Что происходит с рынками IT и электроники в России. Интервью с Муртазиным

Лично мне хотелось немного инсайда про проблемы поставок, платежей, ассортимент, подковерные процессы, «кровавый энтерпрайз», и то, когда все это устаканится. Но треть беседы в итоге ушла в сторону общемировых процессов и потихоньку надвигающегося мирового кризиса.

Сам я знаком с Эльдаром лет 15 как минимум. Его можно представить как ведущего аналитика Mobile Research Group, но большинство знает его как главреда Mobile-Review.

— Привет! Считаешь ли ты, что у некоторых зарубежных компаний поехала крыша со всеми этими санкциями, с демонстративными уходами из России?

Есть повестка, которой пытаются компании следовать. Большая часть компаний все-таки про бизнес, про зарабатывание денег. Для них эта ситуация неприятна во всех смыслах: они теряют деньги.

Но есть компании, на которые давят и наши политики, и американские. Но, в первую очередь, все-таки американские политики. Сегодня Америка — это поздний Советский Союз, бюрократическая система: «Все единым фронтом должны идти, например, на север». Если кто-то не идет, тот подвергается остракизму, давлению. Ни о какой свободе выбора речь сегодня не идет. «Если ты не с нами, то ты наш враг». Допускаются девиации только на уровне штатов с точки зрения того, что ты можешь быть за демократов, можешь быть за республиканцев. Но ты должен обязательно следовать политике страны. Здесь бизнес используется, как политический инструмент. И для американских компаний работа в России — это крайне затруднительная вещь.

Однако ряд компаний на особом счету. Например Coca-Cola. Надо понимать, почему Coca-Cola прощают. Она — одна из самых главных спонсоров политиков. Coca-Cola продвигает интересы, считается одним из символов американского образа жизни. Поэтому на нее закрывают глаза, не трогают, позволяют некие девиации. Но, например, для McDonald’s они уже невозможны. Для IT-компаний они тоже невозможны в ряде мест.

С другой стороны, американцы прекрасно понимают, что нужно собирать разведданные, соцдем, понимать, чем люди живут. Для этого нужно поставлять те же смартфоны, оборудование. И они это делают.

Плюс российский рынок — большой рынок. Крупнейший в Европе. Поэтому на российском рынке есть борьба между разными производителями.

Другое дело, что мы не хотим его покупать по ряду причин. И для нас это не решает проблематики дефицита комплектующих и инфраструктуры.

— А почему мы не хотим покупать Cisco? Спрос как бы огромный.

Мы не хотим покупать Cisco, потому что это же та игла, с которой мы хотим слезть и куда мы идем. Сегодня у нас проблема в том, что нас пытаются подсадить. Говорят: «Вот здесь правильное оборудование — покупайте его». А мы, глупые люди, говорим: «Мы не хотим это правильное оборудование покупать, потому что в нем есть ряд изъянов. И эти изъяны нас не устраивают. Пожалуйста, делайте Open RAN оборудование — и мы будем готовы с ним работать». Но они не готовы, потому что это проприетарщина. Это можно увидеть на примере IBM, которая работает в России очень давно. Это та компания, которая подсаживают на свои решения, и шаг влево, шаг вправо ты уже не можешь сделать: смена поставщика становится очень дорогой, отказаться от софта невозможно. Максимальную прибыль они получили в 2015 году - 5,6 млрд рублей. В среднем, ежегодный оборот в РФ – 10 млрд рублей. То, что они показывают в России, примерно эквивалентно тому, сколько приходит через западных дочек. То есть не все контракты в России видны. Некоторые оплачиваются вне России.

И тут возникает вопрос очень простой, что тот же IBM нам невыгоден. Это абсолютно коррупционная компания. Доказанная коррупция в десятках стран. В том числе, для российского офиса. Это Украина в 2013 год. Если смотреть, наказывают ли IBM за коррупцию в Америке, тот там два или три случая всего лишь: за Китай и Южную Корею. Доказанное количество взяток — всего лишь 217 или 230 тысяч долларов. Штраф — 300 000 долларов. И комиссия по ценным бумагам заявила, что IBM не делал ничего плохого. При этом скандал был в Южной Кореи, что в течение многих лет 10 чиновников получали буквально на парковках конверты с надписью IBM, где были наличные деньги. А сумма контрактов — 64 млн долларов.

— А чем мы заменим IBM и подобные компании?

Во-первых, убегание IBM — это очень смешная вещь. Например, буквально сейчас на сайте госзакупок размещен лот, что казначейство прямо сегодня закупает на 800 млн софт и оборудование IBM. На мой взгляд, это не называется «мы убегаем». Это называется «ребята, публично мы ушли, мы уволили людей, потому что бизнес здесь не очень идет, но мы готовы отгружать товар: у нас есть прокладки, наши дистрибьюторы, которые будут брать этот товар в Восточной Европе или где-то еще и поставлять вам». Это извечная дилемма «папуасы и бусы». «Вы же папуасы: мы вас замотивируем бусы наши покупать. Самые лучшие бусы на планете. Вы будете их покупать».

