О проблеме анонимности цифровой валюты в судопроизводстве

Защита прав участников криптовалютного рынка – бич современной юриспруденции.

Цифровая валюта — это вид децентрализованных финансов. При этом децентрализация в данном случае понимается как отсутствие единого администрирующего органа криптовалютных систем, что в совокупности с анонимностью владельцев адрес-идентификаторов цифровых кошельков создаёт практически непреодолимые препятствия для целей доказывания в процессе судопроизводства. Сегодня эту проблему осознают не только суды, но и правоохранительные органы.

Для иллюстрации сказанного выше можно выделить комментарий, высказанный СИП по делу №СИП-368/2016: «Целью создания пиринговой платёжной системы Bitcoin была организация системы полностью необратимых сделок, когда электронный платёж между двумя сторонами происходит в отсутствии стороны-гаранта, и ни одна из сторон, в том числе какой-либо внешний администратор (банк, налоговые, судебные и иные государственные органы), не могла бы отменить, заблокировать, оспорить или принудительно совершить транзакцию».

Кроме того, среди негативно влияющих факторов здесь усматривается не только отсутствие устоявшейся судебной практики, но и в целом отсутствие доступной публичной криминалистической методики расследования криптовалютных потоков и идентификации владельцев адрес-идентификаторов цифровых кошельков. Вместе с тем анонимность использования цифровых валют привлекает в этот сегмент интересы криминальных групп. Приведу немного цифр:

Согласно докладу Министерства внутренних дел Российской Федерации о состоянии преступности за январь-апрель 2024 г., количество преступлений, совершаемых с использованием информационно-телекоммуникационных технологий или в сфере компьютерной информации, к которым также относятся преступления, совершаемые с использованием цифровой валюты, по сравнению с аналогичным отчётным периодом предшествующего года возросло на 17,4 %.

Так, из 240 939 зарегистрированных преступлений 156 600 являлись нераскрытыми на момент опубликования отчёта. Рост нераскрытых преступлений в сфере кибербезопасности обусловлен рядом сопутствующих факторов, связанных в том числе с проблемами методики расследования преступлений, сопряжённых с использованием цифровой валюты.

Также вижу необходимым сказать, что на практике раскрытие адрес-идентификатора цифрового кошелька подозреваемого/обвиняемого по уголовному делу происходит в основном благодаря проведению допросов, то есть без задействования каких-либо специальных познаний и технических средств в данной области. Это, в свою очередь, означает, что если лицо, в отношении которого проводится предварительное расследование, умолчит о факте владения цифровой валютой, следователь/дознаватель может никогда и не узнать об этом.

Вершиной айсберга является факт отсутствия единообразного понимания того, как необходимо закреплять такие доказательства принадлежности адрес-идентификатора для целей не только уголовного, но и иных видов судопроизводства.

Приведу в качестве примера дело №А40-243242/2021-52-1679.

Между истцом и ответчиком был заключён договор поставки цифровой валюты. Ответчик не исполнил требование об оплате в срок, после чего стороны решили прекратить договор, а ответчик обязался вернуть цифровую валюту, полученную от истца, по конкретному адрес-идентификатору цифрового кошелька, однако не исполнил в полном объёме принятое на себя обязательство. Ответчик указал, что истец не учёл три транзакции по счёту в своих расчётах:

19.07.2020 — 14,5 USDT; 19.07.2020 — 14 999 USDT; 06.10.2020 — 250 USDC.

Истец, напротив, заявил, что первые два перевода, на которые указывает ответчик, были произведены самим истцом с корпоративного кошелька на платформе Kraken.

Для того чтобы подтвердить это, истец обратился к нотариусу в Ирландии, который удостоверил две указанные транзакции как произведённые истцом. Суд указал, что удостоверение нотариуса не может являться надлежащим доказательством, подтверждающим факт получения ответчиком имущества в виде 3,7995 BTC, 36 030 USDT, 6 450 USDT. Суд также отметил, что такое удостоверение не является надлежащим доказательством, подтверждающим факт принадлежности истцу цифровой валюты (соответственно, вопрос: а что является?).

Ну и, конечно, вишенкой на просроченном торте является то, что, исходя в основном из личного опыта общения с представителями правоохранительных органов и судей (а также текстов отдельных судебных решений), сегодня мне видится очевидным отсутствие какого-либо элементарного понимания у представителей нашей системы, что вообще такое цифровая валюта и как она работает (тогда о чём вообще может идти речь в разговоре о сборе и исследовании каких-либо доказательств?).

Продолжаем наше погружение. Если лицо, производящее сбор доказательств, сумеет установить принадлежность адрес-идентификатора цифрового кошелька по отдельным следам (что, исходя из моей личной практики проведения таких мероприятий, является очень трудозатратной задачей, поскольку включает в себя далеко не только аналитику блокчейна, как многие могли подумать), то как получить доступ непосредственно в сам кошелёк, если при этом речи о взаимодействии с какой-либо криптовалютной биржей не идёт?

Часто на данном этапе происходит следующая ситуация: подозреваемый/обвиняемый/должник/ответчик отказывается передать приватный ключ цифрового кошелька, поскольку речь может идти о довольно крупных суммах (например, сейчас в моём личном производстве находится кейс, в рамках которого физическое лицо сокрыло факт владения цифровой валютой на сумму более 10 000 000 рублей).

Современные судебные методы получения доступа к цифровым кошелькам видятся мне в недостаточной степени эффективными. В конечном итоге суд, конечно, может вынести решение обязать должника/ответчика предоставить доступ к цифровому кошельку в присутствии нотариуса (дело NА40-124668/17-71-160Ф), но ведь у должника присутствует реальная возможность это обязательство и не исполнить под предлогом того, что он «забыл» ключ. В таком случае не может быть и речи об эффективном разрешении экономического спора и, например, возврате долга.

Можно, конечно, если речь идёт о целенаправленном сокрытии, пытаться привлечь правоохранительные органы для проведения обыска, выемки или компьютерно-технической экспертизы, чтобы обнаружить горячий/холодный цифровой кошелёк должника (кроме случаев, когда в это время он уже не находится у друга сестры троюродного брата дальнего родственника). Но это, во-первых, самый крайний способ воздействия, а во-вторых – хотя и довольно надёжный, всё равно не обеспечивающий 100%-ную гарантию получения доступа к кошельку.

Весь комплекс данных мероприятий мог бы быть значительно проще, если бы в отечественном законодательстве присутствовало не только негативное стимулирование (в виде отсутствия судебной защиты прав требований по сделкам с цифровой валютой в случае неподачи декларации), но и была бы создана такая ситуация, когда владельцам цифровых кошельков стало бы выгоднее целенаправленно раскрывать факт владения цифровой валютой, чем скрывать его. Например, стимулирование в виде определённых налоговых льгот от сделок с цифровой валютой при раскрытии информации о таких сделках.

Ну и в конечном итоге, при всё более прогрессирующей контрфорензике в данной области, сегодня мы имеем не только в крайней степени малое количество эффективных методов работы по защите прав участников криптовалютного рынка, но и отечественных специалистов, способных эффективно проводить весь комплекс мероприятий, начиная от идентификации владельца цифрового кошелька и заканчивая взысканием цифровой валюты.