{"id":14262,"url":"\/distributions\/14262\/click?bit=1&hash=8ff33b918bfe3f5206b0198c93dd25bdafcdc76b2eaa61d9664863bd76247e56","title":"\u041f\u0440\u0435\u0434\u043b\u043e\u0436\u0438\u0442\u0435 \u041c\u043e\u0441\u043a\u0432\u0435 \u0438\u043d\u043d\u043e\u0432\u0430\u0446\u0438\u044e \u0438 \u043f\u043e\u043b\u0443\u0447\u0438\u0442\u0435 \u0434\u043e 1,5 \u043c\u043b\u043d \u0440\u0443\u0431\u043b\u0435\u0439","buttonText":"\u041f\u043e\u0434\u0440\u043e\u0431\u043d\u0435\u0435","imageUuid":"726c984a-5b07-5c75-81f7-6664571134e6"}

«Делать международный бизнес из России стало крайне затруднительно»

Александр Дунаев, сооснователь финтех-компании ID Finance, которая работает в восьми странах, рассказывает об отношении к российским компаниям за рубежом, развитии финансовых технологий в России и репутации микрофинансового бизнеса.

фото: Александр Глебов, probusiness.io

В 2018 году ID Finance вошла в список самых быстрорастущих компаний Европы по версии Financial Times, Wired и Inc.Europe. Она управляет брендами MoneyMan, AmmoPay, Solva и Plazo в России, Казахстане, Грузии, Испании, Польше, Бразилии и Мексике. Компания, которая начинала в России, теперь большую долю выручки получает на зарубежных рынках, но до сих пор сталкивается с проблемами с привлечением капитала.

В России сейчас непросто привлечь иностранный капитал. Сильно ли мешают общению с инвесторами русская фамилия или российские корни компании?

Проблема не в российских корнях как таковых. Это не вопрос дискриминации по национальному признаку, это вопрос нежелания кого-либо вообще инвестировать в Россию. В текущей конъюнктуре делать международный бизнес из России стало крайне затруднительно. Есть разные форматы, когда международный бизнес может присутствовать здесь, держать, например, бэк-офис или штат разработчиков (как делают, к примеру, Behavox и Revolut). Но международный бизнес, который еще и выручку получает в России, будучи родом из России, сейчас построить мало-реально. Европейские и американские институциональные инвесторы вкладывать в Россию не могут. Если точнее: часть не могут, часть не хотят, опасаясь санкционного давления. Конечно, такая ситуация сильно мешает работать.

С теми кто под санкциями понятно. Испытывают ли трудности компании, которых нет в санкционных списках?

Только с точки зрения привлечения внешнего финансирования. В России капитала нет, а западный капитал не хочет в Россию вкладывать по той причине, что непонятно, что с этим капиталом станет. Но еще раз повторю, здесь проблема не в «русскости», а в России — я бы разделял эти два понятия. Ни разу не сталкивался с дискриминацией из-за того, что я русский. В головах на Западе есть четкое разделение между нацией и государством. Да, к нашей компании есть более пристальное внимание финансовых институтов за рубежом, потому что акционеры – российские граждане. Это связано с тем, что раз за разом появляются скандалы, связанные с отмыванием денег русскими. На Кипре, в Прибалтике. Это все-таки страны Евросоюза. Когда мы открываем банковские счета, тот факт, что у нас в структуре русские акционеры, заставляет финансовые институты более пристально нас изучать.

Даже в Латинской Америке?

Это глобальная директива. Но это не сильно мешает жить: да, банковские счета откроются не через неделю, а через два месяца. Мы не наталкиваемся на какие-то проблемы с вендорами, с поиском сотрудников. Наша репутация лежит совсем в другой области, она не связана с национальностью. Она связана с качеством услуг, с брендом, с сотрудниками, которые у нас работают.

Когда все изменилось? С какого периода с инвесторами стало сложнее работать?