Замен для IBM огромное количество. Но это все не очень комфортно с точки зрения замены. И это тоже дискуссионный вопрос. Когда мы говорим про оборудование Cisco, IBM, Microsoft, еще что-то, то оно привычно и понятно для тех, кто воспитан в западной морали IT-продуктов. Люди строили свою карьеру. Они проходили курсы Cisco, Академию Cisco или IBM, инновационный центр в Москве на Пресненской набережной. Люди получали сертификаты. Они не получали сертификаты: «Я системный администратор, который умеет работать со всем». Нет, их затачивали под конкретный продукт. И их ценность, что они умеют работать с конкретным продуктом. Что дальше происходит? Приходит такой человек работать в РЖД, не важно, на какой позиции, и говорит: «Самое лучшее, что есть на свете — это IBM, потому что я знаю IBM». Ему говорят: «Круто. Давайте купим IBM». А дальше у РЖД возникает проблема того, как слезть с мейнфреймов IBM, с их софта и получить замену. И, конечно, эта замена находит не просто внутреннее сопротивление, когда люди говорят: «То, что вы нам предлагаете, это полная гадость, невозможно работать».

Я все время привожу пример. 2014 год. Сыры. Мы ввели санкции. И люди обсуждали, что мы умрем: «Сыров не будет. Мы будем есть гадость, пальмовое масло, непонятно что». Прошло пять лет. Выбор российских сыров огромный на полках. Появились зрелые сыры. Освоили технологии. По всей стране появились сыроварни. Новый бизнес, российский бизнес, который дает рабочие места внутри России. Это не «купи-продай». Это действительно бизнес. Это технологии. Это умение, люди, которые в этом участвуют.

С софтом и с железом примерно та же самая история. С софтом в большей мере. Да, первоначально криво-косо получается. Да, есть конкуренция. Но вот этому «криво-косо» надо дать шанс, чтобы оно работало. И надо помучить. Надо адаптировать. Надо улучшать. Надо пройти все эти этапы и процессы.

Но мы всегда брали готовое и говорили: «Блин, зачем мы будем это делать. Тут же классно. Тут уже все это есть. Мы сэкономим время, деньги и проблем у нас будет меньше».

Но, с другой стороны, ситуация, которая случилась в 2022 году, показала, что тебя отключают просто по рубильнику, и ты огребаешь огромное количество проблем, потому что в критических узлах инфраструктуры не может быть западного софта, который можно отключить. Не может быть. Это то же самое, что человек держит все свои деньги над костром в прозрачном пакетике и думает: «Дай Бог, что они не сгорят». А потом они неожиданно сгорают, он оказывается гол как сокол и говорит: «Ну, блин, надо, наверное, пакетик было чуть выше подвесить». А то, что не надо было вообще пакетик размещать над костром, и это ведет к последствиям дурацким — нет, это не приходит на ум.

Глобально системы создается вокруг самих компаний. Microsoft многие годы воспитывает инженеров Microsoft. Программа сертификации и прочее. Программа инвестирования в школы и учебные заведения. То есть людей приучают работать в том же пакете Microsoft Office на Windows. Они другого ничего не знают. И когда у человека ломается Microsoft Office, он не может открыть другой текстовый редактор. У него ступор. У детей и у взрослых. Им нужен Microsoft Word. Они говорят: «Я не могу работать без «ворда». Я задаю всегда один и тот же вопрос: «А что, текстовый редактор любой бесплатный?». «Он же хуже». Я говорю: «Хуже чем? Там не те буковки печатаются? Он сохраняет в тех же форматах. Он читает те же форматы». И для 99% людей, кто не занимается версткой, книгоизданием, каким-то сложным оформлением, любого бесплатного текстового редактора хватит за глаза. Да, он не привычен. Но он бесплатен, и он есть вот здесь.

— Мейнфрейм же не Word. Тем более, что Intel официально не собирается поставлять нам серверных процессоров. И ты говоришь, что у них нету своей воли — в Intel по своей воле отрубили сайт одними из первых в России в начале марта.

Ты привел очень хороший пример. Понятно, что в разных компаниях работают выходцы из разных стран. И это украинское лобби, безумное на сегодняшний день, существует в разных компаниях. И люди внутри компаний устраивают голосования: «Мы должны показать. Мы должны отрезать». И то, что отрезали сайт — это именно такое решение.

И о двуличности Intel, которая испытывает не самые благополучные времена достаточно давно. Их лихорадит. Они проигрывают конкуренцию ARM-решениям, потеряв тот же Apple, который переходит на ARM-решения с процессорами M1, M2 и т.д. Для Intel важен любой рынок сбыта. И я ответственно заявляю, что на сегодняшний день компания Intel создала, как минимум, три пути поставок процессоров в Россию, серверных процессоров. Процессоры поставляются. Поставляются в госучреждения, госкомпаниям для дата-центров. Не было поставок только в марте. Апрель, май — поставки идут. И ничего не изменилось. Изменилась только цена по понятным причинам. Поменялась логистика: она другая. Сервера идут. Проблем с этим нету вообще никаких. И, более того: «Сколько вам нужно — мы дадим все, что можем»…

Я не думаю, что Intel настолько глупа, чтобы вести какие-то переговоры на уровне официальных лиц. Но это выглядит следующим образом.

