Прогулки по крыше, первый советский пентхаус и мебель-трансформер: дом Наркомфина как образ идеального быта будущего

Дом Наркомфина в Москве — экспериментальное строение конца 1920-х годов, которое воплотило идеи архитекторов-конструктивистов и советской власти о светлом будущем. В нём личное должно было отойти на задний план, а люди, свободные от ежедневных домашних забот, могли сосредоточиться на общем деле.

Дом был задуман как ведомственное жильё для чиновников народного комиссариата финансов СССР. Здесь, по задумке авторов проекта, они должны были стать одной семьёй.

Заказчиком выступил министр финансов Николай Милютин — архитектор по образованию, который увлекался урбанистикой. В 1929–1930 годах он принимал участие в градостроительной дискуссии: тогда в Москве встал вопрос, как обеспечить население жильём. В то время ускоренными темпами шла индустриализация страны.

Сперва проблему нехватки площадей пытались решить с помощью так называемых домов-коммун. Здесь каждому человеку полагалась небольшая ячейка для сна, минимальный метраж которой мог доходить до 2,3 м². Всё остальное, вплоть до душевых, было общим. Однако жители оказались к такому не готовы.

Проект не увенчался успехом, но мысль вывести ряд функций из квартиры и сделать их общественными осталась. Во-первых, такое решение всё ещё помогало экономить место, во-вторых, выполняло запрос власти на обобществление быта. Но опыт с коммунами показывал, что людям всё же нужно было дать больше личного пространства.

Эта идея лежала в основе проекта дома Наркомфина, разработку которого Милютин поручил команде архитекторов во главе с близким другом министра Моисеем Гинзбургом.

Гинзбург родился в Минске в семье архитектора в 1892 году. Получил два образования по специальности — в Милане и в Рижском политехническом институте в Москве. После революции некоторое время возглавлял отдел по охране памятников культуры в Крыму.

В 1921 году он вернулся в Москву, где писал научные работы и создавал проекты для административных сооружений. Труды Гинзбурга помогли сформировать теоретическую базу архитектуры конструктивизма — стиля, в основе которого был научный анализ особенностей функционирования зданий. Его отличительными особенностями стали лаконичность форм, геометризм и монолитность внешнего облика зданий.

Сам архитектор называл дом Наркмофина «опытным домом переходного типа». Он должен был помочь жильцам приспособиться к новому, коллективному образу жизни, не лишая их личного пространства. Всего по стране построили шесть домов с похожей идеей по проектам Моисея Гинзбурга.

По задумке архитектора квартира — это место, в котором человек мог бы поспать и отдохнуть после работы. Здесь не нужна ни полноценная кухня, ни громоздкая бытовая техника. При этом на территории дома должно быть всё, что нужно для жизни: общая столовая, спортивный зал, библиотека или клуб для досуга. Такие вещи, как стирка, готовка и уход за детьми, больше не должны были его заботить.

Дом Наркомфина должен был представлять собой комплекс из нескольких корпусов, окружённых парком. В итоге до реализации дошли три — жилой и коммунальный корпуса, объединённые тёплым надземным переходом, а также служебный, он же прачечная. Четвёртый — с функцией детского сада — так и не построили.

Жилой корпус — это шестиэтажное здание 85 метров в длину, вытянутое с юга на север. В нём нашли воплощение все пять принципов современной архитектуры Ле Корбюзье: колонны вместо первого этажа, терраса на плоской крыше, свободная планировка, ленточное остекление вдоль всего фасада и лёгкие гладкие стены.

В доме было всего два коридора, которые тянулись вдоль всего здания. Их также называли улицами. Они выполняли роль общественного пространства — здесь можно было прогуляться, пообщаться с соседями. Таким же целям служили и общие балконы, на которые можно было выходить через собственную дверь прямиком из квартиры.

Коммунальный корпус имеет четыре этажа и выходящий во двор сплошной витраж во всю высоту. В его нижней части хотели открыть библиотеку и спортивный зал, выше — столовую с летним кафе на крыше и библиотеку. Но в процессе приоритеты сменились — и на первом этаже до 1941 года находился детский сад. На втором от плана отступать не стали.

Из-за нехватки жилья архитекторам нужно было разработать подход, который позволил бы разместить внутри здания как можно больше недорогих и удобных квартир.

Гинзбург придумал классификацию, в которой имела значение не только площадь жилья, но и высота потолков. Так появилось семь типов ячеек, названных латинскими буквами: A, B, C, D, F, 2F и K. В жилом корпусе Дома Наркомфина использовали три типа. Все квартиры были двухэтажными.

На втором и третьем этажах располагались двухуровневые ячейки типа K с метражом 90 м², предназначенные для семей. Высота потолков в гостиной достигала 4,6 метров, в спальне — 2,3. Здесь были все удобства, включая туалет, ванную и собственную кухню.

Выше находилось жильё поменьше, рассчитанное на одного-двух человек. Это квартиры типа F, состоящие из небольшой спальни с потоками 2,3 метра и просторной гостиной 3,6 метра высотой. Также в них были шкафы с встроенным кухонным оборудованием. Общая площадь такой ячейки составляла 37 м².

