Звенит, даже если тишина (гл. 16)
В один дождливый вечер дверь хостела скрипнула и впустила нового жильца. Это был не человек, не зверь и даже не птица. В комнату важно вошёл будильник — медный, с тонкими ножками, словно у цапли, и треснувшим стеклом, через которое пробивался свет его собственных стрелок. Каждое его движение сопровождалось лёгким дребезжанием, будто у него внутри сидела целая оркестровая ложка, бьющая по кастрюле.
Он остановился посреди комнаты, звонко кашлянул и представился:
— Я Аркадий. Я звоню всегда. Даже когда не надо. Особенно когда не надо.
На нём висела лёгкая пыль старых тумбочек и ночей, а стрелки дрожали, как нервные усы. Енот сразу заметил, что одна стрелка смотрела на «прошлое», а другая — на «никогда», и это почему-то казалось логичным.
Валера только нахмурился: новый сосед выглядел как маленькая ходячая катастрофа. И в ту же ночь Аркадий показал, на что способен. Стоило всем устроиться по своим спальным местам, как он бодро объявил:
— Спокойной ночи! Время идти спать! — и тут же разнёс комнату звоном: ДЗЫНЬ-ДЗЫНЬ-ДЗЫНЬ!
Валера вздрогнул, уткнулся клювом в ушанку и пробормотал:
— Может, это случайно… один раз, и всё.
Но звон повторился через пять минут. Потом ещё через пять. Потом через три. Потом через две.
— Ты издеваешься?! — сорвался енот, дёргая шарф, будто хотел заткнуть себе уши.
— Я же сказал, я звоню всегда, — невозмутимо ответил Аркадий, звеня так, что дрожали даже фантики под кроватью.
К утру Валера и енот выглядели так, будто трижды участвовали в драке с блендером. Их глаза дёргались, а мысли путались между собой. Злость закипала, но будильник сиял гордостью: он честно выполнил свой долг — всех разбудил, даже если никто не хотел просыпаться.
Так прошла первая ночь. Потом вторая. Потом третья. К третьей ночи Валера уже разговаривал с бананом, убеждая его, что банан должен командовать небом. Енот шептался с фантиками, просил их, чтобы они заткнули Аркадия.
— Ты нас сводишь с ума! — воскликнул Валера на четвёртую ночь, хлопая крыльями так, что люстра качнулась.
— Ага! — добавил енот. — Даже мой шарф сказал, что он больше не выдержит!
— Если я замолчу, всё исчезнет! — резко звякнул Аркадий. — Деревья забудут расти! Река забудет течь! И даже ваш сон забудет к вам вернуться!
— Пусть забудет, — устало сказал енот. — Я хотя бы высплюсь…
— Пусть забудет, — пробормотал Валера, но тут вдруг остановился.
Впервые он посмотрел на дрожащие стрелки и понял: «А может, он звенит не потому, что хочет нас мучить, а потому что боится».
Валера сел рядом с Аркадием, выдохнул и сказал уже мягче:
— Ты не виноват, что кто-то не проснулся. Иногда жизнь идёт своим ходом. Даже если ты замолчишь, мир не исчезнет. Мы не забудем тебя.
Енот добавил, срывающимся голосом:
— А если мир исчезнет, я нарисую новый. На своём шарфе.
Будильник замер. Его стрелки дрожали, но звон не сорвался. В комнате воцарилась тишина такая плотная, что её можно было намазать на хлеб.
— Вы… правда вспомните меня? Даже если я замолчу? — тихо спросил Аркадий.
— Конечно, — кивнул Валера. — Иногда самые громкие просто самые напуганные. Но друзей не забывают даже в тишине.
И впервые за все ночи Аркадий лёг в гамак и закрыл глаза. Он тихо тикал, будто сопел. Валера и енот, вымотанные до предела, рухнули на свои спальные места. Енот свернулся в шарф, Валера положил голову на банан.
Перед тем как уснуть, он подумал: «Как странно. Чтобы заставить кого-то замолчать, мы кричали, а оказалось — нужно было всего лишь услышать».
И они заснули. Настоящим, глубоким сном.
Продолжение следует...
---