Почему западный бизнес не уходит из России: экономика застрявших активов
1 октября Bloomberg сообщил о разработке механизмов регулирования иностранных активов в ответ на возможное использование €210 млрд замороженных средств.
На первый взгляд это звучит как симметрия: у них замороженные деньги, у нас активы. Но за фасадом — экономика куда более сложная.
Почему спустя три года турбулентности в России всё ещё работают 550 международных компаний? Что реально получает новый владелец завода или банка? И почему $2,5 млрд инвестиций в производство не равны $2,5 млрд на счёте? Разбираемся там, где математика не сходится, а любые варианты проигрышные.
Что реально на столе: активы и их ликвидность
550 компаний, выручка $213,9 млрд, активы на десятки миллиардов долларов. Цифры красивые, но они ничего не говорят о том, как эти активы можно превратить в деньги.
Банки: единственная настоящая ликвидность
- Raiffeisen Bank — €7 млрд нераспределённой прибыли
- UniCredit — арест €462 млн активов
- Ещё несколько европейских банков
В сумме — €10–15 млрд ликвидных денег. Это настоящие средства, которые можно использовать сразу. Но это не €210 млрд, замороженные в Европе.
Балансовая стоимость ≠ реальная ценность.
Производственные активы: сложная ликвидность
Mars: $2,5 млрд инвестиций за 30 лет = 10 заводов, оборудование, логистика, бренды.
Но получить завод — это не всё равно что получить чемодан с деньгами. Это как купить дом: мебель и стены останутся, но обслуживать его, чинить крышу и платить за свет придётся вам.
Прецеденты: как уже уходили
- McDonald's → «Вкусно и точка» (2022) — 850 ресторанов и 62 тыс. сотрудников. Быстрая адаптация, но только благодаря готовой франчайзи-схеме.
- Unilever → «Арнест» (2024) — бренды Dove, Domestos и «Чистая линия» остались на рынке.
- Danone → Unifruit — заводы и бренды перешли к новому владельцу.
- Renault → Автоваз — символический рубль, фактически возврат под госконтроль.
- Carlsberg — застрял в процессе уже три года.
Модели:
- Партнёр-франчайзи
- Отраслевой игрок
- Государство
Кто в зоне риска
Банки (высокий риск)
- Raiffeisen (€7 млрд прибыли)
- UniCredit (€462 млн под арестом) 👉 Деньги — самый уязвимый актив.
FMCG и производство (средний риск)
- PepsiCo: 21 филиал, новый завод в Новосибирске
- Mars: 10 заводов, $2,5 млрд инвестиций, 6000 сотрудников
- Mondelez: крупнейший производитель снеков
Ретейл (средний риск)
- Auchan, Leroy Merlin, Metro, Globus
Технологии (низкий риск)
- IDEMIA (биометрия), Siemens Healthineers (медицина), Caterpillar (тяжёлое машиностроение)
Как это работает: механика перехода
- Суды — аресты, временное управление (пример UniCredit).
- Продажа — до 40% от балансовой стоимости + взнос 35%.
- Новые владельцы — частные компании, госструктуры или специально созданные фирмы.
Экономические сложности
- Технологии: Snickers без оригинального рецепта превращается в другой батончик.
- Цепочки поставок: упаковка, ингредиенты, сервис — всё завязано на импорт.
- Бренды: приходится придумывать замену (Pepsi → Evervess, McDonald’s → «Вкусно и точка»).
- Эффективность: корпоративную культуру и процессы нельзя «передать по наследству».
Асимметрия: €210 млрд против чего?
У Европы:
- €210 млрд в деньгах и облигациях → можно использовать завтра.
У России:
- €10–15 млрд в банковских прибылях
- Заводы и инфраструктура стоимостью $50–100 млрд
Но завод ≠ наличные. Завод — это долг, риск и работа на годы.
Ловушка инвестиций
Mars, PepsiCo, Mondelez вложили миллиарды. Уход означает списание всего. Поэтому компании продолжают работать, даже рискуя репутацией. Это и есть ловушка невозвратных издержек (sunk cost fallacy).
Банки в особой позиции
Raiffeisen — ключевой канал международных платежей (включая TurkStream). UniCredit — €462 млн под арестом.
Банковский сектор — главный заложник. Здесь речь идёт не только о бизнесе, но и о финансовой инфраструктуре страны.
Масштаб: это не маргиналии
550 компаний продолжают работать. Выручка $213,9 млрд, налоги $3,5 млрд.
По отраслям:
- Алкоголь и табак — $24 млрд
- FMCG — $21 млрд
- Авто — $20 млрд
- Продукты — $18 млрд
Это кости экономики, а не «остаточные» игроки.
Переговоры важнее математики
€210 млрд против €10–15 млрд — это не симметрия. Но бизнес становится инструментом давления: компании лоббируют интересы у своих правительств, боясь потерять вложения.
Три стратегии — три риска
- Остаться — прибыль, но репутационные потери.
- Уйти — убытки до 95%.
- Ждать — неопределённость, «режим заморозки».
Итог: стоимость ≠ ценность
- Балансовая стоимость не равна реальной ценности.
- Завод ≠ деньги на счету.
- Производственные активы сложны в использовании.
- Переговоры идут не о цифрах, а о рычагах влияния.
Эпоха глобального бизнеса «вне политики» закончилась. Теперь международная экономика — это не только Excel, но и геополитика.