«Мне стало грустно, когда я понял, сколько людей подражает Милохину» — Николай Цискаридзе о кумирах молодежи и балете

Я всю жизнь себя корю за то, что когда-то начал давать интервью. В девяностых годах были случаи, когда журналисты меня подставляли.

Скандалы хорошо влияли на узнаваемость, но принесли мне много печальных моментов и профессиональных проблем. Впрочем, когда становишься старше, ты понимаешь, что живешь в таком мире, когда лучше самому сказать, чем потом что-то переврут.

Я должен был учиться на пять. И учился, потому что меня бы выпороли за плохую оценку. Мама знала, что я способный ребенок, но ленивый. Мне говорили: пока не прочтешь книгу, не пойдешь играть. Тогда это казалось издевательством, но потом я много раз сказал спасибо за это.

С моей точки зрения, это идиотизм. Когда-то Людмила Васильевна Максакова сказала мне, что ребенку можно дать только две вещи: любовь и образование, а все остальное заложено в человеке и будет развиваться по-своему.

У меня в детстве было много наказаний и очень жесткая система контроля за мной. Но я, как ребенок, все равно чувствовал безграничную любовь.

Я смеялся над этим всегда, до появления Дани Милохина. Я пообщался с ним на одной съемке, и там была очень веселая ситуация. Было видно, что уровень образованности мальчика ниже уровня моря. Во время съёмки показывали выступление Лидии Руслановой, которая пела знаменитые “Валенки”, и я наклонился к Дане сказать, что это очень знаменитая певица сороковых годов, и вдруг он мне говорит:

— Да-да, я слышал этот трек.

После этого я стал наблюдать за тем, какое количество людей ему подражает, и понял, что это очень страшно. С одной стороны, мне нравится, что можно раскрутить что-угодно, с другой, мне, как человеку, который связан с образованием, грустно. Я понимаю, с какой скоростью эти кумиры уйдут.

Опера и балет — дворцовые виды искусства. Это никогда не было и не может быть массовым площадным искусством.

Последнее время есть тенденция вывести балет в массы. Это ерунда, и не надо этим заниматься. Когда мы делаем любую продукцию ширпотребом, она теряет и в цене, и в качестве. Когда она эксклюзивная, она больше стоит.

Интерес возникает только у человека, который умеет фантазировать. Балет — это разговор о прекрасном. Если ты не в состоянии это воспринимать, ты не должен этим заниматься и идти на спектакль, потому что это будет очень скучно.

Я пошел в балет, потому что хотел на сцену. Потом, во время учебы, я вдруг понял: эта профессия быстро закончится, и когда я достигну определенного возраста, то стану чувствовать себя ущемленным. Я начал думать, чем займусь еще, и научился преподавать, потом поступил в юридическую академию, чтобы мог работать хотя бы руководителем.

Во-первых, я был уверен, что получится, во-вторых, я учился, чтобы получилось. Я знал, чем буду заниматься, и не опускал руки.

Если бы я пришел на интервью и понял, что это никому неинтересно, я в жизни бы больше рта не открыл.

Меня задели. После того, как я перестал работать премьером в Большом театре, определенная кучка людей, которая на сегодняшний день удерживает власть в театре, со мной пытается соревноваться. Они удаляют мои имена из списков исполнителей, удаляют мои фотографии с сайтов и изданий, а я 21 год был главным артистом во многих спектаклях.

Я могу сыграть звезду запросто, но мне неинтересна эта роль. Она у меня реализована, потому что я был тем премьером, на которого всегда был аншлаг и самые дорогие билеты в жанре.

Мне бы мама оторвала и руки, и губы, если бы я отказал в автографе. Это часть профессии, и ты не имеешь права так себя вести. Тебе повезло быть известным, ты должен отдать этому дань.