Сказка о Рамануджане и бесконечных рядах

Жила-была на краю бедной деревушки семья: старый-престарый отец Афанасий, мать Василиса и семь сыновей. Жили так бедно, что ветер в щелях избы пел печальнее, чем на погосте. Хлеб бывал реже праздника, а одежда — тоньше паутины. Старшие, хоть и силачи, работы не находили, а младшенький, Рамануджан, молчал да потолок разглядывал, будто писал там невидимые числа.

И вот однажды ночью, когда вьюга выла, как голодный волк, да стучала в ставни костлявыми пальцами — раздался СТУК. Не ветер, нет.

Глухой, тяжёлый, словно молотом по дубу:

Сердца у всех сжались в ледяной комок. Кто ж идёт в такую погибель? Отец Афанасий, дрожа, хрипло спросил: — Кто там?

Ответил ГОЛОС. Не из-за двери — будто из самой сердцевины холода, из-под земли:

Звук был таким басовитым, что черепки на полке задрожали.

Страшно — жуть. Но гостеприимство — святое. Мать Василиса шепнула: — Пусти, батюшка... Может, сам от стужи изнемогает.

Открыли дверь. Вихрь снега ворвался в избу, но... никого. Только ХОЛОД вкатился незримой волной, и всех проняла дрожь. Воздух сгустился, дыхание стало видно.

— Садись... гостем будешь, — прошептал Афанасий, пятясь к печи.

Невидимый гость «сел» за стол. Мать Василиса, дрожащими руками, налила в единственную чашку последний кипяток — с жалкой щепоткой мяты. Чашка поднялась сама. Наклонилась.

Чай стал исчезать — будто его впитывала пустота.

И тут снова раздался ГОЛОС. Тот же, но мягче. Оттого — ещё страшнее:

— За ваше гостеприимство... награда. Дарю Шкатулку Десяти Сил. С каждым рассветом будет она давать вам деньги: ОДИН золотой. Потом — ДЕСЯТЬ. Потом — СТО. Потом — ТЫСЯЧУ. Потом — ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ... И так далее. День за днём. Сила дара — в десяток раз сильней. Богатство — несметное.

Братья как подскочили. Кто вскрикнул, кто свистнул, кто хлопнул в ладони — изба вдруг наполнилась радостным гомоном.

Но ГОЛОС резко оборвал всё.

— Но! Не навеки шкатулка ваша. Ровно через неделю, в этот же час, я вернусь. Чтобы злато не похоронило вас. Чтобы город не захлебнулся. Заберу её.

Тишина. Даже вьюга за окном словно осела.

— Однако... — голос снова стал... тише. Ниже. Как будто щёлкал зубами.

Афанасий, как заворожённый, пытался представить того, кто говорит. Но в голове — одни страшные зубы. Ни глаз, ни лика. Только челюсть.

— Если за семь дней добудете бесконечное количество — сверх дара... Шкатулка останется вам.

Молчание. Плотное, как мокрый снег.

— А если не добудете...

И тут голос разразился хохотом — таким, что изба затряслась, печь треснула искрами, а пол задрожал, как кожа у зверя.

Страх сковал всех. Никто не шелохнулся. Лишь Иван — старший, сильный — выпрямился. В глазах вспыхнул жадный огонёк. Бесконечность? Да я эти деньги в оборот пущу! Умножу! Наш черёд пришёл!

— Я возьму! — рявкнул он и шагнул вперёд.

Утром шкатулка уже стояла на столе. Простая. Деревянная. Вся в странной резьбе, похожей на цифры. Иван схватил первый золотой... Глаза затуманились. Он сорвался с места: скупал, нанимал, строил. Товары, лавка, мельница, караван верблюдов — деньги лились рекой. Каждый день всё больше: десять тысяч, сто тысяч...

Дом ломился от сундуков. — Вот, — шептал он, — сегодня на сто больше! Вот на тысячу!

Но чем больше было чисел, тем яснее становилось: это всё — конечное. Огромное, но число. А бесконечность... она не считалась. Она висела, как небо.

И чем выше росла его гора — тем глубже тянуло отчаяньем.

Через неделю, в тот же час, под тот же стук, в избу вошёл Голос.

— Ну что, Иван? Где твоя бесконечная прибыль?

Иван побледнел. Указал на груды золота.

— Вот... господин... несметное богатство...

— Сметное! — прогремел Голос. — Всего лишь очень большое число. Не угадал.

Вспышка синего света — короткая, как щелчок. Иван исчез. На его месте заревел огромный бурый медведь. Большой, растерянный. А в глазах — слёзы. Медвежьи, но до боли человечьи.