Все кардинально поменялось в 14-ом году. У нас был ряд диалогов с венчурными фондами из Америки и Европы. Работа началась в 2013 г., продолжалась в 2014 г., еще в феврале было все нормально, но наступил март и все резко закончилось. Вплоть до того, что люди просто перестали на e-mail отвечать. После референдума в Крыму все контакты остановились почти мгновенно.

В 2014 г. ID Finance перенесла штаб-квартиру из России в Испанию. Связано ли это с крымскими событиями?

Нет, это было связано с неким распределением центра тяжести от Восточной Европы к Латинской Америке. Мы приняли решение развиваться в этом регионе, поэтому разумнее иметь штаб-квартиру, близкую к центру экспансии.

Сейчас ID Finance формально испанская компания, не российская. Помогает ли это в привлечении денег?

Нет. Инвесторам не важно, где находится головной офис, для них важна доля выручки. На Россию у нас сейчас приходится около трети.

Часто при общении с инвесторами приходится затрагивать политику, объяснять свои политические пристрастия?

Никогда. Это никому не интересно. В России гораздо больше любят обсуждать политику, чем на Западе. Но были курьезные случаи. Мы встречались с журналистом New York Times в Москве. Он спрашивал, настойчиво ли мы при общении с Центральным банком напоминаем о том, что референдум в Крыму противозаконен, и что мы бы хотели бы развернуть геополитический курс России. Это был полнейший сюр. Все его вопросы были в этом духе. Но я бы не назвал эту ситуацию закономерностью. Журналисты – не представители бизнес-сообщества.

Чего конкретно боятся иностранные инвесторы?

Они боятся неопределенности. В бизнесе и так ее очень много — получится у тебя, не получится, что будет с валютой и т.д. Никто не хочет накладывать на эти очень сложные вопросы еще и геополитику. Потому что, если с «бизнесовыми» вопросами инвесторы, как правило, могут справиться, или попробовать справиться, или могут оказывать какое-то влияние через совет директоров, то с геополитикой не сделать ничего. Абсолютно. Невозможно ничего с этим поделать. И я понимаю инвесторов. Зачем нужны лишние неопределенности, особенно, если инвестировать можно куда угодно.

Есть какой-то выход из этой ситуации ? Какие шаги предпринимает ID Finance?

Это нельзя преодолеть. Скорее всего мы разделим компанию на две части. Одна будет в России, Грузии и Казахстане, а вторая - в Европе и Латинской Америке. Будет две разных компании, возможно, со временем с разной структурой акционеров.

Предположим, что все поменяется и с России снимут санкции. Как быстро инвесторы вернутся к российским проектам?

Не думаю, что их снимут. Они с нами на десятки лет. Я могу понять отношение России к санкциям и могу понять, почему Запад их вводит. Я всех могу понять, но это не решает проблему.

Звучит довольно безнадежно.

Может, какой-то выход из этого и есть, но зачем мне про это рассуждать, я не политик.

Есть ли какой-то плюс от изоляции России?

Нет. Изоляция никогда ни к чему хорошему не приводит. Даже если вспомнить исторические примеры. Длительная добровольная изоляция Китая от внешнего мира закончилась сменой режима, опиумными войнами и колоссальной отсталостью страны от всего мира. То же самое случилось и в Японии, все изменилось только после реставрации Мэйдзи в конце 19 века. Не было примеров, когда у изолированной страны бы все хорошо получалось.

О репутации рынка микрофинансирования

Один из проектов ID Finance – Moneyman – сервис микрозаймов. Репутационно это очень сложный рынок. Самые мягкие слова, которыми называют людей в этой отрасли, – это ростовщики и мироеды. Не было этических противоречий, когда ты начинал этот бизнес?