«А как вы их завезете в Россию – вы сами уже сообразите. А еще, вы знаете, серверное ПО, балансировщик нагрузки, серверный софт случайно завалялся на этом FTP-сервере. Для того, чтобы им воспользоваться, надо ввести пароль «Вася Пупкин велик».

А кем это организовано? Что это, какие-то злые инопланетяне привезли, украли оборудование с заводов, разместили в третьей стороне и поставляют? Нет, это делает компания. Делает осознанно. Она «теряет» это оборудование, получая за него деньги. Причина очень простая. Сегодня нет дефицита оборудования в таком объеме. Россия — большой потребитель, если мы говорим про инфраструктуру. Мы — один из крупнейших потребителей в Европе. Мы любим сложные решения, интересные решения. И для того, что делает Россия сегодня, эти решение нужны. Это многогранно: это «МФЦ», это «Госуслуги», это система «Безопасный город», которая вводится по всей стране. Потребность в серверах и в инфраструктуре огромная. И мы — тот рынок, который не жалеет — это в нашей натуре — денег на то, чтобы получать такие системы.

— Да, мы очень дорогие решения заказываем.

Это зоопарк решений. За счет чего та же IBM жила на российском рынке? За счет того, что мы очень любим разнообразие. Попробовать и то, и се, и третье, и десятое. Это хорошо видно в обывательском плане. Россия была единственным рынком в мире, где было разнообразие браузерных решений. У людей было в использовании около десятка разных браузеров лет 5-10 назад. Opera была очень популярна. Почему? Люди не приемлют одного решения. Есть Google Chrome, мировой лидер, а у нас был и «Яндекс.Браузер» и еще много всего.

То же самое в инфраструктуре. Отличия есть, но они не гигантские. Не было барьера с точки зрения того, что государство не формировало какие-то четкие требования: с этими работаете, с этими не работаете. Были просто некие требования по отказоустойчивости, но стандартные, SLA, а всего остального не было. Только сейчас — что тоже достаточно дико — такие требования начинают появляться.

— Но вся эта энтерпрайз-история состоит не только же из процессоров. Есть хранилища, и прочее, прочее, прочее. Уйдут ли ребята, которые поставляют всякие хранилища? Huawei к нам шел со своими хранилищами, что с ними?

СХД, система хранения данных — это отдельная тема, которая примыкает к инфраструктуре. У нас есть российские компании. У нас есть частичная локализация производства СХД. И тут важно понимать, что когда мы говорим про локализацию, очень многие решения не такие производительные, как решения Dell, решения Huawei OceanStor, например. И это понятно. Та же самая проблема: «Дайте время — все будет». Нас подкосило то, что мы не можем производить сегодня собственные процессоры. Они не так эффективны. И наше оборудование в этом плане проигрывает.

Поэтому, когда мы говорим о том, существуют ли российские СХД — да, существуют. Как росла их доля? Драматически росла. До четверти рынка фактически за последние годы выросла из ничего. Сравнивая наши СХД с решениями энтерпрайз-уровня других компаний, мы проигрываем однозначно. Но у нас есть регулятор, который не позволял использовать чужие СХД. Это вопрос безопасности. Что создало для них рынок, и этот рынок бурно развивался.

При этом качество постепенно улучшалось. До момента всех этих событий шла речь о том, что те же OceanStor от Huawei будут неким образом локализоваться в России, чтобы считать их российскими системами. Кто-то говорил: «Это просто переклейка шильдика, и софт как-то они нам отдадут», — кто-то говорил: «Нет, это будет все-таки больше локализация». Но, по сути, государство шло по понятному пути: делать постепенную локализацию всего этого зоопарка решений для того, чтобы у нас появлялись компетенции в отношении производства.

То же самое с базовыми станциями 4G, 5G. Получить интеллектуальную собственность компаниям, которые хотят работать — Nokia согласилась, Ericsson частично согласился, Huawei согласился — но в марте на этом всем временно был поставлен крест.

Я думаю, что с СХД у нас проблем так же, как и с инфраструктурой не будет. Но это поставки через третьи страны — и цены вырастают. То есть мы сможем за те же деньги купить меньшее количество. И с обслуживанием определенные проблемы есть. Не так легко и просто, как раньше.

Когда компании начнут сыпаться — а сыпаться они начнут не одновременно — борьба за этого клиента выйдет на новый уровень. И нужно будет продавать дорого, но продавать оборудование любой ценой.