Главное отличие третьего типа, 2F, — в расположении. Эти ячейки находились в торце здания, так что окна в них выходили на три стороны.

Во всех остальных квартирах был вид на две стороны. В спальнях — на восток, в гостиных — на запад. Поэтому в помещениях всегда было светло и их легко было проветривать.

Изначально здание собирались оснастить новой механической системой вентиляции, но на неё не хватило денег. На крыше оставалось пустое помещение для вентиляционной камеры. Николай Милютин самостоятельно спроектировал там квартиру для себя и своей семьи, взяв за основу ячейку типа K. Её считают первым советским пентхаусом.

Всего в доме было 44 квартиры-ячейки, включая жильё Милютина. Во всех типах квартир были компактные сантехнические помещения. Так началась повсеместная практика совмещения туалета с ванной комнатой при массовом строительстве.

Гинзбург входил в творческое содружество «Объединение современных архитекторов». Главная идея организации заключалась в том, что внешний вид здания должно определять его содержание. Потому фасад зданий был гладким и лаконичным, в то время как особое внимание было уделено функциональности.

Внутри было продумано всё, вплоть до оконных ручек. Их разработали таким образом, чтобы при проветривании створки двигались параллельно стене и не занимали место в и так небольшом помещении. Подвижные части окон имели дубовые рамы, неподвижные — бетонные.

Встраиваемая мебель была неотъемлемой частью проекта здания. Над её созданием работал факультет Высших художественно-технических мастерских (ВХУТЕМАС) под руководством авангардиста Лазаря (Эль) Лисицкого. Он изучал концепцию трансформируемой мебели — откидных столов и кроватей. Ещё Лисицкий работал над проектом «комбинантной» мебели, которая меняла свою функцию в зависимости от способа сборки. К сожалению, его идеи в доме Наркомфина так и не реализовали.

Колористикой занимался руководитель малярного отделения университета Баухаус, профессор Хиннерк Шепер. По его задумке в ячейках присутствовал невидимый цвет — сперва стены кажутся белыми, но когда глаз привыкает, можно увидеть тонкие оттенки.

При этом одна плоскость — например, потолок — должна быть выделена плотным ярким тоном. Все эти решения служили тому, чтобы визуально увеличить пространство квартир.

Почти все материалы, использованные в проекте, были экспериментальными. Это один из первых жилых домов, построенных на железобетонном каркасе. В доме Наркомфина впервые была применены трёхслойная стена, сборные перекрытия и оригинальные системы инженерной коммуникации.

Также на территории дома находилась первая в стране прачечная, обустроенная полностью механическими стиральными машинами.

Строительство комплекса шло четыре года. В 1932 году началось заселение. Но не все идеи Гинзбурга и его команды прижились. Многим оказалось не по душе питаться в общей столовой — она проработала только до 1940 года. Зона отдыха на крыше тоже не пользовалась популярностью. Были проблемы с шумоизоляцией, экспериментальные материалы не прошли испытание временем.

К концу 1930-х годов многие жители дома Наркомфина попали под репрессии, а фасад здания начал терять свой первоначальный вид. После войны из-за нехватки жилья на месте опор достроили первый этаж. Многие трёхкомнатные квартиры стали коммунальными. Дом постепенно ветшал, капитальный ремонт откладывался, жители переезжали при первой возможности.

В 1987 году здание признали объектом культурного наследия регионального значения. В 2002, 2004 и 2006 годах всемирный фонд памятников включал дом в список 100 памятников мировой культуры, находящихся под угрозой уничтожения. Однако до реконструкции дело не доходило — у здания было слишком много разных собственников.

С 2010 года часть пустых квартир сдавали в аренду под жилые помещения, офисы и мастерские. На крыше проводили уроки по йоге, а в пентхаусе Милютина находилась кальянная.

В 2016 году проблему с собственностью удалось решить — дом полностью выкупил застройщик ООО «Лига прав». Реставрацией комплекса занялся внук Моисея Гинзбурга, архитектор Алексей Гинзбург, который хотел восстановить оригинальную планировку квартир.

В апреле 2020 года Департамент градостроительной политики Москвы сообщил о скором завершении работ. После сдачи дом Наркомфина станет жилым комплексом премиум-класса с коммерческой инфраструктурой. На месте столовой откроется кафе, на крышу вернётся общественная смотровая площадка.

Вскоре после завершения работы дом Наркомфина посетил Ле Корбюзье. Позднее он использовал некоторые идеи при проектировании жилого здания в Марселе. К примеру — концепцию двухуровневых квартир и проходящего через весь дом длинного коридора.

Конструктивизм вызывал и продолжает вызывать интерес у поколений архитекторов. Известно, что деконструктивист Рем Колхас в 1980-е годы приезжал в СССР специально, чтобы изучить сохранившиеся чертежи. Влияние прослеживается и ранних работах Захи Хадид.

#градостроительство #архитектура #урбанистика