Проблемы и тренды современного искусства: интервью с арт-критиком

Лев Шушаричев – искусствовед, куратор, медиатор, арт-критик. Куратор Уральского филиала ГМИИ им. А. С.Пушкина.

— Вопрос, волнующий большинство обывателей: «Я тоже могу нарисовать «каля-маля» и назвать это искусством?» Так что такое вообще современное искусство? Где проходит грань межу «искусством» и «неискусством»?

— Что такое современное искусство – это искусство после второй мировой войны, с 60-х годов, до сегодняшнего дня. В Западной традиции это ModernArt и contembreriart. Они очень похожи, это все про современность. Глобально, я бы не отделял современное искусство от классического, это уже устаревшие, уходящие от нас традиции. Надо говорить о искусстве в целом, искать не различия, а сходства.

Цзэн Фаньчжи. Из серии «Маска 1996», № 6. 1996. Холст, масло. Продано на Poly, Гонконг, 3 апреля 2017 года за $13,5 млн.

Современное искусство появилось из предпосылок, возникших в конце 19 века, в начале 20-ого века, это постреволюционное, но совершенно логичное развитие всего предыдущего периода.

Есть книга «Я тоже так могу», она научно-популярная, написана Франческо Бонами, я всех к ней отсылаю. Она объясняет, почему современное искусство, это всё-таки искусство и люди, которые так говорят, на самом деле так не могут. Есть важный момент, это первенство идеи. Гениальную по своей простоте идею важно придумать первому. Все, кто их повторяет, они становятся лишь жалкими пигонами и никак не становятся художниками.

Важный момент –где проходит грань между искусством и не искусством. В моем понимании это лежит в сфере институционной теории искусства, исходя из которой «искусством становится то, что называется искусством», имеется ввиду самим художником и коллегами, профессионалами из сферы искусства. Все потенциально может стать искусством, но не все им становится и не все становится хорошим искусством. Эстетические критерии, они крайне сложны, потому что они субъективны, но при этом никто не отменяет других тысячелетних законов колористки, оптики и композиции. Это все актуально в равной степени как для академического искусства, живописи, графики, скульптуры, так и для современного искусства, только в другом виде. Подобие натуральной картинки, оно тут перестает работать. Во всем субъективном сложно найти ориентиры, но ориентиром становится попытка найти объективность через создание многих точек зрения профессионалов в сфере искусства, нанизывание разных экспертиз. В итоге они позволяют приблизится к объективности. Например, множество галерей или множество критиков отмечают одного художника значимого, интересного. Это принимается, если не за истину, то за некую существенную точку зрения и наоборот. Таким образом, через общественный диалог, бесконечный, происходит оценка и переоценка феноменов искусства, именно здесь проходит грань между искусством и не искусством. Если художественное сообщество что-то отвергает, как не художественное или малохудожественное, соответственно приходится доверять этому сообществу, либо, если вы его часть, доказывать другое и пытаться в свободных дебатах, переубедить людей и доказать то, что вы считаете искусством, является таковым.

— В классическом искусстве художники передавали на холсты объективную реальность, важны были навыки и техника, сегодня реализмом никого не удивишь. Какие критерии сегодня наиболее значимы для того, чтобы быть услышанным и признанным?

— Я уже частично ответил, но все же попробую структурно. С одной стороны, это иллюзия, что в классическом искусстве важны только навыки и техника для реалистической передачи. Безусловно важно умение передать мысль, идею, содержание, какие-то знаки и смыслы. В классическом искусстве, это большое понятие, включает множество стилей, ответвлений, которые сложно судить в общем. Но точно таким же преувеличением будет, если сказать, что для современного искусства, ремесленное качество ничего не значит. Точно так же значит, только не в смысле подобия реальности исполнения идеи, оно так же важно, когда ты делаешь инсталляцию или пишешь абстрактную, концептуальную живопись, просто они не такие четкие критерии, как были раньше. Действительно, когда смотришь, похоже на реальность, вроде хорошо, а здесь другие, более общие законы начинают действовать. Концепция, идея, содержание и многогранность произведений, сейчас выходит на новый уровень, в плане значимости, но мне представляется, что отдельным и наиболее важным является единство формы и содержания, то как они воплощены друг в друге. Это является важным, что бы художник был услышанным, потому что, если он не сможет свои идеи воплотить, в выразительной форме, то эти идеи будут интересны только ему самому.