Цены выросли очень сильно. И условный оператор в Европе — Vodafone, например — не готов сегодня покупать то оборудование, которое предлагается по той цене. Оно не вписывается в его бюджет никак. И закупки сокращаются. Вместо двух условных базовых станций он покупает одну. И как-то сеть пытается залатать. Но это до бесконечности не может происходить. Телеком начинает так же, как другие сферы, жить на голодном пайке, рушиться. И для нас, как для страны, это как раз таки хорошо. Потому что стоимость клиента вырастет.

Люди, которые вне рынка, говорят: «Нас отрезали. Ничего нет. Это старые поставки». Но сейчас есть две схемы поставок. Для начала надо понимать две вещи. Первая: как европейцы отрезали нас, у той же Nokia дела стали идти не очень хорошо. Вторая: обход санкций – это же подсудное дело, это криминал.

Это раз. Далее — сегодня «оборудование» – это, в первую очередь, софт. Софт, понятно, можно отследить. Сложно купить железку без софта: ей невозможно пользоваться. Что происходит? А очень просто. Как в примере, который я приводил, когда человек говорит: «На моем FTP-сервере лежит софт. Можете им пользоваться. Он случайно там оказался».

Ровно также приведем в пример Ericsson — внутренние документы Ericsson по сервисному обслуживанию, по софту, программные пакеты неожиданно оказываются на публичном сервере. И это не какой-то шпион залез в Ericsson, выложил гигабайты информации на публичный сервер, еще с операторами поделился ссылкой: «Смотрите, что я нашел». И неожиданно оказывается, что поддержку можно осуществлять без партнеров Ericsson, силами своих инженеров, потому что вся эта поддержка выложена. Все рассказано, как делать.

Что получается: формально санкции есть, все их соблюдают. И все говорят: «Мы не работаем. Контрактов нет. Ничего нет. Но мы работаем с другими странами».

— «Сгорят».

Они и «горят». Климат не тот. Это смешно, это забавно, но факт заключается в том, что эти «проблемы не поставок» очень сильно преувеличены.

— А что с Китаем и санкциями?

С Китаем, если говорить конкретно про китайских вендоров, очень тонкая история.

Меня это всегда ставит в тупик по одной простой причине. Китай, даже когда нападали на китайские компании ZTE, Huawei — да, возмущение было, государство помогало, но государство не шло на открытый конфликт с Америкой. Они не считали это выгодным для себя. Тем более, они не будут идти на этот конфликт из-за России, как страны. Да, партнеры. Да, поддерживают. Но эта поддержка выливается ровно в те же формы поставки оборудования, которые есть.

То есть через третьи страны тот же Huawei можно покупать. Проблемы в этом нет. Вдобавок у них есть программа «America Free», то есть это оборудование инфраструктурное, где нет американских технологий вообще. Внешне оно отличается тем, что на корпусах красная полоска.

И началось это после того, как Америка пыталась разрушить Huawei санкциями. И компания научилась жить под санкциями. Сейчас они реально рассматривают возможность напрямую поставлять такое оборудование. Нарушения санкций здесь не будет. Там нет американских технологий. Все, что с американскими технологиями — пожалуйста, на территории третьей стороны вы можете покупать, точно также на каких-то публичных серверах находить софт, поддержку и прочие вещи. Никакой ответственности за это компания нести не будет, потому что «мы-то тут при чем?». У всех такая же история, условно.

И это тот выход, который всех устраивает. Мы получаем оборудование, которое нам нужно, и софт. Компании получают продажи. Америка получает публичное соблюдение санкций, и Европа тоже. И все довольны. Сейчас ситуация выглядит именно так.

— Бизнес спокойно делает свое дело, и лишь на консьюмерском уровне идет какой-то хайп и баталии, особенно в информационной среде.

Да. Но я больше скажу, это же практика, овеянная годами. Например, американцы вводят санкции против российской нефти. Если открыть документ, где описываются санкции, там внизу есть ссылка, и по этой ссылке для американских компаний описано, как покупать российскую нефть через третьи страны, чтобы у американского правосудия к вам не было претензий.

Это звучит абсурдно. Но все понимают, что санкции должны быть, с одной стороны, а, с другой стороны, нефть-то нужна, дизель нужен, мазут нужен. Тяжелую нефть российскую заменить нечем. Венесуэла на пределе.

— Ты наверняка в курсе, что Байден, как только вступил в должность, сразу зарубил только что построенный нефтепровод из Канады, который должен был гнать в Техас тяжелую нефть на замену российской. Это местные разборки?

Там есть внутриполитические моменты. Сегодня Америка под огромным финансовым давлением. Финансовое давление связано с тем, что система была уже разбалансирована. Если говорить про монетарную политику, в пандемию напечатали еще больше долларов, чем обычно. Деньги стали стоить значительно меньше. Они появились у тех людей, у которых никогда их не было.

На 5-ой Авеню в конце 2021 года я ходил по бутикам и видел огромные толпы бедных людей с пачками денег, которые покупали себе Prada, Louis Vuitton, еще что-то. Это не целевой покупать. Неожиданно на них свалились деньги. Цены и инфляция уже на тот момент были запредельно высокими.

