Эмоции и управление ими – наш внутренний котик

Продолжаю публикацию серии статей, посвященной инженерной модели личности. В предыдущей статье «Работа мозга: уровни управления самим собой» мы разобрали функционирование мозга, ход мышления при управлении текущей деятельностью. На функциональной схеме был выделен уровень внутреннего котика, который включает работу с нашими эмоциями. Этот уровень был там описан в общем виде, а в этой статье мы разберем его подробно и дополним схему. Эмоции влияют на все наше состояние, включая способности к мышлению, и эмоциональные механизмы – важная составляющая модели личности.

Механизмы эмоций были сформированы у млекопитающих при переходе от инстинктов и рефлексов к обучению как основному методу передачи знаний. Они включают центры регулирования, связанные с разными видами позитива и счастья, и другие центры, задача которых – обеспечить быструю реакцию на опасные ситуации. Чтобы управлять своими эмоциями, этим механизмы стоит представлять детально. Они лежат ниже уровня осознанного мышления, однако, зная их, можно научиться эффективно управлять своими эмоциями косвенным образом. Подчеркну: не контролировать эмоции, не держать их в узде, не бороться с ними, а управлять так, чтобы наша жизнь в целом была богаче, разнообразнее и позитивнее.

Я планировал рассказать все механизмы эмоций в одной статье, но она получается очень объемной. Поэтому в этой статье фокус будет на эмоциональную оценку ситуации, а механизмы мотивации и счастья мы разберем в следующей.

Как я отмечал в прошлых статьях, удовлетворительной теории эмоций в современной науке не существует. Более того, нет даже единства терминологии. В российской психологии в эмоциональных процессах принято различать аффекты, эмоции и чувства по продолжительности действия. При этом предполагается, что все они, в некоторой мере, присущи не только людям, но и животным.

Такого же мнения придерживается и ряд западных школ. Есть этологи, которые прослеживают у человека эмоции, реакции и поведение, свойственное животным. Этой же точки зрения придерживаются нейрофизиологи. Например, Роберт Сапольски, который одну из своих книг, в которой разбирает разные механизмы эмоций, так и озаглавил «Записки примата». Или Хелен Фишер, которая в исследованиях любви и романтических взаимоотношений, помимо многочисленных исследований человека также приводит данные по различным животным.

Однако, многие западные школы психологии ведут традицию от Вундта (вторая половина 19 века), который полагал, что есть слабо дифференцированные положительные и отрицательные аффекты, испытываемые и животными и человеком, и есть эмоции, определяемые социальной нормой человеческого общества и потому присущие лишь человеку.

К этой традиции находится, в частности, теория базовых эмоций Поля Экмана: она основана на классификации, свойственной английскому языку, а язык формируется социально. У теории есть исследования, якобы подтверждающие что эти базовые эмоции свойственны всем культурам, однако методика исследований по сути просто проверяла способность людей классифицировать свои переживания именно таким образом, да еще исключала из выборки тех, кто оказывался неспособным. Так что к этой теории есть много вопросов, и я бы полагал, что она сохраняет популярность по социальным, а не научным основаниям. За подробностями я отправляю интересующихся к книге Лизы Барретт «Как рождаются эмоции» и к своему отзыву на нее, где я рассматриваю это подробнее. А в целом надо понимать, что у Экмана был грант от военных: как по мимике определять эмоции человека, и теория и дальнейшие подтверждения были созданы в рамках подобных исследований, что неизбежно влияло на результат.

Роберт Плутчек, в отличие от Поля Экмана, делает трассировку эмоций до типовых реакций, но он разрабатывал это еще до современных нейрофизиологических исследований и сопоставления его эмоций с выявленными с тех пор нейрофизиологическими механизмами отсутствуют.

