах (вплоть до Balmain и Versace).Эстетика femme fatale + экзотика + опасность = классический секс-продающий визуал.

Новая сексуальность поколения Z: ироничная, дерзкая, подчёркнуто нарочитая. Клип Please Please Please — это пастельная постановка, где сексуальность — это грим, роль, и игра в поп-девушку как маску. Нечто между Ханной Монтаной и Лолитой. 
Альбом и обложка вызвали огромный резонанс, осуждая певицу за "подчинение мужчинам" и объективизацию женщин.

Медленный, тягучий блюз о влечении, которое разрушает. С первого аккорда слышится томление, тоска и зависимость.

Это не просто песня про страсть — это о страхе перед ней. О том, как желание затягивает в игру, где ты заведомо проиграл. Бархатный, но надрывающийся голос Айсака: как будто нежность и боль идут водном ритме.
Сексуальность здесь не в теле, а в тоне, не в образах, а в эмоции. Песня стала иконой романтической меланхолии, и до сих пор цитируется в кампаниях, где телесность говорит, что это ещё и риск.

Реалистичное изображение женских гениталий в крупном плане, без лица, без контекста. Картина до сих пор вызывает споры, подвергалась цензуре, скрывалась в запасниках.
Картина фокусирует на теле как автономной эстетике, не романтизируя и без нарратива. 
Полотно цитировалось в Gucci и Vetements (в виде принтов и концептов).

Российская художница, работающая с темами женской сексуальности, травмы, взгляда и стыда. Её живопись не соблазняет, скорее является интимной исповедью. Кожа, кровь, пастель, красный: всё превращено в язык, говорящий о теле не как о товаре, а как о хронике опыта.

Фотограф, создавший весь визуальный стиль сексуальной провокации 2000-х. Белый фон, лобовой свет, прямая эротика, фетишизм. Его стиль был буквально скопирован в сотнях кампаний, включая American Apparel. Позже стал объектом скандалов из-за обвинений в харассменте. Хотя лично мне кажется, что модели и сами были не прочь...

Мастер чёрно-белой эротики, объективизации и феминизма одновременно. Его героини — это богини. Доминантные, холодные, мощные. Кампании Yves Saint Laurent, Chanel и Vogue середины XX века до сих пор цитируются в рекламе.

Фотограф, сделавшая сексуальность игривой и женской. Визуальный стиль её кампаний для Guess, Dior и Agent Provocateur — это праздник тела. Много флирта и дерзости, минимум драмы!

Пракситель, Афродита Книдская — первая обнажённая женская фигура в греческой скульптуре. Формирует отношение к телу, как к эстетическому эталону.

Бернини, Экстаз святой Терезы — оргазмическое выражение на лице святой. Телесность в религиозной интерпретации, яркий пример эротизации возвышенного.

Генри Миллер — Под крышами Парижа (1934)
Автобиографичный, откровенный, грубый роман о жизни, сексе и нищете в Париже 30-х.
Миллер описывает сексуальные эпизоды почти анатомически, не прикрываясь метафорами. Желание в его понимании это базовая потребность, как еда.
Книга была запрещена в США до 1961 года. Считается прорывом в разрушении цензуры и основой для будущей сексуальной свободы в литературе и культуре.
Прямота цитируется в рекламных текстах, фэшн-нарративах, андерграунд-копирайтинге (особенно в духе Helmut Lang, Rick Owens).

Маркиз де Сад — Жюстина, или Несчастья добродетели (1791)Философско-порнографический роман, в котором героиня подвергается череде сексуальных унижений, при этом сохраняя мораль внутри себя. Сексуальность в романе предельно гиперболизирована, извращена, но через неё автор исследует природу морали, власти и насилия.Де Сад дал имя целому явлению — садизму. Его книги стали культурной основой для фетиш-стилистики, БДСМ-эстетики в моде и рекламе (см. Mugler, McQueen, Balenciaga).

Анаис Нин — Дельта Венеры (1977)Сборник эротических новелл, написанных по заказу для «неизвестного покровителя».Сексуальность представлена тонко, поэтично и телесно. Женский взгляд на секс без стыда и фальши.Это редкий пример женской эротики до начала волны феминистской критики. Образы, описания и динамика часто используются в современной модной журналистике и рекламе ароматов (особенно нишевых брендов).