В Лос-Анджелесе рядом с домом, где я живу, палатка — я там часто бывал: в год я там месяц-два проживал — и там хорошие бургеры, хорошие хот-доги. Обычная такая палатка на колесах, которая стоит на улице в даунтауне. Пять лет назад цены на хот-дог начинались с 10-12 долларов в зависимости от начинки. Это было уже достаточно дорого по сравнению с тем, как в 1990-е это стоило 4-5 долларов. Сейчас этот хот-дог стал золотым: в октябре он стоил 20-25 долларов.

— Что за хот-дог за 20 долларов?

Обычный хот-дог.

— Почему так дорого?

Потому что цены изменились. И есть спрос, что самое главное. Люди резко расслоились. Есть очень бедные люди, которые стали еще беднее. Таких много. А есть люди, на которых за счет поддержки ковидной просто свалились деньги, которые они не считают. Новые американцы. И все выросло в ценах.

— Но можно же где-то найти хот-дог за два доллара?

За два — нет. Нет больше хот-догов за два доллара.

— А в McDonald’s гамбургер сколько стоит, в районе пяти?

Я думаю, что 5-6 долларов. Можно посмотреть. Цены там изменились не так сильно, как везде. Но если говорить про обычные места — взять Starbucks, который американцы считают достаточно дорогим, и это правда достаточно дорого за кофе и прочее — какие-нибудь панини за 4,5-5 долларов. Раньше они стоили 2,95-3,50. Цены изменились очень сильно. И это видно по супермаркетам и по заправке. Раньше я заправлял бак долларов на 30. В начале октября заправка стоила уже долларов 40-45 (два с чем-то за галлон). В начале ноября, когда я уезжал, последняя заправка обошлась в 80 долларов. А это еще не было по пять долларов за галлон, это было в районе четырех.

Стоимость топлива разгоняет все остальное. И цены очень высокие. В конце 2021 года это было забавно, но сейчас я считаю США поздне-советским бюрократическим (также, как Европу) советским союзом, где ты включаешь телевизор, слушаешь что тебе говорят и сразу понимаешь, что ситуация ровно обратная.

На тот момент там говорили в СМИ — «мы не допустим инфляции», но цены уже выросли, цены задолбали всех местных жителей. А буквально проходит месяц — в начале ноября риторика такая: «Да, инфляция есть все-таки. Трудно с этим спорить. Есть определенные проблемы. В этом виноваты те, те и те индустрии. Но мы не допустим гиперинфляции. Гиперинфляции точно не будет». А дальше наступает 2022 год, и в марте Байден говорит: «Это путинский налог. Это Путин все сделал. Путин поднял цены на нефть, на наше топливо, на цены в наших магазинах».

Это звучит смешно, потому что это демонизация конкретного человека. Но, как пиар-ход, это достаточно интересно. Если раньше виноватыми назначали какие-то конкретные индустрии американские, которые, конечно, обижались и отвечали: «Это не мы виноваты, ребята. Это вы, политики, облажались. Причем облажались по полной программе», то сейчас назначают Путина. Причем такая ситуация как в Америке, так и в Европе.

Интересно, что делает на этом фоне Китай. Китай, с точки зрения политики, очень взвешенно себя ведет.

Действуют разными методами, чтобы когда фондовый пузырь на рынке лопнет, они не обвалились так сильно, как европейские и американские компании. Доходит при этом до банкротств. Evergrande, застройщик огромный. Alibaba Group. То же самое. Обесценивают. Законы, направленные против IT-гигантов китайских, жесткие и обесценивают их. Потому что урезают перспективы. Это говорит об одном: они готовятся к финансовому кризису.

Америка ведет себя ровно наоборот. Как в последний путь, фондовый рынок, наоборот, раздувается, капитализация компаний. Потому что это единственная возможность в моменте покрыть эту инфляцию для каких-то людей. Но эти люди за счет других разгоняют эту инфляцию еще больше. Это видно хорошо по акциям Apple. Акции Apple, оторванные от реальности — это уже финансовый инструмент, пирамида своего рода. Но они достигли триллиона в капитализации.

— Как ты видишь развитие этого кризиса?

У нас полностью меняются международные отношения. Есть так называемый супер-сырьевой цикл, когда сырье, которое стоило вроде как недорого и было базовым, например еда, металлы: медь, алюминий — неожиданно становится дорогим. И за этим следует рост стоимости всех товаров. Мы уже в этом супер-цикле.

— В Европе все дорожает, но у них дорожает на 10-15%. А если мы зайдем в наши магазины, там за три месяца процентов 50 накинули на многие товары. Можно ли сравнивать их с нами?

Да, можно и нужно. Более того, я очень благодарен в этой ситуации и Америке, и Европе за то, что нас отрезали от мировой финансовой системы: VISA, MasterCard, платежные системы. И благодарен за то, что нас ввели в этот кризис немножко раньше, чем себя. У нас есть время, и мы перестраиваемся. Потому что то, что надвигается сейчас на Европу, это крайне неприятная ситуация. Америка упадет позже.