— Люди боятся того, чего не понимают. Так произошло и с современным искусством. Почему так могло произойти? Почему современное искусство вызывает столько вопросов у людей?

— Я бы посоветовал почитать Клемента Гринберга «Авангард и Китч», у которого теоретическое объяснение, с его точки зрения происходящее в сознании «профанного» зрителя, не профессионального, и почему его пугает современное искусство, почему привлекает реалистическое в общем виде. Я думаю, что это несколько вещей. Во-первых, это то, что современное искусство требует концептуальности, так как нужны дополнительные усилия, чтобы вникнуть и знать оригинальные произведения, к которым отсылают наши современники, или тексты, научные знания, которые кладутся в основу произведений, т. е. дополнительное время, которого нет часто у людей. Люди не понимают, зачем нужно закладывать дополнительное время, их отталкивает, например, внешняя оболочка, тут играет такой фактор, что реалистическое искусство играет на узнаваемость, это когда ты видишь картинку и кажется, что произведение понятно, на самом деле глаз радуется подобию. С другой стороны, современное искусство и должно людей провоцировать, не должно успокаивать, не должно быть приятным и легким. Оно на то и актуальное, чтобы говорить о проблемах сегодняшнего дня, говорить, порой «жестким» языком. Таким образом это будоражит людей и если они готовы к такому серьезному разговору, то им нужно переступить через эту черту и попытаться разобраться, в чем суть дела.

— Правда ли, что современное искусство более сложное для понимания, чем классическое?

— На такие вопросы, я отвечаю фразой художественного критика Киры Долининой, которая говорит о том, что люди, когда смотрят на классическую живопись, на современное искусство, говорят: «Я вашу инсталляцию не понимаю, а, условно, «Венеру в мехах», я понимаю». Но трагедия в том, что «Венеру в мехах», они не понимают, не понимают почему она в мехах, почему так сидит и т. д. Современное искусство, безусловно, требует погружения, но и классическое искусство требует погружения не меньшего, особенно для современного человека, поскольку для нас, все пласты смысла, которые были легко считываемые для современника, например, Тициана, Леонардо, для нас они скрыты. Считать смысл голландского натюрморта, нужно внедриться и понимать всю знаковую систему, что значит тот или иной цветок, что значит фрукт, разные сочетания, все это своеобразный язык икебана, только в формате полотна. Если мы не внедряемся это, то мы видим лишь красивую картинку и можем лишь восхититься как искусно она сделана, но это не значит, что мы это поняли, поэтому и современное и классическое искусство одинаково сложны для понимания, но и там и там нужно переступить черту визуализации, чтобы понять глубину. Я думаю, что современное искусство, в какой-то мере легче, потому что оно нам современное и, если мы попытаемся с ним в одном ритме существовать, нам легче, потому что нам не нужно делать археологических раскопок.

— «Хороший художник – мертвый художник». Раньше зачастую художников признавали только после смерти. Актуальна ли эта поговорка сегодня? Легче ли художникам в современном мире заявить о себе и быть услышанными при жизни?

— Она и актуальна, и нет. С одной стороны, эта поговорка о том, что она связана с романтическим мифом страдающего художника, который, как мне кажется, отмирает, но до сих довлеет над многими и въедается в мозг, что художник должен страдать, иначе он не хороший, не гениальный и не может на это претендовать. Я так не считаю. Я считаю, что художник может быть и счастлив в своей профессиональной и личной жизни.