Так и получается, что модная сексуальность не возникает ниоткуда: это некая фривольная апроприация познанного в высоком искусстве. Ведь не зря мода тоже относится к нему. Просто она сублимирует весь этот язык и монетизирует, доводя до масс.

Кампания Forever Young (Kamilla Hanapova) напоминает: сексуально себя можно чувствовать вне зависимости от возраста. 
Однако, абсолютно все кампании бренда апеллируют именно эстетикой тела, причем не любого, а спортивного, сухого и подтянутого.

Сначала бренд вызывал массу противоречий, но сейчас сформировал вокруг себя огромное комьюнити , состоящее из девушек разных комплекций, чем завоевал доверие.

Ocнован в 2014 году Рустемом Гариповым, бывшим фотографом, и стилисткой Региной Вебер, бренд позиционируется как «святой» в модном контексте, акцентируя женственность, элегантность и сексуальность.
Визуал бренда — это яркая сексуальность: боди, топы, мини-юбки, топы с вырезами, подчёркивающие фигуру модели, но без агрессивной провокации.
Основная идея — «разжечь огонь в глазах мужчин и уверенность в себе»; бренд активно развивается на рынке streetwear и casual, сохраняя активный сексуальный вайб.

Бренд провокационных украшений из серебра и кожи, часть которых позиционируется как секс-аксессуары, включая кольца, чокеры, браслеты и даже пирсинг для сосков.

Съёмки акцентируют внимание на теле: крупные планы пальцев, шеи, плеч. Интимно, почти приватно. Soft-fetish, чувственность, легкая нервозность.
Бренд заявляет, что "сексуальные отношения — возможность познать себя", подчёркивая психологический смысл украшений.

Молодой бренд белья и одежды («не белья», как они сами говорят), основанный продюсером фэшн-съёмок Дарьей Рыбальченко. Акцент сделан на мягкой, утончённой и визуально провокационной эстетике.

Пусть видят всё» — ключевая философия, отражённая в названиях («Lovelace», «Riley», «Bridgette»), прозрачных платьях и топах из сетки.

Бренд, основанный в 2015 году Вероникой Хан, позиционируется как альтернативный иностранным люксовым бельевым брендам. В ассортименте широкий выбор: белье, купальники, пижамы и домашняя одежда. Главный фокус — на естественной сексуальности, комфорте и элегантности.

Здесь эстетика держится на лёгкости и воздушности, не и игнорируя чувственность. Сексуальность тут преподносится как lifestyle, плотно встроенный в жизни девушек.

Российский бренд, основанный в 2008 году сестрами Юлией Елисеевой и Нигиной Шукуровой. Собственное производство в Москве позволяет выпускать свежие коллекции еженедельно.

Сексуальность тут буквально выворачивает тело наружу: глубокие вырезы, асимметрия, платья с высокими разрезами на бедре. Бренд настолько лишён стеснительности, что выпустил серебряный ремень-цепь с надписью "SEX". 
Их девиз короток и ясен: "Ты можешь всё".

Изучив все эти кейсы, в голову приходит известная поговорка: "у каждой медали есть оборотная сторона", и эта ситуация — не исключение. Сексуальность работает на тонкой грани, и зачастую может перейти границы "дозволенного" или "допустимого" для общества или отдельных индивидуумов. 
Зачастую сексуализация напрямую связана с властью и подчинением. Всё зависит от того, кого показывают, и кто смотрит. Женщинам легко потерять власть над своим телом, когда оно напечатано на огромном билборде, транслируется на вселенских размеров LED-экране или таргетируется каждому второму в соцсетях.

Феминистки давно борятся и критикуют подобные рекламы и подчёркивают: если сексуальность навязана, то это эксплуатация. Если выбрана — это свобода. Реклама может быть либо инструментом женского голоса, либо оружием в чужих руках.

Ключевой вопрос: тело — это объект или субъект? Когда мы видим тело, как мы к нему относимся?

Объективизация — это превращение человека в объект: сексуальный, визуальный, продажный. В рекламе она выглядит как женское (или мужское) тело, лишённое истории, лица, воли. Только поза, только кожа, только товар.