Мнение общества и прессы сильно поменялось за это время. Например, Wonga (английская компания, работающая в сегменте займов до зарплаты, объявила о банкротстве в августе 2018 г.) – одна из первых в этом бизнесе – в самом начале была супертехнологичной компанией, которая меняет мир, а потом вдруг стала «злом», которое пресса и общество решили публично распять. Этот сектор чувствителен к популизму. Коме того, любой бизнес очень сложно оценивать с точки зрения морали и этики. Потому что очень легко найти огрехи у любой компании. У 100% компаний есть какие-то недочеты и этические вопросы. У нас в России, например, огромный нефтегазовый сектор. Вреда от нефтегазового сектора для планеты гораздо больше, чем от финансовой деятельности. Хотя бы потому что он способствует глобальному потеплению. Или компания, которая произвела вот этот стол - она способствует вырубке леса, что тоже добавляет проблем, в том числе связанных с глобальным потеплением. Вопросы есть даже к компаниям, которые производят или продюссируют контент: зачем смотреть сомнительные передачи и фильмы, если можно пойти повисеть на турнике? Я уж не говорю про животноводство.

Тем не менее, это не отменяет вопросов к микрофинансированию.

Если взять Россию, то здесь микрофинансирование – это крайне конкурентный рынок, обслуживающий более 7 миллионов человек. При этом даже Центральный Банк подтверждает, что у клиентов МФО нет претензий к размеру процентной ставки. То есть, эта услуга крайне востребована потребителями.

В целом, с морально-этической точки зрения оценить бизнес очень сложно. Если предпринимателю не хочется сталкиваться с такими вопросами, особенно в российской традиции, лучше постричься в монахи и уйти в монастырь. Тогда морально-этических вопросов, наверное, будет чуть меньше. А так критиковать можно абсолютно кого угодно. Более того, с морально-этической точки зрения можно критиковать коммерческую деятельность и извлечение прибыли. Последние 70 лет, когда мы пробовали это делать, все закончилось распадом страны.

Часто приходится сталкиваться с неприятием?

Приходится, но это было бы в любой области. Я до этого занимался инвестиционно-банковской деятельностью, помню, что в 2008 или 2009 году журнал Rolling Stone назвал Goldman Sachs, крупный инвестиционный банк, спрутом, который опутал землю и выжимает из нее все соки. Тоже так себе репутация. Многие люди не понимают важность финансовых институтов, и как они устроены. А так как они устроены очень сложно, хочется топнуть ногой и потребовать, чтобы какого-то финансового института не было, или чтобы он работал по-другому. Но мир устроен так, как он устроен. Отказываться от финансовых институтов и банков бессмысленно. Весь мир является результатом существования финансового сектора: то, что вокруг нас - создано системой кредитов. Убери их, мы откатимся в Средневековье. От того, что кто-то считает, что рынок плохой или репутационно спорный… я вот считаю, что журнал Rolling Stone репутационно спорный, и что?

фото: Александр Глебов, probusiness.io

Ты считаешь ставки в микрофинансировании справедливыми?

Они справедливы с точки зрения формирования себестоимости оказания этой услуги. Тут все как раз довольно просто. Это свободный рынок: в нем нет государственных компаний, нет субсидированных компаний, нет корпоративных потребителей. Вопрос справедливости цен актуален при наличии монополии. Здесь ее нет. Цена ровно такая, какой ее определил рынок. Поэтому да: цены являются справедливыми, потому что себестоимость оказания этой услуги очень высока.

Сейчас довольно популярна идеология impact investing. Должен ли бизнес приносить не только прибыль, но еще и общественную пользу?

Я считаю, что основная роль бизнеса - получение прибыли для акционеров. Создание рабочих мест, пропагация технологий — это уже косвенный продукт. Мы пока не нашли лучшей системы управления добавленной стоимостью, чем капитализм. Это то, что дало тот феноменальный экономический рост последние двести лет, и породило те компании и тот мир, который сейчас существует. При этом я считаю, что бизнес должен вести себя ответственно. Но именно потому, что это создает больше акционерной стоимости. Нельзя вредить окружающей среде, нужно ответственно относиться к сотрудникам, контрагентам и строить долгосрочные взаимоотношения с той системой, в которую погружена компания. Все это нужно, чтобы в долгосрочной перспективе компания зарабатывала больше денег. Я просто даже теоретически не вижу другой причины для существования компании. Все остальное приводит к Советскому Союзу и к Северной Корее. Мы это уже вроде прошли, надо двигаться дальше.