Остальные оцепенели. Мать Василиса вскрикнула и повалилась на пол. Отец стоял, как столб, не дыша.

Но всё только начиналось.

Следом вышел Пётр — хорохорился, шумел. Хотел впечатлить Духа размахом: огромные сделки, громкие речи. Стал петухом. Крикливым, глупым. Бегал по двору и орал в пустоту.

За ним — Степан. "Если разменять каждый золотой на медяки, их же будет больше! Вон сколько насыпется!" Он ходил по лавкам, шуршал мешками, делил, перекладывал, сравнивал. Стал ёжиком. Весь в мелочи. Свернулся клубком — как счётная машинка, что сломалась.

Потом Григорий. "Дали — надо пользоваться. Кто знает, когда ещё шанс выпадет!" Он ел, пил, заказывал игрушки и мягкие подушки. Устроил себе праздник жизни. Стал ослом. Усталым. Упитанным. Жующим золотую солому с пустыми глазами.

Николай копил. Таскал деньги в дом, прятал за стенами, зарывал в саду. "На чёрный день. На старость. На всякий случай." Стал сорокой. Молча таскал блестящее и сидел в углу. Смотрел. Не мигая.

Последним вышел Сергей. "А ну всё к чёрту. Все равно умирать. Погуляем, пока можно!" Пиры, грабежи, танцы, женщины, вино. Даже успел сколотить небольшую банду. В результате стал кабаном. Тяжёлым, грязным. С золотой цепью и тортом на морде.

Шестеро. Шестеро — и ни одного человека.

Изба была полна зверей. Пыхтели, дёргались, кто-то храпел. Но в глазах — искра. Понимание. Стыд.

Отец опустился на пол. Мать, очнувшись, прильнула к нему.

Остался один.

Рамануджан.

Маленький, худой, он стоял среди мычащих, хрюкающих, кукарекающих братьев-зверей. Сердце сжималось от горя. Но в глазах — ни страха, ни слёз. Только понимание.

Он смотрел на шкатулку. И видел, как из неё сыпятся монеты: 1, 10, 100, 1000, 10000, 100000, 1000000... Горы золота поднимались, заполняли избу, подпирали потолок.

На следующий день после того, как придёт Голос, будет десять миллионов. Потом — сто. Потом миллиард... Но до этого дня ещё нужно дожить. В человеческом теле.

Рамануджан поёжился. — Бери, сынок... — прошептал Афанасий. — Может... твои числа...

В его голосе уже не было надежды. Только покорность.

Рамануджан молча взял шкатулку. Не строил планов. Не делал расчётов. Он просто смотрел на золото и думал — не о богатстве, а о том, сколько всего можно успеть, если не тянуть.

Он видел не кучу. Он видел поток. Не деньги — действия.

И начал.

Первый рубль — тонкий, как лунная стружка. На базаре он купил ржавую свирель. Подарил хромому музыканту. Тот сыграл, и музыка поднялась над рынком, как золотой дым.

Десять рублей — хлеб и мёд. Разделил, раздал детям у монастыря. Сто — дом престарелых. Вечер с песнями, горячей едой и тёплой водой.

Каждый день он тратил, как будто кидал лепестки роз в бурю. И каждый раз — точно в цель.

Он не копил. Не строил. Не собирал сундуков. Золото превращалось в улыбки, в свечи у постели, в тепло рук. В танцы, в музыку, в надежду.

Деревня оживала. Люди плакали от счастья. А Рамануджан вечером возвращался в избу — кормом для своих братьев, собранным для него благодарными людьми.

А родители… родители смотрели с ужасом. — Деньги кончились… — шептала Василиса. — Чем платить-то?

На седьмой день он отдал последнее. Миллион золотых — каравану, что уходил из города. — Раздайте. По пути. Везде, где нужно, — сказал он просто.

И вернулся домой.

Как только пробило полночь — ЛЕДЯНОЙ СТУК. ТУК. ТУК. ТУК.

Дверь распахнулась сама собой.
ХОЛОД и НЕЗРИМОЕ ПРИСУТСТВИЕ вкатились в избу.
Огонь в печи тут же погас. Звери съёжились, сбились в угол.
На столе, как по привычке, стоял горячий чайник. Но никто за него не сел.

Родители в ужасе прижали к себе Рамануджана.

А посреди стола вдруг появился… аквариум.

Со странной водой с каким-то густым, золотистым отливом. Как мёд в лампе. Как жидкая ловушка.

ГОЛОС загремел в избе со всех сторон сразу:

— Ну что, малыш? Что у тебя?

Рамануджан вздохнул.

— Я брал, что давала шкатулка. Один рубль. Потом десять. Потом сто...— И? — перебил Голос. Коротко. Глухо. Сухо — как влага, испаряющаяся с души.

