Дети, деньги, море: история одного большого пения

Я когда-то работал в детском благотворительном фонде. Фонду помогали несколько компаний-спонсоров, но однажды они отказались, а мы взяли и победили ситуацию без спонсоров. Буквально силой голоса.

Вообще, пока я работал в фонде, все время чувствовал себя слегка неловко: ни тогда, ни сейчас терпеть не мог слово «благотворительность». Ну какое-то оно... приторное, липкое, как будто все причастные должны всегда ходить с влажными глазами. И ещё потому что не умел особенно общаться с детьми, а там детдома, интернаты, мальчишки, девчонки. С ними надо как-то взаимодействовать, а мне неловко, я такой ни бэ, ни мэ.

Поэтому договорился с собой, что помогаю как бы не детям, а взрослым. Тем, которые уже непосредственно помогают детям — воспитателям, нянькам, сотрудникам детдомов и их руководителям. В общем, мысленно отвёл себе роль «второй линии», типа завхоза. Организовать что-то, съездить отвезти, позвонить, написать — это ради бога. А хороводы и игрища — тут пусть девчонки наши фондовские рулят.

Но, кхм, я отвлекся, рассказ-то вот о чем. Рассказ — о деньжищах!

Мы как-то задумали ежегодную акцию — летом вывозить группу детей из Ленобластных детдомов на море. Ну потому что это впечатления, путешествие — а в путешествии душа растёт. Потому что море, в конце концов. Это мы ещё из «Достучаться до небес» знаем, что море — это важно.

Обычно спонсоры помогали деньгами, мы покупали билеты и бронировали жильё, делали документы, брали детей, сопровождающих воспитателей и ехали. Потом, само собой, радостные фоточки, отчеты спонсорам, вот это всё, как полагается. Года три всё шло по плану.

Но наступил 2014 — и когда мы в очередной раз собрались отправлять детей на море и обо всём уже договорились, почти все спонсоры сказали «ку» и не дали денег. Кризис, извините, никак.

А жильё уже забронировано, документы сделаны, а главное — дети ждут. Обещано. Засада.

И мы пошли «петь в переход». То есть петь буквально, но не в переход, а на площадь. Позвали друзей-волонтеров, написали плакаты, взяли документы и вышли на Площадь Восстания — дело было в Питере. Там встали у Московского вокзала толпой из сотрудников и волонтёров и начали петь детские песни хором. Вы когда-нибудь орали «Бременских музыкантов» пять часов подряд? Мы орали. Четыре дня по пять часов. Состав волонтеров частично сменялся, кто-то уходил, кто-то приходил, но в целом группа не редела.

«Бременских музыкантов» сменяла «Чунга-чанга», «...в Африке горы вот такооой ширины» и «...вот что значит настоящий верный друг». Ну и ещё десяток. Большинство волонтеров были парни, причем не особо из певцов, и звучало всё это немного по-строевому. Примерно через час пения все начинают сипнуть, поэтому свежеприбывшие голоса особенно ценились.

Тогда менты ещё не вязали каждого отдельно стоящего с плакатом человека, но толпа уже привлекала внимание. Когда к нам подходил наряд и говорил: «Уходите», мы отвечали «Окей!», сворачивались и шли через перекресток, на другую сторону площади. Вставали там и продолжали. А потом, после очередного наряда, переходили обратно.

За четыре дня мы напели 400 тысяч. Четыреста. Или, не знаю, как лучше звучит — нам дали четыреста тысяч. Номинал пожертвований — от 10-копеечных монеток до пятитысячных купюр. Серьезно, несколько человек давали прямо вот по 5 тыщ.

Ну ладно, напели. Это значит, что у нас на руках несколько коробок с баблом. А дальше?

Дальше деньги нужно пересчитать и перевести их на счет фонда. А для этого — отдать в Сбербанк. Но Сбер просто так не принимает, зараза, им нужно всё разложить по номиналу — и купюры, и монеты.

Снова вопрос: вы когда-нибудь раскладывали по номиналу 400 тысяч рублей? А из них 75 тысяч рублей монетками? О, это крайне увлекательно. Мы пошли в ближайший торговый центр, поднялись в ресторанный дворик, сдвинули там несколько столов и... и разложили на них КУЧУ ДЕНЕГ.

И принялись считать.

Пока считали, к нам периодически подходили любопытные граждане — вероятно, заворожённые шелестом купюр и звоном монет, и спрашивали: «А чего здесь?». «Ого!» — говорили они после объяснений, а многие докидывали ещё денег.

После пересчета я опытным путем выяснил, что средний городской рюкзачок выдерживает 40 тыщ рублей мелочью в течение минуты, а потом у него отрываются лямки. Чорт.

Отдельная задача — заставить Сбербанк принять мелочь к пересчету. Казалось бы, в чем сложность? Руками-то не надо, как нам. Загрузил в счетную машинку — и привет. Но нет, как только на вопрос: «А какая сумма?» я называл сумму, в отделении тут же «ломалась машина для счета монет». Таким образом я «сломал» счётные машинки в четырёх отделениях подряд. В пятом операционист замешкалась, и я радостно свалил на неё многочисленные мешочки с денежками.

Короче, тогда всё получилось. Через несколько дней радостная и всё ещё местами осипшая группа волонтёров провожала подопечных — дети уезжали, их ждало море.

P.S.
Я писал этот рассказ ради рассказа. Ну просто потому что каждый раз думаю «офигеть», когда вспоминаю. Но вот дописал и подумал, что надо всё-таки сказать.

У нас тут, вы знаете, плохо будет всем, но хуже будет слабым, бедным и больным. Нашего фонда уже давно нет, но есть другие. Они сейчас стараются закупиться впрок всем, что можно достать: лекарствами, расходниками, питанием. Мы-то консервой на всю жизнь не затаримся, а какая-нибудь тыща рублей может сегодня облегчить жизнь кому-нибудь, кому правда надо.