Вообще теорий эмоций – множество, интересующиеся могут посмотреть обзор в отдельной статье русской вики и в разделе про теории статьи об эмоциях английской вики. И если читателям какая-то из них кажется заслуживающей внимания, то я готов обсудить ее в комментариях к статье, пишите. С моей точки зрения, ни в одной из них нет рассмотрения нейрофизиологических механизмов, унаследованных от животных совместно с социальными аспектами, включая формирование эмоциональных реакций. Ведь центры, управляющие эмоциями, тоже представляют собой ансамбли нейронов, которые не заданы генетически, а формируются при накоплении опыта. И, естественно, социальные аспекты должны учитывать культурною разницу, которая влияет на обучение, особенно опыт раннего возраста, в котором эти механизмы в значительной мере закладываются.

Хотя есть позитивные примеры. Например, SCARF-теория Дэвида Рока. которую я буду рассматривать. Он учитывает оба фактора, нейрофизиологию и социальные аспекты, однако социальная часть у него основана на том, что принято в американской культуре менеджеров и сотрудников офисов. И это надо учитывать, если мы применяем эту теорию для другой культуры, например, в России, в которой социальная значимость многих ценностей отличается.

Таким образом, мы имеем много фрагментарных теорий, фокусирующихся на разных аспектах эмоциональных процессов. В этом разделе я попытаюсь дать комплексную сборку из них. Во многом я опираюсь на доклады Анны Обуховой, в которых она рассматривает механизмы эмоций в практическом залоге: «Стрессоустойчивость Agile-команды» (видео) на AgileDays-2020, «Как помочь людям меняться» (видео) на AgileDays-2021. Из них взято большинство иллюстраций в статье. Можно также смотреть другие выступления, записи выложены на youtube и их легко найти поиском, а также мои конспекты. Анна – профессионал, у нее из шести высших образований первое – биология, а позднее нейрофизиология, которое она получила в Штатах.

Работу внутреннего котика мы будем рассматривать на примере из профессиональной деятельности. Пусть кто-то предлагает как-то изменить привычный характер ежедневно выполняемой работы. Это могут быть разные ситуации: объявление руководителя о реорганизации и изменении процессов, например, внедрении Scrum, или предложение коллеги попробовать новый фреймворк разработки, или сообщение, что от заказчика пришел новый масштабный проект, который надо бы сделать быстро, в идеале – вчера.

Как легко видеть, до того, как это предложение будет рационально обдумано, оно пройдет два уровня первичной оценки: на уровне крокодила и на уровне котика. Часто авторы предложений об этом забывают, они готовятся к рациональному обсуждению аргументов. А получают совсем другое. Рассмотрим это подробнее.

Напомню схему работы мозга из предыдущей статьи.

Первичная оценка этого предложения идет на уровне крокодила, оценка быстрым мышлением. Казалось бы, он тут не при чем: предлагается что-то новое, а быстрое мышление отвечает за наработанные реакции. Однако, может оказаться, что предложение исходит из источника, для которого давно выработался быстрый ответ. Например, не принимать любые слова начальства всерьез, мягко игнорировать по старому доброму принципу «не спеши выполнять – отменят». Или потому что автор предложения приносил уже десяток технологий, и ни разу ничего путного из этого не вышло. Или потому что от заказчика такие проекты прилетают несколько раз в неделю, каждый – срочный, и только начнешь над ним думать – уже летит следующий. И крокодил решает «тут какая-то ерунда, отползаем привычным образом», котик особых эмоций не продуцирует – ситуация кажется знакомой, и salience network у человечка соглашается с этим, не считая сигнал значимым и не включая режим размышлений.

Но пусть уровень крокодила не отклонил идею как незаслуживающую внимание. Теперь нужно, чтобы человечек включился в ее обдумывание, построил модель будущего и сценарий достижения, связанную с нашими целями и ценностями, и начал действовать. И в процессе был позитивный настрой и предвкушение будущих достижений, а не раздражение на автора предложения, который придумал невесть что и отвлекает от нужных дел.

Как я уже писал в статье «База мышления – ансамбли нейронов», топливом для мышления является дофамин. И необходимо, чтобы он в достаточном количестве поступил в кору головного мозга. Исследования выделяют ряд путей распространения дофамина в мозге, и в данном случае нас интересует мезокортиальный путь, который ведет в префронтальную кору и обеспечивает топливо для размышлений, и мезолимбический путь, который идет к группам нейронов, входящих в систему желания и предвкушения вознаграждения. Тут получается два в одном: и энергия для размышлений и подкрепление. Оба эти пути берут начало в области VTA (ventral tegmental area, вентральная область покрышки).

