Субсидиарная ответственность в деле о банкротстве

Специалисты-правоведы сходятся во мнении, что ограничение ответственности учредителей и бенефициаров компаний по долгам подконтрольных им организаций давно стало фикцией.

Институт субсидиарной ответственности в банкротстве по сути является инструментом для обращения взыскания на личные активы собственника компании в целях удовлетворения требований кредиторов «прогоревшего» бизнеса.

По данным Статистического бюллетеня ЕФРСБ на 31 декабря 2020 года, соотношение количества поданных заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности к количеству удовлетворенных достигло 39%. По итогам 2021 года количество корпоративных банкротств выросло на 3,9% по сравнению с «ковидным» 2020 годом. Разумно предположить, что количество удовлетворенных заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности по обязательствам банкротящегося должника в дальнейшем будет только расти.

Кроме того, если речь идёт об интересах государства, например, когда кредитором является налоговая, шансы на отказ в удовлетворении «субсидиарки» резко снижаются.

Разберемся, что такое субсидиарная ответственность, по каким основаниям она наступает, и как ее можно избежать.

Субсидиарная ответственность является самостоятельной ответственностью контролирующего должника лица за нарушение обязанности действовать добросовестно и разумно по отношению к кредиторам подконтрольного ему бизнеса.

По смыслу норм Закона о банкротстве это дополнительный источник погашения долгов сверх имущества должника-банкрота. Это логично, ведь одним из признаков неблагополучного финансового состояния является превышение размера долговых обязательств над размером имущества.

Согласно п. 1 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 21.12.2017 № 53 привлечение контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности является исключительным механизмом восстановления нарушенных прав кредиторов. Однако практически ни одно банкротство не обходится без «субсидиарки».

На практике субсидиарная ответственность является основным инструментом кредиторов должника-банкрота для того, чтобы «выудить» максимальное количество ценного имущества собственника или конечного бенефициара бизнеса и удовлетворить свои денежные требования. И если раньше привлечь к субсидиарной ответственности контролирующее должника лицо было достаточно сложно, сейчас «маятник» качнулся в обратную сторону.

Во-первых, происходит «теневое» расширение субъектов ответственности путем судебного толкования норм закона. Контролирующее должника лицо не обязательно является учредителем, участником или директором должника. Субъектами ответственности могут быть признаны, дети, супруги, и наследники бенефициаров, так что ни смерть, ни рождение банкротству не помеха.

Во-вторых, суды по-разному определяют дату начала течения срока для подачи заявления о привлечении к субсидиарной ответственности, и не всегда ответчику удается доказать, что срок исковой давности по такому заявлению был пропущен, а сам такой срок может составлять 10 лет.

В-третьих, спор по рассмотрению заявления о привлечении к субсидиарной ответственности может рассматриваться и при отсутствии возбужденного дела о банкротстве, например, при прекращении производства по делу в связи с отсутствием финансирования. Такая ситуация происходит, например, когда кредитор начинает банкротить «пустую» компанию, у которой нет средств даже на то, чтобы оплатить расходы на арбитражного управляющего.

Резюмируя вышеизложенное, закон и практика его толкования и применения все больше развязывают кредиторам руки, помогая доставать любые активы конечных собственников должника для погашения своих требований.

Совершая любые «сомнительные» сделки, направленные на вывод активов должника, контролирующее должника лицо всегда должно помнить, что в конечном итоге за последствия принятия такого решения, возможно, придется расплачиваться личным имуществом.

Положения ст. 61.10 Закона о банкротстве содержат понятие и критерии определения контролирующих должника лиц.

Так, под контролирующим должника лицом понимается лицо, имеющее либо имевшее право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника.

Как отмечают специалисты, положения указанной статьи, хотя и содержат перечень лиц, которые могут быть квалифицированы как контролирующие, все-таки «размывают» границы ответственности. Это приводит к расширению субъектного состава лиц, привлекаемой к субсидиарной ответственности.

Помимо «классических» контролирующих должника лиц: учредителей, участников (текущих и бывших) и директоров предприятий, к субсидиарной ответственности можно привлечь «материнские» компании, работников должника, например, бухгалтеров и юристов, а также неограниченное число иных лиц. Главное – контролирующее должника лицо должно извлекать выгоду из недобросовестного и незаконного поведения должника и иметь возможность давать должнику обязательные для исполнения указания или иным образом определять его действия. Осуществление фактического контроля над должником возможно вне зависимости от наличия (отсутствия) формально-юридических признаков аффилированности (через родство или свойство с лицами, входящими в состав органов должника, прямое или опосредованное участие в капитале либо в управлении и т. п.).

Суд устанавливает степень вовлеченности лица, привлекаемого к субсидиарной ответственности, в процесс управления должником, проверяя, насколько значительным было его влияние на принятие существенных деловых решений относительно деятельности должника.