— Я... раздал их. Людям. Просто так.

Повисла тишина. Влажная. Как пар в старом погребе.

— Ну что жж… — протянул Голос, и в этом "жж" было что-то липкое, как тина.

— Мне не хватает в аквариуме...РЫБКИ!!!

В этот момент вода в аквариуме пробежала рябью и свернулась в спираль. Кораблик качнулся, как будто ждал пассажира.

— ПОДОЖДИИИИ! — выкрикнул Рамануджан. Родители вздрогнули.

Рамануджан осторожно высвободился из объятий родителей.

Глаза его, большие и спокойные, смотрели туда, где должен был быть лик незримого гостя. Голос его был спокойным и четким.

— Господин Дух Ряда. Ты дал мне шкатулку, которая выдавала строго определённый ряд:

S = 1 + 10 + 100 + 1000 + 10 000 + ... + 10⁶.

Семь членов. Семь дней. Конечная сумма.

Он сделал паузу.

В избе сгущался холод.

Но он говорил дальше:

— Я не тратил этих денег на себя. Я не пытался сделать из них новые.

Я отдал миру ровно то, что дал ты. Ни больше. Ни меньше.

Я вернул S обратно — в людях.

В поступках.

Он подошёл к шкатулке, положил на неё ладонь.

— Вот она. Пуста. Какой и является Вселенная.

Но… это уже не та шкатулка, что была. Завтра она даст 10⁷. Потом — 10⁸. Потом — 10⁹.

У неё изменилась начальная точка, а ты просил вернуть её «в исходном виде»:

Я возвращаю:10⁷ + 10⁸ + 10⁹ + … → ∞

Похоже, что у меня в руках бесконечность в 10 миллионов раз большая, чем ты мне дал!

Слышно было, как где-то в углу капнуло.

— Это как десять миллионов твоих шкатулок. И в каждой — ряд растет. Я отдаю обратно шкатулку. Но бесконечность — осталась со мной.

— И по всем твоим условиям…Я выполнил задание. — Рамануджан улыбнулся и посмотрел в пустоту. Просто.

В его улыбке было всё тепло за семь дней.

Дед зажмурился от неслыханной дерзости сына. Но ...

Раздался смех....

Сначала тихий, как будто кто-то уже не мог сдерживать хихиканье.

А потом — разошёлся залихватским хохотом...

Громко. Глубоко.

Со слезой и восторгом.

— ХА-ХА-ХА! Ох, братан! Брооооо!!! Вот это ход! Не рядом, а в РЯД!

— Я выполнил задание-е-е-е!!!

Огромная лапа стучала по столу, так что стол ходил ходуном.

— ХА-ХА-ХА!!! УУУУУ, не могу!!!

—Бесконечность потенциала! Ай да Рамануджан! Ай да математик!

На слабо взял!

Уважааааю!

Смех неожиданно закончился...

И в ту же секунду — вспыхнул огонь в печи.

Потеплел воздух. Стало дышать легче.

— Признаю! — сказал Голос. Уже не грозный. Почти весёлый.— Условие выполнено.

Ты доказал, что щедрость — самая честная формула.Мягкий свет пролился на избу.

Он коснулся зверей. Те зашевелились. Потянулись. Таяли.

Иван — снова человек. Пётр — снова человек.

Еж, петух, осёл, сорока, кабан… Все семеро — живые, целые, слегка потрясённые. Мать вскрикнула и бросилась обнимать всех сразу. Отец Афанасий вздохнул так, будто нёс этот выдох семь дней.

— Шкатулку забираю, — сказал Голос. Она исчезла в воздухе.

— Денег вам хватит. А главное — теперь у вас есть настоящее.

Пусть множатся. Как числа. Без остатка.

Голос стал тише, уходил, как эхо, растворяясь в формуле мира.

— А ты, Рамануджан...

Числа тебя любят. Не забывай про них.

И исчез.

Огонь в печи весело потрескивал.

Родители и сыновья смеялись, обнимались, кто-то уже ставил чайник.

А за окном, раздался топот, кто-то, удаляясь всё дальше по снегу, насвистывал бодрую песенку.

Сначала тихо, потом громче, уже напевая:

— Фи-и-и-гара здесь... Фи-и-и-гара там...Фигаро-Фигаро-Фигаро-Фигаро-Фига-а-а-рооо!

И напоследок, будто коммент к происходящему, донёсся голос где-то над горами:— Золота хватит всем тарарам!!!

И всё. Только искры из трубы, да звёзды над деревней.

Шкатулки нет. Проблем нет.

А бесконечность — есть.