Интенсивность генерации существенным образом зависит от миндалины (миндалевидное тело, amygdala). Если ситуация оценена как опасная, то она генерация дофамина блокируется. Таким образом, на уровне котика у нас есть ключик, который может заблокировать поступление дофамина к человечку, и таким образом перевести систему из режима спокойных размышлений в режим стресса.

Миндалина влияет не только на генерацию дофамина. Она через гиппоталамус инициирует общую стрессовую реакцию организма – выброс кортизола и адреналина в кровь для готовности организма к резким действиям и тяжелой ситуации, включая режим экономии энергии и подавляя иммунитет. Эффект адреналина кратковременный, 5 минут, а вот кортизол сохраняется в крови около полутора часов. Поэтому внезапная реакция, например, на пришедший email от заказчика, от которого вы ожидали неприятностей, будет потом сильно сказываться на работе. Миндалина может среагировать за 200мс, еще до того, как вы открыли письмо, по экспресс-оценке автора и теме, которое увидели на экране. И содержание письма уже не слишком важно, даже если письмо о хорошем – прочли вы его уже потом.

Из этого следует очень важный практический совет: формулируйте тему письма так, чтобы она вызывала желаемый эмоциональный отклик. И если вы хотите, чтобы письмо прочитали вдумчиво, поняв сообщение мозгом, а не эмоциями, то нельзя вызывать страх или гнев – мыслительный процесс будет заблокирован. И еще важно, чтобы тема соответствовала содержанию, иначе адресат выучиться, что теме доверять нельзя, и будет опираться при оценке только на автора. Естественно, это касается не только писем. Это, кстати, хорошо понимают те, кто делают рекламу: в сообщении, баннере или плакате выделяется то, что должно вызвать эмоциональный отклик – и до рациональной оценки дело не доходит.

Как именно миндалина оценивает ситуацию? При оценке используется информация о ситуациях прошлого опыта, индекс которых ведет гиппокамп. Это – единственная область мозга, в которой новые нервные клетки появляются в течении всей жизни, и они служат маркерами прошлого опыта. Опыт прошлого может быть разный, как отрицательный, так и положительный. И идет сопоставление с ситуацией. При положительном – будет позитивная реакция. При отрицательном – страх или осторожность, которая дальше может преобразоваться в разные способы эмоциональной защиты от ситуации: гнев и агрессия, или смирение и попытка отползти или другие.

Помимо миндалины в оценке ситуации принимает участие еще несколько центров. Стриатум обеспечивает привычное поведение, и в ситуации, когда он не может выдать решение, он тоже инициирует беспокойство. Хабенула оценивает вероятность успеха по прошлому опыту, и опасность неудачи. Энториальная кора отвечает за ориентацию в пространстве и содержит «карты местности». И она выдает беспокойство, когда ориентация нарушена, и мы находимся в непонятном. И там – не только карты реального пространства, но и карты социальных связей и окружения, правил поведения, человек очень многое мыслит в пространственных метафорах и для ориентации используются одни и те же механизмы.

Понимая механизмы, можно их учитывать, когда мы представляем другим людям наши предложения. Можно даже строить баланс оценки, подобный тому, что представлен на рисунке, оценивая каждый фактор от -2 до 2.

Понятно, что оценки – субъективны. Мы наверняка можем вспомнить из собственного школьного прошлого: то, что для одних – веселое приключение, для других – опасная авантюра, а для третьих – вообще недопустимое действие, в котором не видно никакого позитива. При этом эмоциональное отношение к разным ситуациям закладывается именно тогда и даже раньше, в раннем детстве: каждый ребенок в определенном возрасте пробует свою самостоятельность, действуя в окружающем мире и исследуя его, и опыт, который они при этом получают, существенно зависит от отношения родителей.

