Конвейер крови: почему русский true crime не работает

Я открыл очередную книгу про серийного убийцу на странице 47 и понял: я уже читал это. Не эту книгу — другую, про другого маньяка, другого автора. Но текст был тот же. Те же конструкции, та же логика повествования, тот же набор психологических клише. «Сложное детство. Алкоголизм отца. Первые признаки в подростковом возрасте. Потом — эскалация насилия».

Я закрыл книгу и посмотрел на полку. Там стояло ещё пятнадцать таких же. Разные обложки, разные имена на корешках, разные истории внутри. Но ощущение было одно: я читаю не книги, а продукцию. Книжный эквивалент фастфуда — быстро, дёшево, забывается через час.

Когда я пытаюсь объяснить друзьям, почему мне сложно читать русский true crime, они не понимают. «Ну там же про настоящих убийц! Разве это не страшно?» Страшно. Но этого мало. Потому что страшные истории рассказаны так, будто их писали под копирку в подвале издательства, где на конвейере штампуют «документальные романы» со скоростью три штуки в месяц.

Возьмём конкретный кейс. Не для того, чтобы кого-то обвинить, а чтобы понять механику явления.

Елизавета Бута — криминальный психолог, автор более 100 000 проданных книг в России, чьи работы переведены на шесть языков. Издательство Эксмо позиционирует её как специалиста, который «создаёт точный профайл преступника» и «показывает мир глазами убийцы». На Литресе у неё десятки книг: «Ангарский маньяк», «Битцевский маньяк. Шахматист с молотком», «Маньяк Фишер», «Расчленинград», «Вкус крови. 10 историй о русских серийных убийцах».

Звучит впечатляюще. Я взял несколько книг, ожидая того, что обещает аннотация: психологическую глубину, анализ мотивов, погружение в сознание. Профессиональный разбор от человека с образованием психолога.

Вместо этого я получил художественный пересказ. Хронологию событий. Описание преступлений. Иногда — домыслы о том, что «мог думать» убийца. Но не анализ. Не систему. Не ответ на вопрос «почему».

Я не один такой. Читатели на Литресе, «Лабиринте» и «Озоне» пишут прямо и жёстко:

«Ожидал психологического разбора личности преступника, тем более книга написана психологом. Но в книге этого нет от слова совсем».

«Это хорошо написанная художественная книга, не документальная. Многие факты биографии Пичушкина известны в крайне скомканном виде, поэтому автор их додумывала и сочиняла».

«Ощущение, что вся история приснилась автору и она решила выложить свой сон на бумагу».

Но самое убийственное — отзыв специалиста. Читатель, представившийся психиатром из психиатрической клиники, пишет:

«Я психиатр в ПКБ и могу сказать, что процедуры выполняют только медсестры с назначений врача. Никак не санитары. У них нет доступа к препаратам... И множество других неточностей и искажений понятий (неверная трактовка явления «госпитализма», психологический портрет в конце вызывает вопросы)».

Это не просто критика стиля. Это обвинение в непрофессионализме там, где автор позиционирует себя как эксперт.

Ещё одна рецензия добавляет:

«Начала читать и на 9 странице мне поплохело. Что касается терминов и понимания психических дефектов — написано совсем неграмотно».

Проблема не в том, что Бута — плохой автор. Проблема в том, что она — эффективный производитель контента. И это две разные профессии.

Давайте разберём механику. Как вообще возможно выпустить 50+ книг за несколько лет?

Шаг 1: Выбор кейса Берётся известное дело. Чикатило, Пичушкин, Попков, Фишер — те, о ком уже есть медиа-освещение. Это снижает риски: читатель знает имя, значит, купит.

Шаг 2: Сбор материала Не архивная работа, не интервью с родственниками жертв или участниками следствия. Открытые источники: статьи в СМИ, Википедия, судебные хроники. Материала хватает на 200-300 страниц. Срок сбора: неделя-две.

Шаг 3: Художественная реконструкция Здесь начинается проблема, о которой пишут читатели. Автор додумывает детали: диалоги, которых не было; мысли убийцы, которые никто не знает; эмоции жертв, о которых можно только догадываться. Всё это подаётся как «документальный роман», хотя по сути — беллетристика на основе реальных событий.

Шаг 4: Псевдопсихологический анализ Добавляются «психологические ремарки»: «он чувствовал власть», «ему нравилось контролировать жертву». Без опоры на клинические данные, без анализа экспертиз, без понимания терминологии — о чём прямо говорит психиатр в отзыве. Просто логичные предположения, которые звучат убедительно для неспециалиста.

Шаг 5: Стилистика Текст пишется «под документальность»: короткие главы, эмоциональные описания, иногда — от лица убийцы или жертвы. Это создаёт эффект присутствия, но не глубины. Читатель погружается в сюжет, но не в понимание.

Шаг 6: Публикация Издательство выпускает книгу в серии «Мир глазами убийцы» или подобной. Тираж — несколько тысяч. Цена — 400-500 рублей. Книга окупается за месяц. Через два месяца — следующая.

Результат: автор выпускает 8-10 книг в год. Это не авторство в классическом смысле. Это производство.

Для контекста. Мишель Макнамара, автор «I'll Be Gone in the Dark» про Golden State Killer, годами работала над этим делом. Она поднимала архивы, ездила по местам преступлений, разговаривала со следователями, строила базы данных. Книга вышла после её смерти — Мишель умерла в процессе работы, настолько она была погружена.

