Эволюция взглядов на угрозы и возможности в стратегических бизнес-замыслах в Новейшее время

Излагаемый текст является продолжением статей-обзоров развития стратегической идеи со времён античности до наших дней.

В ней даётся представление о контекстно-ориентированных подходах в практике стратегического управления (СУ), появление которых очень симптоматично и логически вытекает из всей предыдущей эволюции стратегического концепта. Фактически речь идёт о начале пятого этапа развития методологии СУ, становление которой «расшивает» многие узкие места традиционных методов. Тем самым мы отвечаем на актуальные вопросы о роли субъективного в СУ и начинаем понимать направления дальнейшего совершенствования его практических инструментов.

Становление контекстно-ориентированных подходов

Как было показано выше, фактически к контекстному взгляду на СУ подошли только теоретики немецкой военной стратегической школы (Д.Бюлов, К.Клаузевиц, Г.Мольтке и др.), назвав эти контексты успешного ведения войны терминами «опорные точки», «базы» и др. Похоже, теория и практика СУ в бизнесе подошла к своему очередному 5-му этапу эволюции - управление событиями будущего и их комбинациями через контексты. Тем самым возникает шанс преодолеть указанные выше противоречия 4-го этапа между необходимостью, с одной стороны, строить гибкую систему СУ с элементами предвидения важнейших событий будущего, несущих как угрозы, так и возможности, и форс-мажорной императивностью экстренных управленческих решений при внезапном, непредвиденным поворотом событий, с другой стороны. Кроме того, как уже было отмечено, видится оправданным отход от адаптивной модели совмещения внутренних трендов наращивания ресурсности компании с движущими силами эволюции внешней среды. Прежняя адаптивность становится непродуктивной ещё и по причине всё большей значимости второго фокуса неопределённости в жизнедеятельности компании – инновационно-технологического (включающего и непредска-зуемость проявленности человеческого фактора).[1])

В контекстно-ориентированном подходе к СУ существенно нивелируется фактор непредсказуемости угроз и возможностей и в этом заключается одна из его главных черт. Более комплексная характеристика «своеобразия» работы с угрозами и возможностями в контекстной модели заключается в следующем:

1. Угрозы и возможности трактуются и используются не столько с позиций отдельных событий, несущих те или иные последствия, но как ситуации, сопряжённые с динамикой определённых обстоятельств – контекстов, формирующих целостный событийный поток. При этом резонно отметить два момента: во-первых, данный поток порождает некую единую сущность, которую можно описать как систему, «живущую» своим генезисом (назовём её УВ-сущностью); во-вторых, связка УВ являются «естественными» проявлениями этой сущности на поверхностных контекстных уровнях, отображая грани её динамики. Тогда при более целостном рассмотрении СУ можно свести к управлению угрозами и возможностями на физическом плане. В этой логике угроза может трактоваться не как вероятностно-обусловленное негативное событие, но как достоверно наблюдаемый ресурс для достижения Супер-цели, поскольку через различение угроз можно выйти на полную сумму возможностей, несущих УВ-сущностью.

2. Совокупность угроз и возможностей настоящего и будущего имеют контекстную базу, которую можно рассматривать как сечение событийного потока (сценария), инициированного Стратегом для достижения Супер-цели. Осознанность Стратега можно оценивать с позиций наблюдаемости им (различением) контекстов УВ. Уровень стратегичности мышления можно измерять глубиной контекстного видения. Тогда способность Стратега проактивно (т.е. заранее готовясь к проявлениям УВ, улавливая «слабые» сигналы будущего) реагировать на грядущие стратегические изменения зависит от его мега – компетенции видеть контексты глубинных уровней (см. рис. 1). Тогда для Стратега возникает возможность, осознавая логику событийного потока, достраивать поверхностные контексты, относящиеся к предметности упомянутых стратегических изменений. А это позволяет, в свою очередь, формировать эффективные управленческие решения-реакции на грядущие стратегические изменения, фактически опережая их «контекстное порождение». Последнее означает, без ограничения общности, опережение личностного прогресса Стратега (за счёт роста его осознанности) над темпами эволюции реальности, что позволяет создавать максимальные потоковые преимущества за счёт целостного охвата формируемой событийной фактуры СУ.

Можно предположить в связи с вышесказанным, что отношение к УВ с позиций случайности и непредсказуемости есть следствие неосознанности Стратега. При этом даже его информированность не является достаточным фактором успешности его действий именно в силу того, что контекстное видение и мышление подразумевают реализацию фактора проживания и присутствия, чего не даёт просто владение определёнными данными.