О развитии финтеха в России

Что происходит с финтехом в России? Какие сегменты будут развиваться в ближайшее время?

Мы находимся в самом начале проникновения финансовых технологий. В России больше всего развиты платежи и кредитование. Платежи, как правило, выстреливают первыми во всех странах. На западе сначала появился PayPal, в Китае - AliPay, в России - Qiwi. И уже когда появляется какая-то инфраструктура, начинают возникать новые направления. В России сейчас будут появляться компании в области инвестирования, они займут свою небольшую нишу, потому что население у нас беднее, чем на Западе. Будут расти новые страховые сервисы (так называемый InsurTech), у нас вообще пока ничего не случилось со страхованием. Будет появляться больше компаний, связанных с производством программного обеспечения для финансовых институтов. У нас уже есть такие компании как ЦФТ, «Диасофт», «Инверсия» - компании, которые занимались автоматизацией первой волны. Будут появляться новые производители автоматизированных банковских систем.

Почему именно такая последовательность: платежи, кредитование, все остальное? Это связано с маржинальностью бизнеса – на платежах и кредитовании легче заработать?

Нет, это не с этим связано. Это больше связано с регуляторными барьерами. Например, для платежных сервисов не нужно было получать сложных лицензий. Тоже самое с микрофинансированием. Почти вся финансовая деятельность сильно зарегулирована. Стартапам некогда этим заниматься, у них нет для этого ресурса. Им надо бизнесом заниматься, поэтому они не идут в сложные области. Например, в страховании нужен очень большой объем регуляторного капитала. В этом есть смысл: ты же не хочешь, чтобы тебя страховал абы кто. Такие требования – это не вредность регулятора, для этого есть объективные предпосылки. Поэтому появления новых игроков в страховании замедлено. Опять же в области инвестирования в России почти ничего не происходило, потому что у нас нет культуры инвестирования, финансовая грамотность населения достаточно низкая. Слишком мало времени еще прошло с момента появления капитализма в России, сложно ожидать чего-то большего. Сейчас у людей появится капитал, они начнут инвестировать и поймут или уже поняли, что инвестировать очень удобно.

Есть какие-то ниши, которыми тебе хотелось бы заняться?

Наша ниша настолько большая - она просто огромна. Это триллионы долларов. Лучше на ней сосредоточиться. Я даже не вижу смысла куда-то в сторону смотреть.

Все ждут выхода модной компании Revolut в Россию. По твоему мнению, есть ли у компании или бизнес-модели Revolut слабые места?

Revolut как Uber: клевый сервис, но эти компании не зарабатывают деньги. Это достаточно большое слабое место. Есть куча технологичных компаний, которые долгое время не зарабатывают деньги и при этом растут с акционерной точки зрения. Amazon долго не зарабатывал деньги, а сейчас оценивается в триллион долларов. Ant Financial при капитализации 150 миллиардов долларов не зарабатывают. Можно долго продолжать. В условиях избытка институционального капитала, особенно на Западе, это не является проблемой. В какой-то момент эта благоприятная фаза закончится. Будет новая, все циклично, это нормально. То, что компания не зарабатывает деньги делает ее очень уязвимой при смене макроэкономического цикла.

Последние 10 лет весь западный мир и Китай находятся в периоде феноменального экономического подъема. Это видно по биржевым индексам. Но эти циклы обычно заканчиваются. Мы это видели во время краха доткомов в начале 2000-х. Если компания не может зарабатывать деньги от своей основной деятельности, а только рассчитывает на деньги инвесторов, то в тот момент, когда инвесторы отворачиваются, а это может быть не связано с проблемами в компании, но связано с макроэкономической ситуацией, то такие компании будут вынуждены прекратить свою деятельность. Поэтому основная проблема Revolut, да, и любой компании, которая теряет деньги и не зарабатывает — она находится в очень уязвимой позиции относительно своего будущего. Им все время нужно доказывать инвесторам, что они должны докладывать свои деньги.