Есть американские исследования, в ходе которых за людьми наблюдали почти 20 лет, с рождения. И выявлено что те дети, в которых родители поощряли любопытство и исследование мира в раннем возрасте, до полутора лет, потом успешно делали карьеру за счет такого правильно сформированного отношения. Но это не значит, что заложенное в раннем возрасте нельзя исправить. Логично предположить, что те родители, которые поощряли любопытство в раннем детстве, продолжали делать это и в дальнейшем.

Человек учится всю жизнь, кроме того, он умеет различать контексты, и учитывает это при эмоциональной оценке ситуации. Поэтому если корпоративная культура поощряет эксперименты и поиски нового, а ошибки служат предметом разбора для извлечения опыта. а не поводом наказания, то и оценки будут соответствующие. Только тут важно помнить: оценки дает внутренний котик. а не человечек, поэтому одними рациональными аргументами его обучить нельзя, необходимо, чтобы был сформирован подтверждающий опыт в гиппокампе, то есть на уровне котика. Подробнее варианты обучения мы разберем в одной из следующих статей, а пока вернемся к нашему примеру.

Независимо от корпоративной культуры, можно принять дополнительные меры, чтобы, предлагая новое повысить позитив его эмоциональной оценки. Новое – оно бывает разное, и с ним связаны разные риски. Способы тоже есть на слайде, и сейчас я разберу их подробнее.

Страх, который продуцирует миндалина, связан не с опасностью, а с выходом в неконтролируемое. Люди способны делать многие опасные вещи, более того, выброс адреналина способен давать удовольствие – если все заканчивается хорошо. Поэтому, предлагая новое, надо описывать его как относительно понятное, акцентировать, что последствия в целом находятся в зоне нашего контроля.

Беспокойство стриатума по поводу новой ситуации, где будет отсутствовать привычные способы действий, устраняют за счет представления нового таким образом, чтобы это было опознано как ситуация обучения, при чем такая, где прошлый, ранее накопленный опыт тоже будет важен. Обучения для людей – привычная ситуация, а если надо доучиться, а не учиться с нуля много лет – то риск отсутствует.

А дезориентация энториальной коры решается за счет указания на правила, которые будут. Да, они будут отличаться, от известных, но они точно будут, просто их надо будет выработать. И сам путь в новое тоже будет по правилом. Правила, малые шаги и контролируемый риск также убирают беспокойство хабенулы по поводу риска неудачи.

При этом в эмоциональных механизмах есть не только центры, оценивающие опасность, но и те, которые оценивают на позитив. В частности, миндалина связана не только со страхом, но и с позитивными эмоциями. Чтобы это сработало, надо чтобы гиппокамп выдал позитивный опыт. И, представляя новое, надо ему помочь, дополнительно найдя аналогичный опыт изменений и перестройки в прошлом. Только важно, чтобы это было прошлое команды, абстрактные примеры и чужой опыт тут не работают, потому что они в области рационального мышления, а не эмоциональных оценок. Если, конечно, это не какой-нибудь герой, который служит примером для подражания.

И даже если близкого опыта нет, надо вспоминать ситуации преодоления трудностей, когда было доказано наше профессиональное мастерство. По принципу «справились тут, тут и тут – справимся на этот раз». Это стимулирует выработку серотонина для позитивного подкрепления. А интересная и увлекательная картина будущего даст предвкушение для дофаминовой системы. В целом получается, что нас ждет, скорее, приключение, чем опасная авантюра.

В чем отличие отписанных механизмов от классической оценки рисков для любого нового начинания? В том, что оценка рисков – это рациональные рассуждения. А тут мы работаем с эмоциональными механизмами, чтобы сформировать правильное позитивное отношение. Оценку рисков и разработку альтернативных сценариев, безусловно, стоит провести – но потом, когда эмоции уже не помешают размышлениям.

Вся эта оценка с баллами может показаться сложной. Особенно если учесть, что оценить чужие эмоции не так просто. Поэтому есть более простая техника: предлагая новое, вы смотрите, где идет эмоциональная реакция. С этой реакцией не надо спорить, к ней надо присоединиться, вспомнить собственные истории, чтобы сформировать чувство общности, а потом мягко сместить акценты: «Да, будет трудно, но мы справимся, а если и не получится – во-время остановимся. Нас ждет приключение, а не авантюра». А знание про конкретные центры – все равно актуально для анализа конкретной ситуации: в зависимости от того. с чем именно связана эмоциональная реакция, нужно различное противодействие.