Впрочем, более предметную способность Стратега внутренне (личностно) меняться целесообразней назвать избавлением от иллюзий, что, собственно, и есть его ключевая ценность адекватного восприятия действительных (а не надуманных) контекстов УВ в себе и вовне. Это, в свою очередь, ведёт (при наличии доверия к себе) к поддержанию высокой мотивации нахождения дополнительных ресурсов (возможностей) для нейтрализации угроз и трансформации их в возможности[2])

3. Данный событийный поток формирует не только угрозы и возможности настоящего, но и будущего. Таким образом, осознав контексты УВ настоящего, мы можем выстроить контексты УВ будущего, масштабируя их по принципам подобия. [3]) В целом, можно сказать, что решение основной задачи СУ заключается в формировании стабильного (без разрывов) <событийного потока> с преобладанием событий, несущих возможности (с малой долей событий-симптомов, сигнализирующих об угрозах). Данные события– возможности призваны «искоренять» наблюдаемые потенциальные угрозы, сводя соответствующие риски к нулю.

Необходимость управлять формируемым событийным потоком, исходя из характеристик УВ, предполагают проявление осознанности Стратега, а, значит, и самоопределения как в настоящем, так и в будущем, - в каждой точке потока.

4. Характер формирования и реализации возможностей будущего имеет явно выраженный квантовый характер: выход на более высокие позиции (приближающиеся к целевым) через освоение возможностей подобен квантовым скачкам в гипер-росте ресурсности,[4]) что на первый взгляд выглядит несоразмерно тем усилиям, которые Стратег предпринимает для накопления контекстов, необходимых для различения и реализации возможностей.[5]) В этом смысле восприятие возможностей в качестве «бесплатного» ресурса будущего вполне оправдано.

5. Взгляд на угрозы как на событие со своими контекстными истоками позволяет совершенно по-другому отнестись к вопросам управления рисками - в частности, в гораздо более детерминированном формате, через осознание конкретного набора контекстов, порождающих негативное событие. Тогда понятной становится работа по предотвращению угроз - уход от данных контекстов как целостной составляющей событийного потока. Фактически можно говорить о постановке безрискового воплощения стратегических программ, выдерживая определённый режим формирования и удержания конкретного пула контекстов. Здесь также прослеживается аналогия с примерами немецкой классической школы военной стратегии, когда понимание «опорных точек» военного успеха позволяют осознать и следовать любой гибкой стратегической линии с единственным условием «несдачи» базовых позиций. По-новому тогда выглядит роль возможностей, которыми, как показывает практика, можно управлять и при этом «не скатываться» в зону прямых рисков.

6. Парирование потенциальных угроз может быть выполнено ещё и по схеме «ресурсной компенсации». Речь идёт о нивелировании угроз с использованием ресурсов, полученных от реализации «внутренних» возможностей, что предметно рассмотрено в предыдущем разделе.[6]) Иными словами, в ситуации, когда «контекстная профилактика вдолгую» риска не сработала в должной мере (т.к. контекстное управление – это управление на познании реальности), включается механизм вытаскивания объекта управления из рисковой зоны через компенсацию «бесплатными» ресурсами от реализации сопутствующих возможностей.

7. Особое значение в контекстно-ориентированном подходе к СУ придаётся фактору проживания как угроз будущего, так и возможностей. Тем самым акцентируется внимание на мотивационной составляющей эффективности Стратега как центральной фигуры в сборке и интеграции информации по внешнему и внутреннему фокусу неопределённости.[7])

Именно эмоционально-психологическая составляющая реакции Стратега на события настоящего и будущего формирует его потребности и предпочтения в целостном объёме. Это и делает возможным в совокупности переживаний и ощущений огромного пространства вещей и их контекстов схватывать те из них, что прямо или косвенно относятся к управлению конкретной стратегической ситуацией будущего. Так формируется целостная картина СУ, позволяющая весьма точно и безошибочно реагировать на динамику эволюции и контекстов интересующих событий (возможно, граней стратегических Супер-целей) с построением высоколиквидной «среды возможностей» [8]).