Согласно феминистской теории (Марта Нуссбаум, Лаура Мълвей), сексуализированное изображение может быть допустимо, если оно сохраняет субъектность: если человек остаётся личностью, а не средством. Но реклама часто этого не делает. Она редактирует, вырезает, расчленяет: ноги без головы, грудь без взгляда, живот без контекста.

Это эстетика, построенная на иерархии: зритель здесь потребитель, изображённый — объект, а продукт уже цель.

Рекламная индустрия десятилетиями продвигала образы, в которых сексуальность = доступность. Женщины, улыбающиеся, в белье, в офисах, в автомастерских. Девушки, которые «всегда готовы». Мужчины, держащие женщин за волосы, талию, бедро, будто они априори им принадлежат.

Проблема в том, что такие образы не живут в вакууме, их видят все, и они формируют культуру. И культура, где сексуальность женщины всегда направлена наружу и ради кого-то, становится средой, где харассмент выглядит как «флирт», а насилие как норма.

Об этом говорят и многочисленные кейсы: от скандалов с Терри Ричардсоном, обвинённом в принуждении моделей к сексу, до «невинных» кампаний вроде American Apparel, которые эксплуатировали несовершеннолетнюю эстетику.

Феминизм сегодня разделён: часть активисток отстаивает право женщины быть сексуальной как акт силы (sex-positive), другие критикуют массовую сексуализацию как подчинение капиталу. И обе правы, ведь всё зависит от контекста.

Когда женщина выбирает, как себя подать, это становится её личным высказыванием. Когда бренды используют сексуальность без разрешения, без субъектности, без уважения, это больше похоже на эксплуатаци.. И это уже не про секс, а про власть.

Вопрос, который должен задать себе любой бренд: это их истинная внутренняя сексуальность или инструмент доминирования и манипуляции?

Сексуальность — тема, вокруг которой по-прежнему существует масса запретов, страхов и культурных напряжений. Даже несмотря на гипероткрытость социальных сетей и доступ к телесности 24/7, обнажённое тело всё ещё вызывает бурную, эмоциональную реакцию. И именно в этом кроется его сила.

Сексуальность работает в рекламе, потому что до сих пор считается «неприличной». Это знание встроено в культурный код: с детства нас учат не смотреть, не трогать, не обсуждать. И каждый раз, когда мы сталкиваемся с провокацией, внутри срабатывает противоречие: «можно — нельзя», «хочу — стыдно», «вижу — осуждаю». Именно это напряжение заставляет нас запомнить образ, вернуться к нему, обсудить его.

Провокация = внимание = вовлечённость.

В странах с сильной религиозной или патриархальной традицией сексуальность (особенно женская) по-прежнему контролируется. И всё, что выходит за рамки «порядочного» вызывает сопротивление. В России, например, обнажённая женщина в рекламе может быть признана «развратной», а в США подвергнута критике за «неуместную гиперсексуализацию».

И тем не менее, чем больше запретов, тем больше интерес. Табу создаёт напряжение. А напряжение как раз таки и продаёт.

Мы хотим смотреть. Мы не хотим признаваться, что хотим. И бренды отлично это понимают. Они предлагают сексуальность под видом «эстетики», «телесности», «артистичности», но на самом деле играют на глубинном инстинкте. Вуайеризм — смотреть на чужое тело, чужое возбуждение, чужую уязвимость — это сильнейший визуальный крючок. И он остаётся эффективным даже в эпоху, когда «все всё видели».

За сексуальностью в рекламе стоит не только культурный интерес, но и вполне измеримая эффективность. Цифры подтверждают: в определённых сегментах сексуализированный контент действительно даёт рост показателей, но, будем честны, не всегда и не везде.

Российский рынок женского нижнего белья будет расти со среднегодовым темпом CAGR (Compound annual growth rate — совокупный среднегодовой темп роста) ~3,2% до 2031 года.

Основные тренды: sensual comfort, бесшовные модели, телеориентированный дизайн, бодипозитив и инклюзивность.

Источник: 6wresearch.com

Сексуализированные кампании в Instagram показывают CTR на уровне 2–3 %, в то время как у нейтральных креативов — около 1,5 %.

Рост вовлечённости (лайки, комментарии, сохранения) также выше в кампаниях с skin-эффектом, обнажённой кожей и яркими телесными позами. Однако данная engagement-конверсия в реальную коммерцию не выросла.