— Что будет в Европе?

Это, в некотором смысле, голод, в первую очередь. Не во всех странах. И выбор людей будет, если вдаваться в крайность, поесть или заплатить за отопление.

Простой пример – Рига. Там счета за отопление меньше, чем в соседних двух странах: в Эстонии и Литве. Если смотреть латвийское телевидение, латвийских чиновников слушать, то в этом сентябре стоимость отопления однокомнатной квартиры — не зимой — будет в диапазоне 150-200 евро. Еще несколько лет назад это было 30-40 евро.

— Это же не фатально.

Для них это фатально. Если брать ЖКХ весь — это же не только отопление, это электричество, вода — то там счет за однокомнатную квартиру будет 200-300 евро. И это катастрофа, потому что средние зарплаты достаточно маленькие, население достаточно пожилое: они уже не могут изменить свою жизнь, уехать. Миграция усилится. Это вымирающие страны с точки зрения демографии, с точки зрения экономики, живущие на дотациях Евросоюза, в том или ином виде. Но это только один пример.

— Мне кажется, жесткого кризиса не будет. Все будет мягко приземляться.

Мягко не получится. Потому что сейчас есть обнищание больших слоев населения в Европе. Есть миграционный кризис, который будет усиливаться. А это 6,5 миллионов беженцев с Украины, которые создают дичайшую нагрузку на социальную систему Европы сейчас уже. Никуда не делись африканцы. Про них просто меньше говорят, но они как плыли, так и плывут. В Африке уже через месяц начнутся первые проблемы с продуктами — причем в Африке в самом широком смысле этого слова — что еще больше усилит поток мигрантов в Европу: он будет огромным. Европу захлестнет волна миграции. Откинуть их невозможно. Кто-то все равно будет прорываться.

Все это будет означать большую нагрузку на экономику, большую нагрузку на те самые продукты питания, которые будут кончаться в том или ином виде. Это не весь спектр продуктов, но полки опустеют. Стоимость топлива и отопления, и газа, и бензина уже растет. Бензин в Европе в среднем сейчас стоит около двух евро за литр. А это приводит автоматически к росту цен на все: продукты питания в первую очередь. И денег на то, чтобы исправить это, у Европы нет сейчас.

Есть еще один момент, который многие не до конца осознают. Европа, отдавая и поддерживая Украину военной техникой, должна произвести эту военную технику. У них нет достаточного числа заводов. У них нет достаточного числа ресурсов. И выбор идет между чем? Либо мы тратим деньги на еду, либо мы тратим деньги на производство военной техники.

И тут есть очень тонкий момент: сегодня не хватает удобрений для производства еды, поставщиком которых являлись Украина и Россия. Для производства удобрений нужен дешевый газ. Аммиачные удобрения и аммиак вообще — это производные для большинства боеприпасов. Сегодня, тратя боеприпасы, их надо восполнять. Это национальная безопасность. Вместо того, чтобы производить удобрения, производят снаряды. К чему это приводит? К более полномасштабному кризису 2023-2024 годов, когда физически, чтобы засеять поля, нужны будут удобрения, которые будет взять, кроме как в России, негде.

И это говорит о том, что как раз таки в 2024-2025 годах этот конфликт и санкции будут переосмысляться. Потому что для Европы это очень тяжелое время будет.

Электроника – это частный случай общего рынка. Когда такой кризис, все программы инвестиций будут замораживаться. Банковская система будет под огромной нагрузкой. Денег у людей будем меньше. Следовательно, меньше инвестиций в обслуживание инфраструктуры IT и т.д. Если раньше тебе создавали удобство: банкомат в шаговой доступности, – то теперь будет банкомат в двух-трех остановках общественного транспорта от тебя, куда ты сможешь доехать.

И если брать страны по вычислительной мощности серверов, компьютеров, которые у них есть и работают, то мы впервые в истории заметим стагнацию именно в этой области, потому что до сегодняшнего момента мы росли по вычислительной мощности всегда ежегодно. Можно вспомнить закон Мура. Можно вспомнить о том, что появляются разные IT-системы и они делают нашу жизнь лучше, но этот финансовый кризис впервые в истории современного человечества приведет к тому, что вместо такого роста у нас будет стагнация. Возможно, даже пойдет на год-два вниз.

— Что сейчас происходит с финансовыми потоками? Например, у меня есть друг, который занимается поставками из Китая в Россию всякой электроники, чипы везут. «Альфа-Банк» в марте должен был провести китайцам платеж. Китайцы платеж не получили. Выяснилось, что платеж застрял в каком-то американском банке-посреднике. По сути, их просто кинули на внушительную сумму.