Эта поговорка имеет под собой правду жизни, поскольку имеет определенную закономерность, о том, как художник, особенно как художник новатор воспринимается, он никогда не бывает успешен сразу, это сначала отторжение, постепенное принятие, потом, лет через 40-50, он, может быть становится метром и звездой.

Поскольку продолжительность жизни растет, то многие художники застают свой золотой признанный период и поживают на лаврах своих заслуженных.

Легче ли художникам в современном мире заявить о себе? И да, и нет. Конечно легче, у нас есть социальные сети, множество программ, система имеет много точек входа, но именно поэтому все усложняется, поскольку растет конкуренция. В условиях большой конкуренции, такой капиталистической системы производства искусства, когда гонятся за новыми художниками, как за новыми товарами, ты можешь заявить о себе, но как удержаться? Таким образом, это всегда очень странная ситуация, когда их очень много, но их всегда дефицит, которые остаются и продолжают работать, продолжают быть актуальными, продолжают обновляться, чтобы не устаревать, их не так много, потому что это довольно сложный процесс.

— Что происходит с поддержкой молодых художников в России, в частности в Екатеринбурге? На каком уровне она? Какие инструменты поддержки существуют?

— Поддержка молодых художников в России, она очень неравномерна. Можно говорить о Москве и Санкт-Петербурге, как об отдельных, развитых точках и о лишенных инструментов поддержки России, за исключением некоторых городов. Екатеринбург, один из них, где что-то происходит и порой что-то успешное. Смотря, что понимать под «поддержкой». Безусловно, есть учебные заведения современного искусства в Москве и Санкт-Петербурге, есть такие программы, как «Старт на Винзаводе», когда дается возможность молодым художникам впервые заявить в формате выставочного проекта или стипендия «Гаража», он много делает, в плане поддержки, но я бы не сказал, что это то, что удовлетворяет потребности российского сообщества или московского, хотя бы. Порой эти ресурсы, маленькие, становятся поводом для борьбы, не всегда приятной, это борьба за очень ограниченный ресурс очень большого количества людей.

В Екатеринбурге благодаря тому, что есть разнообразная инфраструктура, институциональная сфера современного искусства, у художников есть возможность для реализации, разная, но она не совершенная, потому что у институции не хватает ресурсов. Они пытаются как-то выживать, иногда она сосредотачивается на каком-то своем круге художников и редко его расширяют, соответственно, это зона поддержки коммерческая, когда они реализуют какие-то работы и получают за это плату, она очень ограничена. Существуют программы. В галерее Синара, есть программа поддержки молодых художников, но она выставочная, подразумевает форматы первых выставок молодых авторов. Существует и лаборатория молодого художника в ГЦСИ, с рядовой поддержкой, помогая художнику получить образование, точку входа. Какие-то проекты открытых форматов, типа «Bring Me Your Own Beamer», центры, которые позволяют просто принести свои проекторы и показать видео арты, это тоже такая демократичная точка входа в среду и события. Они стимулирую производство культурного продукта и, если не на прямую, то косвенно поддерживают художников.

Помимо художников надо поддерживать и других деятелей искусств, кураторов, критиков независимых, а с этим большие проблемы, государственной поддержки нет, это, например, вручение премий. Губернатор Свердловской области вручает их мэтрам как признание, а не как поддержку.

Еще вспоминается Тюменский опыт, в Тюмени чуть лучше с областной поддержкой, они пытаются, пусть и не всегда умело, формировать стипендиальные грантовые программы, чтобы представлять свою область, как креативную индустрию, а не только, как индустрию по добыче углеводородов.

— Почему работы современного искусства зачастую такие дорогие? Как вообще можно оценить искусство в деньгах?