Апелляция к собственному опыту и историям автором предложений имеет дополнительный смысл: так ты присоединяешься ко всем остальным, не будет противопоставления «мы и он». И это – тоже область эмоциональных механизмов, человек – стадное животное, а не индивидуальное, и на базовом уровне заложены механизмы объединения в группе. А вот как эти механизмы обучены социальным опытом – вопрос индивидуальный. В любом случае, тут важно не оказаться в стане противников.

Однако, собственный и чужой опыт имеют сильно различные веса при формировании оценки. Это хорошо показывают истории внедрения scrum или других agile-методов: если в команде есть сотрудники, пережившие неудачный опыт внедрений или вся команда уже пережила несколько попыток внедрения scrum, то отношение может быть резко отрицательным, сколько бы автор предложения не ссылался на собственные истории. При этом вполне может быть, что автор предложения из собственного опыта видит те ошибки, которые были допущены в прошлый раз, и понимает их причины, однако разбор этого требует рационального обсуждения, блокируемого эмоциональными оценками. При этом люди могут сдержать эмоции и формально согласиться, но дальше это все равно будет действовать. В этом случае лучше радикально менять форму предложения так, чтобы прошлые истории не сыграли. Известны кейсы, когда при внедрении agile-методов это слово вообще не употреблялось во избежание отрицательных эмоций, а предлагали попробовать конкретные практики – доску, статусы, планирование и так далее. А потом предъявляли: смотрите, мы уже работаем по agile.

Помимо собственных историй, негативную эмоциональную оценку можно получить, если предлагаемые нововведения покушаются на картину мира человека, его ценности и самооценку. Это тоже одна из проблем при внедрении agile-методов. Тут несколько аспектов.

Во-первых, в ходе образования у инженеров формируется картина, в которой достижения успеха проекта связано с тщательным проектированием и планированием, а agile-методы предлагают от этого отказаться. При этом в ходе образования эта мысль повторяется многократно, в разных вариантах, и уже имеет статус шаблона, который проверяется не на уровне медленного мышления, а на уровне быстрых реакций: нет плана – облажаемся. Но этот шаблон работает не у всех, другие наоборот, могут обрадоваться избавлению от составления планов, которые руководство все время требуют и которые оказываются бесполезны, потому что появляются новые обстоятельства.

Во-вторых, кроссфункциональная команда, в которой все равны и делают любые задачи, может нарушать самооценку специалистов, которые гордятся умениями в определенной области. Это в свое время было принципиальным новшеством scrum и стало мемом. хотя сейчас специализации в большинстве команд есть. Но эмоциональные оценки как раз опираются на мемы и шаблоны, это их особенность.

И так далее, могут быть и другие противоречия…

В начале статьи я напомнил логическую схему работы мозга из моей статьи. С учетом написанного, эту схему можно детализировать, раскрыв механизмы внутреннего котика более подробно.

Вместо общего блока «активация эмоций» на схеме появились блок эмоциональной оценки ситуации и блоки генерации нейромедиаторов, влияющих на работу мозга, и гормонов, влияющих на работу всего организма. Эти механизмы работают на переносе веществ, а не электрических импульсов, в отличие от передачи возбуждения, которое внутри каждого нейрона имеет электрический характер. То есть, хотя дофамин в мозге переносится специальными нейронами, его молекула физически транспортируется, и это – медленный процесс.

Отметим, что на схеме разделена генерация нейромедиаторов, влияющих на работу мозга, и гормонов, влияющих на работу внутренних органов человека. При этом одно и то же вещество, например, серотонин, может играть обе роли. Но все равно мы имеем дело с разными системами, потому что структуры мозга отделены от кровеносной системы в самом мозге гематоэнцефалическим барьером, и многие вещества из крови не могут попасть в мозг. Поэтому, в частности, бесполезно принимать дофамин для стимуляции поискового мышления мозга – он не попадет в кору. Правда, через этот барьер проходит один из предшественников по синтезу, L-DOPA. Но его нельзя доставить избирательно, дофамин работает не только в коре, но и в управлении движением, и там работают отдельные области генерации и распространения, и поток дофамина там мощнее, а препарат подействует на все пути.