Трумен Капоте писал «Хладнокровное убийство» шесть лет. Он жил в городе, где произошло преступление, разговаривал с жителями, посещал убийц в тюрьме. Его книга стала основой жанра.

Энн Рул, бывший детектив и автор «The Stranger Beside Me» про Теда Банди, работала с ним лично, не зная, что он убийца. Её книга — не пересказ дела, а опыт. Личный, травматичный, глубокий.

Это не значит, что западные авторы — боги, а русские — нет. Это значит, что у них другая экономика жанра. Там один бестселлер может обеспечить автора на годы. У нас — нужно выпускать десятки книг, чтобы прожить.

Проблема не в авторе. Проблема в рынке.

Белорусские исследователи в 2022 году изучили специфику жанра true crime и пришли к важным выводам. Настоящий true crime требует:

Российское исследование 2024 года ещё более критично: «Криминальная нарративная журналистика в России отстаёт от американской, поскольку российские авторы, сосредотачиваясь на нарративной форме и беллетристическом стиле, не уделяют должное внимание фактам».

Это диагноз жанра. И книги Буты — классический симптом этой болезни.

Есть ещё одна проблема, о которой говорят эксперты.

Психолог Елизавета Загальская предупреждает: «Представление преступников как харизматичных или чарующих личностей может привести к тому, что некоторые зрители или читатели начнут симпатизировать им».

Она подчёркивает: «Важно обеспечить баланс в представлении материала, уделять внимание последствиям преступлений для всех участников, включая жертв».

В западном true crime есть негласное правило: жертвы — не статистика. Это люди. У них есть имена, истории, семьи. Авторы стараются показать их жизнь до трагедии, чтобы читатель видел: это не просто «тело №7», это человек, у которого были мечты.

В русских книгах жертвы часто остаются фоном. Их имена мелькают в хронике, но мы не знаем о них ничего, кроме способа убийства. Весь фокус — на маньяке. Как он думал, что чувствовал, как планировал. Жертвы — декорация для его истории.

Это не просто стилистическая ошибка. Это этическая. Потому что такой подход превращает трагедию в развлечение.

Не всё так плохо. Вернее, почти всё плохо, но есть исключения. Правда, все они — из прошлого.

Читатели и зрители до сих пор считают сериал 2000-х годов эталоном жанра:

«Документальные факты, интрига, закадровый голос, музыка».

«Не романтизирует ни одну часть процесса».

«Показывает, что милиция – это не только "менты", но и талантливые оперативники».

Почему? Потому что там был баланс: реальные материалы следствия, без выдумок, но с нарративом. Без романтизации, но с пониманием психологии. Жертвы показаны как люди, а не как статистика.

Ещё один проект, который работал правильно. Реальные дела, реконструкции, основанные на материалах следствия, уважение к жертвам. Не додумывание, не сенсация ради сенсации — журналистика.

Оба эти проекта объединяет одно: их делали профессионалы. Журналисты, которые работали с архивами. Следователи, которые консультировали. Режиссёры, которые понимали этику жанра.

И оба эти проекта — из прошлого. Потому что сейчас такое почти не делают.

Представьте, что Бута написала бы не 50 книг, а 5. По одной в год. С глубоким погружением в каждую историю.

Представьте, что она использовала бы своё образование психолога не для общих фраз вроде «у него было сложное детство», а для клинического анализа. С опорой на психиатрические экспертизы, нейробиологию, травматологию.

Представьте, что она брала бы интервью у следователей, родственников, экспертов. Что каждая книга была бы не пересказом, а расследованием.

Представьте, что издательство давало бы ей время. Не гнало с дедлайнами. Платило бы не за количество, а за качество.

Это возможно? Да. Но только если изменится экономика жанра.

Давайте честно: Бута — не исключение. Она — правило.

В России издательская модель работает на объём. Автору платят аванс — 50-100 тысяч рублей за книгу. Чтобы прожить, нужно выпускать много книг. Издательство заинтересовано в быстром выпуске: серии продаются лучше, чем одиночные проекты.

Читатель не требует качества, потому что не знает, как оно выглядит. Западный true crime в России почти не издают (переводы — редкость). Большинство читателей просто не видели, как это может быть по-другому.

Результат: замкнутый круг. Авторы пишут быстро. Издательства выпускают много. Читатели покупают, потому что альтернативы нет. И никто не заинтересован что-то менять.

Бута — не причина этой системы. Она — её симптом.

А альтернативы? Они есть, но все они — из прошлого. «Криминальная Россия» и «Следствие вели» показали, как это должно работать. Но их время прошло. Новые проекты такого уровня не появляются. Потому что экономика не позволяет.

Я не буду заканчивать на ложном оптимизме.

Может быть, через пять лет у нас появится свой Капоте. Или своя Макнамара. Кто-то, кто скажет: «Я потрачу годы на одну историю, но сделаю её правильно».

Но пока этого нет.

А пока — у нас есть конвейер. И Елизавета Бута, которая на нём работает. Не потому что она плохой автор. А потому что так устроена система.

Если хотите изменить русский true crime, не ругайте авторов. Требуйте от издательств другой модели. Покупайте качественный контент, даже если он дороже. Поддерживайте авторов, которые делают глубокую работу.

Если найдёте таких.

Потому что жанр меняется не тогда, когда появляется один гениальный автор. А тогда, когда меняется спрос.

#книги #издательства #контент #truecrime #критика #книжныйрынок #качество #российскийрынок