— Оценка искусства в денежном эквиваленте, это самый топкий вопрос, потому что действительно это не очевидная история. С одной стороны, говорят, что искусство стоит ровно столько, сколько за него готовы заплатить и я считаю, что это правдиво и если разобраться в этом выражении, то появляется некий принцип, на котором все и строится, прецедентная оценка, если художнику удается продать работу, за определенную стоимость, за нее готовы столько платить, это становится неким маркером для других, то это искусство столько стоит, поэтому не все современное искусство дорогое. Я сталкивался с молодыми ребятами, которые рисуют холсты, рисуют может и не плохо, но они ничего еще не продали, они посмотрели на аукционе, что холст такого-то размера, в похожей технике стоит 100 тысяч, например, и ставит такую же цену, но у него нет инцидента продаж, чтобы кто-то другой сразу был готов заплатить, если он будет, то это уже другое дело.

Современное искусство стоит столько, потому что это предмет роскоши, очевидно, что не первая потребность человека, оно себя таким и позиционирует и в этом от части и проблема. Идет отделение, что современное искусство где-то там есть, для Истеблишмента. Люди сами для себя что-то создают и радуются, оно как бы не общается, не демократизируется, что странно, хотя современное искусство начинается с активной демократизации, в этом есть историческая ирония.

Если говорить еще про оценку, то создаются разные индексы оценки, по крайней мере именитым художникам, можно его посмотреть и увидеть какие-то прецеденты, условный прайс, сколько работ такого размера данного художника, сколько-такого-то размера и техники, стоить будет столько-то и т. д. и от этого отталкиваться. Цена, это действительно проблематичная история, потому что сами художники не знают, как ее назначать, понятно, что работа не должна стоить ниже себестоимости, сколько она стоила в продакшене, тут есть время, а как оценить символическую стоимость и вот тут возникают сложности.

— Сейчас в тренде NFT, цена которых достигает нескольких десятков миллионов рублей. Этих работ, по сути, не существует в реальности, приобретается лишь цифровой код, но коллекционеры все равно их скупают. Как вы считаете, NFT – это новый виток современного искусства или все же это больше про деньги и бизнес?

— NFT – это крайне интересная тема, не скажу, что я в ней специалист, но мне в ней интересно. Что NFT это совершенно эфемерная, казалось бы, далекое, уже новый виток, надстройка в искусстве, он возвращает нас к очень классической идее, оригинальности. Это попытка вернуть или создать новый эквивалент оригинальности и обладания. Обладание, оригинальность, аура, о чем говорит Вальтер Беньямин, о произведении искусства, что можно с ним соприкоснуться здесь и сейчас. Потом становится возможным искусство копировать, гравюра тиражная, а потом фотокопия и т. д., которая совершенно меняет отношение к произведению искусства и авангард, что он делает, он как раз пытается вернуть ауру единственного экземпляра произведения, то что нельзя скопировать, нельзя просто сфотографировать, это нужно увидеть в живую или прочувствовать в живую. Вибрационность абстрактного холста или дикий перфоманс у туристов, фотографии не скажут ничего. Потом происходит новый виток, электронные, сетевые, настолько это развито и ушло в другую плоскость, что NFT неожиданным образом возвращает нас к началу. Я думаю, что это надолго, это интересно, тут невозможно ответить либо да, либо нет, это только про искусство или про бизнес, это про то и про другое. В каких-то NFT больше искусства, в каких-то больше бизнеса, но меня интересуют не конкретные примеры, а сама технология, она наиболее важна, сам факт ее изобретения, мне кажется дает новый виток искусства.

— Куда сходить в Екатеринбурге, чтобы посмотреть на работы современных художников?

— Уральский филиал Пушкинского музея, он же бывший ЦСИ, галерея Синара арт, арт галерея Ельцин Центр и сам Ельцин Центр, Ural vision gallery, галерея Антонов и ателье Бородин.

Пространства не галерейные, например, клуб «Куб», там иногда андеграудные авторы выставляются, центр современной культуры в УРФУ и музей Б. У. Кашкина, Музей Андеграунда, недавно открывшийся, там не совсем современные, но в том числе и современные авторы показываются. Это основные точки.

Еще музей Метенкова, музей истории Екатеринбурга и его отдельные площадки, например, дом Маклецкого, как раз площадка для молодых. Это основные точки, которые я бы назвал и Уральский биеннале.