Что тут важно понимать про работу системы эмоциональной оценки? Все блоки оценки работают параллельно, со сложными взаимными зависимостями. Подобно тому, что в мозге нет единственного центра управления, в нем также нет единственного центра, который бы принимал «окончательное решение» по поводу эмоции. Ансамбли нейронов работают параллельно, возбуждение от них конкурирует между собой при распространении, и в результате вполне возможны даже противоречивые реакции. Тем более, что базовые механизмы эмоций формировались в ходе эволюции и, в общем, не рассчитаны на сложную современную социальную организацию общества. Так что разделение на малое количество блоков тут условно, их больше. Так же как и каждая стрелка содержит множество сигналов, передающихся между разными конкретными нейронами.

На схеме появилась обратная связь от уровня человечка на уровень котика: ансамбли нейронов, связанные с определенными понятиями и ценностями включают их эмоциональные оценке, и когда мы думаем над будущими действиями, то идет активация, которая приводит к эмоциональным оценкам. Кроме того, планы превращаются в ожидания, которые вызывают соответствующую эмоциональную реакцию.

Процесс эмоциональной оценки идет постоянно. Предположим, первоначальное предложение об изменениях было оценено положительно, участники обсуждения перешли к спокойной рациональной проработке плана. Вдруг, в ходе проработки всплыла какая-то деталь, которая у кого-то отозвалась прошлым негативным эмоциональным опытом, он высказался, другие среагировали, и обсуждение снова может перейти на уровень котика.

Тут уместно вспомнить, что в шаблонах социократии есть интересный шаблон «Искусное участие»: человек задает себе вопрос «является ли мое поведение в данный момент наибольшим возможным вкладом с моей стороны в обеспечение результативности этого сотрудничества?». И если на встречах возникает эмоциональная дискуссия или подозрение, что обсуждение стало неконструктивным, то любой участник может дать сигнал, по которому все замолкают на минуту и внутренне отвечают на этот вопрос, после чего встреча продолжается. Практика показывает, что сотрудники очень быстро привыкают прерывать свой поток эмоций, а после минутной паузы обсуждение продолжается конструктивно. Естественно, предполагается, что этот вопрос задают не только во время встреч, его может каждый задать в процессе самостоятельных размышлений. Важно, что появляется привычка замечать лишние эмоции и гасить их без лишнего напряжения.

Эмоциональные оценки продолжаются и по мере реализации планов. Надо понимать, что если мы предвкушаем успех, то нам больно признать провал нашего плана. Именно с этим связано, что многие начинания и проекты продолжают воплощать в жизнь, хотя, казалось бы, давно пора понять их бесперспективность. Конечно, причина этого не только в эмоциях. Многие социальные механизмы устроены таким образом, что признание проекта неудачным несет конкретные потери не только для инициаторов проекта, но и для того, кто принял такое решение. Но анализ принятия решений, который проводили многие исследователи, показывает, что эмоциональные факторы играют важную роль, что рациональным решением была бы фиксация убытков, а не упорство в своих заблуждениях.

Схема по-прежнему носит функциональный, а не модульный характер. И лишь некоторые элементы хорошо привязаны к конкретным областям мозга, как, например, генерация дофамина для коры головного мозга к зоне VTA. А, например, миндалина функционально работает с большим количеством оценок и эмоций, которые как-то агрегируют память о множестве аналогичных ситуаций так, что поиск в прошлом опыте инициирует соответствующие ансамбли.

В целом лимбической системе предстоит еще функциональное переосмысление структуры, подобное тому, которому подверглась кора головного мозга, когда вместо различных отделов-модулей выделили функциональные сети large scale brain network.

Какие факторы чаще всего влияют на эмоциональные оценки? Дэвид Рок, автор книги «Мозг. Инструкция по применению», в которой как раз разбираются нейрофизиологические аспекты работы мозга в применении к организации собственной работы, выявил пять таких факторов. По их первым буквам получилось название: SCARF-модель.