Источник: businessnewsdaily.com

Исследование Университета Иллинойса (Wirtz и соавт.) показало: сексуальные образы в рекламе действительно привлекают внимание, но не увеличивают намерение купить, особенно, если сексуальный визуал не связан напрямую с продуктом. По данным, вообще не было никакого статистически значимого эффекта на желание купить брендированные продукт.

Источник: news.illinois.edu

Женщины чаще запоминают бренд при сексуальной рекламе, мужчины — чаще запоминают изображение, но не бренд.

Старшее поколение (45+) гораздо критичнее воспринимает сексуализированный визуал — возможен эффект отторжения.

Источник: мета-анализ из Ohio State University, time.com

В печатной рекламе исследования с помощью eye-tracking выявили: зрители дольше рассматривают сексуальные изображения, но не лучше запоминают логотип или бренд, PubMed Center.

Согласно исследованию с ЭЭГ, сексуально-эротические образы сильнее влияю на восприятие «гедонических» товаров (бьюти, мода), чем на утилитарные (FMCG): возбуждение с помощью секса работает прицеленно, не универсально.

Что дальше, когда обнажённое тело больше никого не шокирует?

Сексуальность — больше не ультимативный инструмент привлечения внимания. Современная аудитория (особенно поколение Z и младшие миллениалы) перестала реагировать на оголённое тело как на сигнал «купи». То, что работало в 2000-х, теперь вызывает усталость или даже отторжение. Будущее содержится в новых кодах сексуальности, которые апеллируют не к желанию обладать, а к желанию быть, чувствовать, выражать.

⚡ Прогноз: бренды будут отходить от «секса ради секса» и строить коммуникации на интимности, телесности, уязвимости и эмоциональности. Это уже видно в кейсах Savage x Fenty, NiiHAi, Kim Kardashian’s Skims, украинской Uba.

Будущая сексуальность в рекламе будет не про «объект желания», а про субъект чувств. Камеры станут ближе к коже, но мягче к взгляду. Визуальные образы будут отражаться не навязчиво сексуальны, а соматически интимны: кожа, дыхание, влажность глаз, а не только грудь и тонкие бедра.

Интимное ≠ обнажённое. Главное — это передать ощущение, а не показать всё.

Ожидается рост:

С развитием генеративного ИИ и виртуальных аватаров возникает вопрос:

кто будет сексуален в будущем, если всё можно нарисовать?

Прогноз: бренды начнут возвращаться к архетипам, ручной съёмке, ошибкам, плёнке, микровибрациям кожи. Всё, что не может сгенерировать AI, станет источником желания. И это видится в трендах уже!

Будущее сексуальной рекламы будет не бинарным:

Кастинги изменятся, нарративы станут многослойнее, визуальный язык — сложнее, менее линейным. Кампании будут не про прорнографические сцены, а про близость и тесные связи.

Мы живём в эпоху, где сексуальность уже не табу, но ещё и не свобода. Где нас тянет на запретное, но мы притворяемся, что выше этого. Где всё гиперчувствительно, и всё уже вроде бы можно, но ощущается, как будто нельзя. Как будто кто-то всё время смотрит, или оценивает, или ждёт, чтобы мы ошиблись. Но если отбросить шум, то остаётся простое: мы хотим чувствовать. Быть в теле. Быть желанными. Или хотя бы просто наблюдать. Или фантазировать. Или просто провалиться в чужой взгляд на секунду. Секс в рекламе — это не про грудь. Это про контакт.

Будущее сексуальности не будет орать, скорее шептать и писать между строк. Быть в том, как ты двигаешься, а не в том, что на тебе надето. Оно не будет заигрывать. Оно будет смотреть прямо в глаза и говорить: «я хочу, чтобы ты почувствовал».

И я за это. За сексуальность. За право быть телесной, громкой, тихой, голой, закрытой, сексуальной и не сексуальной одновременно. За то, чтобы не стесняться хотеть. И за то, чтобы реклама не стеснялась быть живой и настоящей.

В конце концов, пока есть тело, будет и секс. А пока есть секс, будет, что продавать. Вопрос в том, за счёт чего продаём. И что чувствуем сами, когда на это смотрим.

Возбудило? Или хотя бы зацепило? Если да, жми в Telegram.

Кстати, какая кампания возбудила тебя сильнее всего? Пиши в комментарии 👇