фото: Александр Глебов, probusiness.io

В России такая бизнес-модель невозможна?

Только для государственных компаний. «Россельхозбанк» ходит за государственными деньгами каждый год. То 20 млрд рублей, то 30 млрд рублей. И таких примеров очень много. Потому что акционеры в лице государства, видимо, не ориентируются на зарабатывание денег, это не является основной функцией или основной целью существования банка. У них цель находится в другом месте – к примеру, они могут ее видеть в выполнении социальных функций. Для государства это может работать, а для частного бизнеса – нет.

В каком месте находятся цели этих госкомпаний?

Например, у нас огромное сельское население, его нужно поддерживать каким-то образом. Возможно, государство занимается этим. Или вот есть футбольные клубы. У нас большая часть российских клубов не зарабатывают деньги, и при этом половина российской премьер-лиги получает субсидии из региональных бюджетов, за счет этого существует. Видимо, наши региональные власти считают, что футбол нужно поддерживать с точки зрения популяризации спорта. Источником применения бюджета в области популяризации спорта является, по всей видимости, футбольный клуб.

Такая компания как Revolut могла возникнуть в России?

Она могла бы возникнуть, но не смогла бы долгое время оставаться независимой. Есть достаточное количество компаний, у которых проекты субсидируются основной прибыльной деятельностью. Но независимой такая компания быть не может. Простой пример: Рокетбанк. У него была какая-то своя идея относительно применения финансовых технологий в платежах, банковской деятельности, самообслуживании. Но так как он не стал прибыльным, очень быстро потерял независимость.

Есть ли ощущение, что ID Finance до сих пор стартап?

Что такое стартап?

Есть формальные признаки, компания, которая предлагает инновационный продукт, быстро растет…

Наша выручка удваивается каждый год. Я никогда к бизнесу не относился как к стартапу. Это довольно абстрактное выражение. Может быть, потому что я отношусь к этому очень ответственно. Для меня это не стартап, а просто бизнес, от которого зависит большое количество людей. У нас в компании работают больше 600 человек, а зависят от нас только напрямую несколько тысяч. Я лично несу персональную ответственность перед людьми, которым я «продал» эту компанию как место, где они могут работать. Есть множество контрагентов и клиентов. То есть для меня это не смузи и пуфики, если мы говорим о стартапе. Возможно, это все семантика, я не хочу разводить демагогию. Если вкладывать в стартап понимание, что мы должны очень быстро расти, быть открыты новому опыту, новым технологиям, и мы должны все время меняться, если мы не будем все время меняться, мы вымрем, то мы стартап. Если к этому относиться как к тому, что клевые парни собрались где-то, чтобы прикольно провести время вместе, то мы не стартап, а обычная компания.

0
5 комментариев
Sergey Furtaev

Может мне кто-нибудь объяснить: как в интервью господина Дунаева оказались фото некоего Глебова?

Ответить
Развернуть ветку
Аккаунт удален

Комментарий недоступен

Ответить
Развернуть ветку
Andrius Kai

Вот какого х...а мне звонят на мой британский номер русскоговорящие агенты с литовским callerid номером?

У всех этих контор нет понимания реальности

Ответить
Развернуть ветку
ID Finance
Автор

Простите, какое отношение к этому имеет интеревью?

Ответить
Развернуть ветку
Andrius Kai

Странно, но комментарий вообще к другой статье был, конкретно в те дни мне ежедневно звонили из нескольких организаций, пряча номер под литовским и предлагая различные финансовые сервисы. В общем, не к вам это, очень странно что комментарий тут оказался

Ответить
Развернуть ветку
2 комментария
Раскрывать всегда