С платежами проблема очень простая. Мы живем в новых условиях. Действительно очень много барьеров, факторов. Рынок переформатируется полностью. Мы строили цивилизованный рынок, где есть дистрибьюторы, где есть производители, есть взаимоотношения между компаниями в правовом поле. Сейчас этот рынок рушится целиком. И у нас нет преимущества условного дистрибьютора перед маленькой компанией. У них сейчас одни и те же вопросы стоят: где взять товар. Товар взять в огромных количествах невозможно. Дистрибьютор, который завозил 10 000 смартфонов еженедельно, «Айфонов», сейчас привозит 100 штук из Дубая, потому что он нашел 100 штук. И ему на каждую эту сделку надо найти контрагента в Дубае, надо понять, как заслать деньги, как управиться с логистикой. Для маленькой компании все то же самое. И размер теперь не имеет значения. Из этого вывод: крупные дистрибьюторы будут уменьшаться в размерах. Потому что им придется подстраиваться под это и искать везде, где можно урвать.

Для маленьких – это время возможностей. Они вырастут чуть-чуть. Они не станут супер-крупными. Но сейчас их время. И риски у всех одинаковы. Ты заказываешь товар через третью страну, транзитом через Армению, например, параллельным импортом. А неожиданно Армения самолетом выпускает, а землей не выпускает транзитный товар. Это твои риски, ты попал на деньги. И для любой компании это потери. Но для маленькой компании они могут быть не очень смертельными, потому что для большой компании сама структура построена для того, чтобы сидеть на потоке, на низкой марже и прокачивать очень-очень много товара.

Можно взять для примера бизнес Elko в России. Исторически они занимались жесткими дисками. Огромный объем поставок. Низкая маржинальность. Но низкая маржинальность на этом объеме поставок в абсолютных числах приводила к очень хорошему доходу. Сейчас такой вид бизнеса невозможен. Это не значит, что у Elko какие-то проблемы и они закрываются. Нет. Они просто переформатируются так же, как другие. Бизнес на обороте сегодня невозможен. Возможен бизнес по доставке. Ты быстро урвал товар, который нужен рынку. Ты понимаешь, какой товар нужен. Быстро его продал, обернулся и снова нашел товар. Это бег в колесе. Полностью изменились условия.

— Все будет дорожать?

Да.

— Когда все устаканится и устаканится ли вообще? Тенденция последних лет такова, что против нас вводят очередные санкции, мы только успеваем чуть-чуть где-то адаптироваться, а нам новые палки в колеса.

Параллельный импорт устаканится. Фактически первые опытные партии по параллельному импорту пошли с середины мая. Это небольшие партии на пробу: 50 смартфонов, что-то такое. Почему так вяло? У нас на уровне государства, несмотря на все заявления, для параллельного импорта не все было сделано. Таможня требовала старый пакет документов, где должен быть, условно, сертификат от производителя на новый товар. Естественно, производитель не будет давать этот сертификат или сертифицировать в большинстве случаев: ему это просто не нужно, это будет показывать, что он пытается в Россию что-то продать. Сейчас решили эти вопросы. За полгода параллельный импорт устаканится. Он станет более-менее привычным для всех. А самое главное, что сейчас на рынке нет тяги (достаточного спроса) с точки зрения конечного потребителя, если мы говорим про массовый рынок и потребительские товары. В марте был ценовой шок: рынок упал фактически в половину в зависимости от категории. В половину в штучном выражении, в деньгах — меньше, за счет роста цен. И сейчас он постепенно оживает.

И здесь мы видим очень интересную тенденцию. У нас в России до этого кризиса количество магазинов электроники превышало необходимое, как минимум, в два. Сейчас магазины закрываются. И это хорошая тенденция, поскольку оставшиеся магазины смогут зарабатывать деньги за счет перераспределения потока людей. Для какого-то отдельного бизнеса, наверное, это плохо. Но для экономики отрасли это, скорее, огромный плюс, потому что уходят шальные деньги, когда любой ценой надо держать магазины и не зарабатывать и, главное, не давать зарабатывать всем остальным. Вот это уходит.

— Когда будет стабильность?

Стабильности в ближайшие годы вообще нигде не будет из-за мирового кризиса. Рушиться будет все. У нас стабильность относительная будет в том, что мы выйдем на новое понимание рынка, на новые привычки, как мы и что покупаем.

— Какой-то позитив во всей этой истории для нас есть, санкционной и кризисной?

Нас в кризис ввергли чуть раньше — это хорошо, мы перестраиваемся. Я вообще оптимист, но не безудержный. Я считаю, что в России сложная ситуация с точки зрения покупательной способности, наличия работы у людей, той работы, которая им нравится. Мы будет в том или ином виде сползать, падать до середины следующего лета, то есть лета 2023 года. Дальше в августе-сентябре мы начнем постепенно отрастать. Мы получим новые структуры того, как мы живем, и понимание того, как мы живем, что мы делаем, куда идем. Это будет очень важно.

У нас впервые за многие годы появились шансы обустроить жизнь так, как мы хотим в своей стране. У нас нет блок-факторов в виде компаний, которые исторически сели на какие-то потоки, занимали место, не пускали конкурентов. Есть ориентирование государства на помощь в развитии тех или иных отраслей, в том числе IT в России. Что-то у нас получится сделать, что-то — нет. К этому надо спокойно относиться. В софте огромные подвижки сегодня. Эти все истории про беженцев от IT, которые убегают массово куда-то на Запад — это преувеличение.