Резюме:

ü В статье представлен взгляд на эволюцию понимания связки {угрозы – возможности} в рамках генезиса стратегической идеи в теории и практике основных видов человеческой активности, где управление событиями будущего особенно актуально (войны, сражения, государственное управление, личностная реализация и т.д.). Не отрывая эффективность СУ как самостоятельной жизненной линии конкретного человека (Стратега) от социально-экономических и культурно-исторических условий его лидерской реализации, в явном виде проявлена его субъективистская, личностная составляющая. Здесь можно выделить определённые ступени в динамике его осознанности:

1. Натуральное представление Стратега о себе, окружающем мире и божественном начале в традициях античного пантеона с увязкой физических образов и религиозных (из античной картинки мира) в гармоничное целое. События в стратегической перспективе – цепь случайностей. Удачливость стратега – в расположении богов.

2. Выстраивание простейших причинно-следственных связей между реальными событиями в жизни Стратега и оформлением целостной картинки с внешними фрагментами. Кейсовое стратегическое мышление. Тактическая осознанность.

3. Подверженность влиянию различных философско-религиозных течений с последовательным попаданием то в одну, то в другую школу. Ощущение ускользающей истины. Приверженность Стратега общим правилам, выработанным мыслителями в рамках специфичных культурных традиций.

4. Осознанный выбор одной из философско-религиозных традиций (школ) с последующим следованием её как наиболее близкой по ценностно-личностным особенностям Стратега. Следование выработанным правилам и регламентам теоретических построений.

5. Постоянная корректировка в проживании Стратегом собственной системы ценностей с обозначением принципов технологии личностной трансформации, совмещающей с достижениями научной теории управления, что является центральным элементом целевой реализации «здесь и сейчас». Выявление «опорных точек» удержания и усиления глобальных стратегических позиций - главных контекстов долгосрочного успеха.

6. Включение в систему проживания аспектов стратегической активности на основе достижений системного анализа. Усиление значимости элементов временной осознанности как высшего уровня субъективности в самоопределении Стратега в настоящем и будущем .

7. Состояние непрерывной активности по нахождению контекстов более высоких порядков с осознанием неизмеримо более сложных связей между внутренними (личностными) и внешними проявлениями управляемости целевой ситуации. Концептуальное признание большей эффективности управления возможностями vs рисками с обозначением глубоко личностного характера соответствующей технологии долгосрочного воплощения. Точнее будет сказать, становление теории и практики управления рисками за счёт управления стратегическими возможностями. Возникновение ситуации целевой нейтрализации рисков управления как в оперативной, так и стратегической перспективе, сведение их к нулю. Переход Стратега на контекстно-ориентированные подходы к СУ как приоритетного в инициации и сопровождении целостного событийного потока со стратегической, тактической и оперативной составляющими.

ü Прослеживается связь осознанности Стратега, его способности видения и различения причинности (контекстности) происходящего «здесь и сейчас» в настоящем и в будущем, да ещё и в целостном понимании (в масштабе потока физических и различимых контекстных событий) с трактовкой угроз и возможностей, со способностью их предвидеть (в отличие от прогноза) и управлять связкой УВ в целевом формате. Достаточно высокий уровень осознанности Стратега позволяет обнулять риски в процессе СУ событийным потоком, формируя из него динамичную среду возможностей.

ü Взгляд на возможности как на решающий контекст нейтрализации угроз в долгосрочной перспективе мотивирует и создаёт предпосылки для выхода на разработку новой логически стройной парадигмы управления стратегическими возможностями. Оправданность и преимущества зарождающейся теории зиждется на контекстном понимании СУ в целом, что неотделимо от «вселенной субъективности»[9]) Стратега. Последнее обстоятельство существенно сужает, на первый взгляд, рамки объективности исследования стратегических событийных потоков в «картинке мира» Стратега, сводя методологию СУ к построению личной технологии различения и управления контекстами в событийном потоке самореализации. Впрочем, эффект субъективности, как показывает моя консалтинговая практика, с лихвой компенсируется реальными инсайтами и прорывами субъекта управления на стратегическом поле в мотивации исполнения своего жизненного предназначения (будучи встроенным в упомянутый поток самореализации).

[1]) А.Л.Богокин, Контекстная природа стратегических изменений, там же;

[2] )А.Л.Богокин, Контекстная природа стратегических изменений, там же;

[3] ) Клайн С. Дж. Подобие и приближенные методы. — М.: Мир, 1968. — 302 с.

[4] )А.Л.Богокин, Контекстная природа стратегических изменений, там же.;

[5]) А.Л.Богокин, Контекстная природа стратегических изменений, там же.;

[6] )А.Л.Богокин, там же,…;

[7] )А.Л.Богокин, Мифы и «спекуляции» классического СУ, там же.;

[8] )А.Л.Богокин, Контекстная природа стратегических изменений, там же;

[9] ) И.Н.Каленаускас, Вселенная субъективности,там же.;