Эти факторы можно оценивать по шкале (-2..2) для работы в команде, проекте, выполнении конкретных задач и следить за балансом.

Как легко увидеть, факторы SCАRF-модели перекликаются с теми блоками эмоциональной оценки, которые я описывал ранее, рассматривая работу с новым. Но именно перекликаются, а не полностью соответствуют. Например, там я говорил, что миндалина реагирует на отсутствие контроля над ситуацией, включая механизмы стресса. А в SCARF-модели определенность относится только к взаимодействию с рабочим окружением, в то время как изменения внешних обстоятельств полагаются не слишком важными. Это объяснимо из разных методик исследований, результаты которых еще интерпретировали. И вполне может быть связано, например, с тем, что человек обычно примерно представляет, насколько комфортно ему работать в условиях неопределенности, связанных с потоком постоянных внешних событий, и выбирает профессию и место работы с учетом этого. А вот предсказуемость начальства неявно предполагается, ведь школа готовит к тому, что оценку ставят в соответствии с понятными требованиями учителя, а не в зависимости от его настроения. Но вот если человек выбрал место работы с ясными правилами, а реорганизация вдруг требует от него предпринимательской инициативы, то ему станет некомфортно, и это скажется на его эмоциональных оценках.

При применении SCARF-модели и других, им подобных, надо понимать, что факторы выделены исследованиях среди сотрудников американских компаний, то есть в социальных группах, несущих определенную культуру. В других культурах факторы и их взаимная значимость могут существенно отличаться. Кроме того, они игнорируют личные склонности людей, например, комфортная зона автономной работы у разных людей различается, и вовсе не всегда больше свободы оценивается положительно.

То есть следует помнить, что механизмы эмоций – общие, но реакция на события обусловлена социально-культурной средой, формирующей опыт, она не заложена генетически. Понятно, что бывают корреляции, связанные с тем, что носители определенных генов исторически образуют группу людей с культурной традицией воспитания и условий жизни. Но это – именно корреляции, определяющим является социальный опыт, а не генетика.

В общем, это всем ясно из повседневной коммуникации. Например, отношение к мату: для одних это –вспомогательные слова без особого значения, для других – средство эффективной коммуникации, а для третьих – сигнал опасности. Или шутки: одни те же слова один воспримет как прикол шутку, а другой – как оскорбление, требующее немедленной реакции, от которой можно удержаться лишь с большим трудом.

В заключении этой статья я хочу порекомендовать книгу братьев Чип и Дэн Хиз. «Ловушки мышления. Как принимать решения, о которых вы не пожалеете». Они задались следующим вопросом: если быстрое мышление и эмоции приводят к принятию неверных решений, то какова методика чтобы избежать этих ловушек. Они выявили четыре врага правильных решений и способы противодействия:

В книге описана методика, на каком шаге и каким образом принимать во внимание свои эмоции. Кто заинтересовался – читайте книгу. Или можно посмотреть доклад Сергея Кадомского на AnalystDays-2017.

Правда, надо отметить, что сработает все это только в случае, если вы смогли с самого начала перейти в спокойное состояние. При наличии времени это обычно возможно. Потому что любое воспитание детей учит сдерживать непосредственные реакции, и, скорее всего, у вас тоже есть привычные именно вам техники для этой цели. Просто в конкретных ситуациях они не срабатывают, потому что механизм быстрых реакций их не выдает. И тут нужна тренировка. Например, просто учимся делать паузу или какое-то упражнение.

На этом я завершаю статью, посвященную управлению эмоциями при принятии решений. Понятно, что я затронул лишь малую часть этой темы. Но, надеюсь, достиг основной цели – показал, что современная нейрофизиология достаточно знает о механизмах работы мозга, чтобы на это можно было опираться в собственной работе, хотя это пока не приведено в комплексную теорию с научными основаниями. Думаю также, что практические примеры также были полезны. Следующая статья будет посвящена нейрофизиологическим механизмам мотивации и счастья. Полное оглавление серии статей есть у меня на сайте https://mtsepkov.org/Self-Det. Продолжение следует!