Карта мира глазами слова или как языки называют цвета, боль и свет

Представьте себе, что вы просыпаетесь в незнакомой стране и пытаетесь описать то, что видите: небо, краску двери, отблеск на воде. Но слова у вас вдруг исчезли. Только ощущения. Как объяснить другому человеку, что небо сегодня «голубое», если в его языке для этого цвета нет отдельного слова?

Этнолингвистика - наука, которая показывает: язык не просто отражает мир, он его создаёт. Слово становится своеобразным GPS, по которому люди разных культур ориентируются в реальности.

В английском языке слова blue и green жёстко разделены. Для нас, русскоязычных, это привычно: голубой и синий - отдельные цвета. Но в ряде языков такой границы нет. Например, в вьетнамском или корейском всё, что между зелёным и синим, может называться одним словом. А в языке беринмо (Папуа–Новая Гвинея) нет привычного «зелёный» вообще, зато есть множество оттенков жёлто-коричневого - потому что именно они критичны для их быта, связанного с джунглями и землёй.

Значит, восприятие цвета напрямую зависит от того, какие слова для него есть. И когда русские дети учат «голубой шарик» и «синее море», они сразу делят мир на более тонкие оттенки, чем их сверстники в другой культуре.

Русское слово «боль» звучит одинаково, когда мы говорим о физическом ушибе или душевной ране. В японском же языке есть различие: итаи - про физическое, куруси - про внутренние страдания. А на фарси существует отдельное слово дилгири, буквально «сердце схвачено печалью».

Интересно, что в испанском можно сказать me duele el corazón («у меня болит сердце»), имея в виду тоску. Там, где в русском языке одно слово растягивается от колена до утраты любимого человека, у других культур существуют точные коды для разных измерений боли. Это влияет и на то, как люди о ней говорят: где-то - прямо и конкретно, где-то - метафорично.

Слово «свет» в русском языке удивительно многослойное. Это и физический свет, и «светская жизнь», и «весь мир» («на белом свете»). В немецком - Licht ограничивается буквально лучом. В английском light может быть и светом, и лёгкостью, но уже без идеи вселенной.

В индийских языках корень «света» часто связан с божественным: праздник Дивали - это торжество света над тьмой, где свет означает победу знания над невежеством. Для русского сознания свет - это дом, жизнь, пространство, для индийского - ещё и религиозная истина.

Психолингвистические эксперименты подтверждают: язык влияет на внимание. Носители испанского или итальянского чаще акцентируют внимание на действии («ваза упала»), а англоговорящие - на действующем лице («он уронил вазу»). То же и с цветами: русскоязычные быстрее различают оттенки синего, чем англоговорящие, потому что у нас слова уже выстроили границу.

Язык как фильтр: он решает, что считать важным, а что можно не замечать.

Можно сказать, что игра «Потолкуем?» работает на том же принципе. Вы берёте фразеологизм вроде «не лыком шит» или «сотрёт в порошок» и вдруг понимаете, что это не просто слова, а целая культурная картина. Через игру язык оживает - и становится видно, как фраза формирует мышление.

Так, «синий чулок» - это не про одежду, а про социальную роль. «Тише воды, ниже травы» - не о громкости, а о стратегии поведения. Здесь мы сталкиваемся с тем самым «ментальным инженерингом» - языком как инструментом сборки реальности.

Если представить, что все языки - это карты, то одни нарисованы карандашом, другие акварелью, третьи тушью. Где-то подробней прорисованы оттенки цвета, где-то - боли, где-то - отношений. Русский язык, со своим «светом» и «болью», ближе к символической живописи: он сразу рисует не только предмет, но и настроение.

Этнолингвистика даёт возможность заглянуть в эту «карту мира глазами слова». Мы понимаем, что нет универсального описания реальности - есть только язык, который мы унаследовали.

И, может быть, именно поэтому, когда мы играем в «Потолкуем?» и вытягиваем карту с фразеологизмом, мы на самом деле открываем ещё один кусочек этой карты. Увидеть мир по-новому - иногда достаточно одного слова.

«Потолкуем?» Да пребудет с вами сила слова