— У меня некоторые знакомые уехали. На самом деле картина так себе.

Есть хорошие специалисты, которые будут востребованы в любой точке мира. Они были востребованы до того. Они могут быть востребованы сейчас. И у них есть предложения о работе. Они уехали — и у них все хорошо. И дай Бог, чтобы у них все было хорошо.

Есть люди, которые эмоционально отреагировали: «Все, кровавый режим, не могу…». Кто-то испугался мобилизации, кто-то — еще чего-то. И люди побежали. У всех разные обстоятельства, но большинство людей все-таки не может жить в другой стране год, два, три, не работая. Нужна работа. А работы нету. Более того, кризис уже такой, что в Америке в 2022 году стартапы, крупные IT-компании: Microsoft, NVIDIA — заморозили найм новых сотрудников в большинстве своем и плюс сокращают старых. Огромное количество неплохих айтишников, живущих уже там, которым не надо релоцироваться, без работы. Табуны носятся по рынку. И в этом плане российские айтишники там не пришей кобыле хвост. А самое главное, что в России сейчас — на это тоже мало кто обратил внимание, но это хорошая история — 1 мая указ президента о создании IT-безопасности в госкомпаниях, корпорациях, ведомствах и прочее. Это создает огромный рынок для айтишников, для новых айтишников. И этот рынок будет развиваться очень активно.

Поэтому с IT будет все хорошо. Но два-три года у нас пересменка.

— Есть такая шутка, мол «в детстве я гадал, почему взрослые не могут друг с другом договориться, а когда я вырос, то понял, что взрослых на самом деле не существует». В моем личном понимании мир в последние годы схлопывается — из категории глобального земного шара до уровня какого-то школьного двора. У тебя нет такого ощущения, что люди, политики, как валяли дурака в детстве, так и не научились вести себя по-взрослому?

В нашем детстве — в моем точно — люди были более разумными: отвечали за свои слова, поступки, действия. Сегодня та модель поведения, которая навязывается извне, абсолютно абсурдна. Если посмотреть на то, как вел себя предыдущий президент Соединенных Штатов, Дональд Трамп — он же был идеальным отображением текущей повестки. Человек в одном предложении пытался удовлетворить потребности всего своего электората одновременно: «Да, но нет. Нет, но да». Каждый из этой фразы выхватывал то, что ему нравится. Но, по сути, эта фраза противоречила сама себе: «Я буду это делать, но я не буду этого делать. Это так, но это не так». Это наш мир сегодня. Во многом, благодаря социальным сетям и IT-технологиям. Каждый формирует положительную обратную связь и видит в мире то, что он хочет увидеть. Но, к радости или к сожалению, этот modus vivendi начинает разрушаться. Кризис убирает некую дольче-вита: туризм, возможность пить, сидя в Москве, воду с Фиджи, в Питере — сходить в «смузишную» и поесть экзотических фруктов и прочего — это уходит в прошлое. И не только в России — это везде так происходит.

Глобализация приказала долго жить. Мы снова становимся относительно локальными рынками. Это нормально. Это следующая итерация. Мы снова вернемся к глобализации на следующем витке. Но сейчас вот такой кризис. И усталость от абсурдности политиков, людей, которые эмоционально заявляют, нарастает.

Раньше как? Человек покупал эмоционально: «Куплю iPhone, потому что это iPhone: круто и прочее». Сейчас человек начинает считать деньги: «А что мне даст iPhone за эти деньги? А какие плюсы? Какие минусы?». С ноутбуками та же самая история. Поэтому все по-другому будет. Больше рациональности появится, что дает надежду, что мы все-таки на какое-то время выстроим наш мир по другим канонам: эмоции уйдут, будет больше разумности.

— Как мне кажется, китайцы и мы достаточно прагматичны. Запад стал эмоциональным.

Он стал истеричным. Потому что это истерика по любому поводу. Я всегда говорил, что подчиненные — это карикатурная копия своего начальника. Если переложить это высказывание на Европу сейчас и на украинских беженцев — они не все такие, важно оговориться — те ролики и видео, которые нам показывают, это нескончаемая истерика, когда людей обижает все, что только может обидеть. Они видят знаки там, где их нет. Они видят кафе в Шарлоттенбурге, которое называются «Россия». Они приходят и требуют немедленно снять эту вывеску, потому что такой вывески быть не может. Им говорят: «Я — украинка. Я — владелица этого кафе. Ему 10 лет. Я не собираюсь менять название. Я за дружбу между народами». И ее пытаются унизить и объяснить в истерике, что так нельзя. Почему нельзя? Потому что нельзя. Там нет доводов. Там есть только истерика. И это карикатура на то, что происходит в Европе.

P.S. видеоверсию этого интервью можно найти в моем канале на YouTube, если кому-то более удобен видеоформат, а анонсы подобных постов я закидывают в телеграм.

Свое мнение, традиционно, можно высказать в комментариях.