Так, Арбитражному суду города Москвы для установления факта вовлеченности в бизнес-процессы хвалило представленной в материалы дела переписки в мессенджере Whatsapp, из которой было видно, что контролирующее должника лицо принимало ключевые решения и фактически контролировала деятельность должника (определение Арбитражного суда города Москвы от 19 марта 2019 г. по делу № А40-228256/17).

Таким образом, даже если бизнес оформлен на «подставных» лиц, никак не связанных с его фактическим владельцем, это не гарантирует ухода от субсидиарной ответственности. Даже косвенные доказательства – «цифровые следы, — принимаются судом и становятся основанием для взыскания денежных средств в пользу должника-банкрота.

Основания для привлечения к субсидиарной ответственности предусмотрены нормами главы III. 2 Закона о банкротстве.

Так, придется расплачиваться за обанкротившийся бизнес, если полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие ваших действий или бездействия, которые явились необходимой причиной банкротства должника. В указанной главе перечислены презумпции, которые контролирующее должника лицо должно опровергать, доказывая свою невиновность.

В каждом конкретном случае суд должен соотнести масштаб негативных последствий и масштабы деятельности должника и оценить – могли ли те или иные действия привести к банкротству. Именно здесь в «игру» вступают юристы ответчика. На этом этапе невозможно переоценить роль поиска и сбора доказательств, оправдывающих доверителя. Анализируется каждая сделка, каждое совершенное ответчиком действие; проводятся многочисленные судебные экспертизы, которые призваны определить финансовое состояние должника на ту или иную дату.

Очень часто банкротные дела осложнены уголовным элементом, ведь проверка заявлений о мошенничестве или финансовых махинациях, поданных в органы предварительного следствия, является очень удобным инструментом шантажа и добывания скрытых «корпоративной вуалью» сведений для недобросовестных кредиторов. В таких случаях не обойтись без истребования и изучения материалов уголовных дел и комплексного взаимодействия «банкротных» юристов и защитников ответчика.

Высокий процент удовлетворенных заявлений о привлечении к субсидиарной ответственности, по нашему мнению, мотивирован не только изменениями в позициях высших судов по данному вопросу, но и непониманием основных задач подобных споров, невыполнение обязанности по сбору и представлению в суд доказательств. Сейчас практика складывается таким образом: контролирующее должника лицо практически всегда виновно в банкротстве подконтрольного ему бизнеса. Чтобы доказать обратное, нужно здорово потрудиться.

«Отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина»

Верховный Суд РФ сформировал практику, согласно которой субсидиарную ответственность несут наследники контролирующего должника лица (Определение № 303-ЭС19-15056). Коллегия по экономическим спорам пришла к выводу, что этот долг подчиняется тому же режиму, что и задолженность из других обязательств, не имеет неразрывной связи с личностью и переходит наследникам в общем порядке в пределах наследственной массы. При этом не имеет значение, вошло ли в состав наследственной массы то имущество, которое было приобретено наследодателем за счет кредиторов банкротящегося предприятия, а также было или не было известно о долге наследникам в момент принятия наследства.

С практической точки зрения «отбиться» от такого требования наследникам довольно тяжело. Обычно они не настолько глубоко погружены в тонкости ведения бизнеса, как их наследодатель. Для них процесс сбора и представления доказательств, свидетельствующих о невиновности, существенно затруднен. Кроме того, нужно учитывать и психологическую нагрузку, которая ложится на наследников после смерти близкого человека, и утрату доходов, которая чаще всего возникает с утратой бизнесмена – кормильца семьи.

Решение высшей судебной инстанции с учетом этих аргументов, конечно, представляется неоднозначным, однако судебная практика по этому вопросу еще не сформировалась. Что будет дальше – покажет время.

Децимация внутри семьи – один за всех, и все за одного?

Громким делом последних лет стало Определение Судебной коллегии по экономическим спорам ВС РФ от 23.12.2019 N 305-ЭС19-13326.

В рамках дела о банкротстве было предъявлено требование к директору и единственному акционеру, который вывел у должника все активы. Кредитор потребовал привлечь к субсидиарной ответственности не только ответчика, но и всех членов его семьи: супругу и детей, в том числе несовершеннолетнего сына. Высшая судебная инстанция сочла заслуживающими внимания доводы заявителя, и указала, что вред должнику-банкроту может быть причинен в том числе умышленными действиями, направленными на сокрытие имущества, если приобретатель не мог не знать об их противоправной цели. В ходе рассмотрения дела было установлено, что ценное имущество было зарегистрировано на детей ответчика. Суд сделал вывод, что, по существу, актив был оставлен в семье, а дети использованы как «инструмент его сокрытия». Следовательно, нужно установить реального собственника имущества.

Конечно, такое толкование закона вызвало много вопросов и бурных обсуждений среди практиков и теоретиков. Признание собственника «номинальным» - беспрецедентный кейс. Но во всяком случае это определение дает чёткий сигнал собственникам бизнеса: зарегистрировать всё незаконно полученное имущество на детей и продолжать пользоваться им как своим нельзя.