Как быстро обычно отрастают упавшие акции?

На примере трёх великих кризисов пытаемся понять, как долго продлится «портфельная» депрессия в России.

Кризисы — неизбежное явление в любой экономике. В начале 1900-х, например, их переживало большинство развитых стран. В конце 1920-х — СССР, а в конце 1990-х — Аргентина. Причины — цикличность экономики и «так сложились обстоятельства».

Жить в страхе, что просевший портфель обвалится ещё сильнее, не хочется, но точно предсказать новые потрясения вряд ли получится. Зато можно предположить, когда акции «отскочат»: через десять долгих лет, через год-два или даже скорее. Прояснить ситуацию (и отыскать надежду) попробуем с аналитиком «Финама» Юлией Афанасьевой.

Что было до: после Первой мировой войны США переживали экономический бум, строились биржи.

Торговать бумагами мог кто угодно. За восемь лет на глазах простых американцев индексы Dow Jones и S&P выросли на 500% — и новоиспечённые инвесторы поверили в лёгкий заработок. Выплаты по народным облигациям, выпущенным во время Первой мировой войны — в полтора-два раза больше, чем по банковским вкладам, — приходили регулярно. Отчасти именно это притупило страх обывателей перед биржевыми активами.

В наше время инвесторы должны обеспечивать займы другими активами на счёте. Но в 1910-х это было необязательно — поэтому кредитные деньги шли на биржу, а цены на акции росли. Брокеры были только рады зарабатывать на процентах: к 1925 году число их офисов составляло 706, а уже к 1929 году увеличилось до 1658.

С чего начался кризис: вера правительства в саморегулирование рынка себя не оправдала: закредитованность не уняла жажду лёгкой прибыли. ФРС считала, что заёмные деньги могли бы пойти на развитие страны, а не на скупку акций. Но рычагов воздействия у неё не было, и она стала повышать ключевую ставку.

К 1929 году спрос на реальные товары и услуги стал замедляться — фабрики приостанавливали производство. Безработица и потребительская задолженность росла, сельхозсектор страдал из-за засухи и падения цен на продукты.

Наконец, 25 октября 1929 года биржа рухнула: индекс Dow Jones потерял 20% в месячном выражении и ещё до открытия торгов в тот же день успел обвалиться на 4,6%. Как только биржа начала торги, американцы бросились распродавать акции, пока те окончательно не обесценились, а обесцениться могли все — независимо от секторов.

Крупные банковские игроки убеждали американцев, что рынок «отскочит», и тем самым провоцировали незначительные ценовые отскоки. Некоторые инвесторы действительно шли покупать подешевевшие бумаги. Взять кредит в тот момент было уже почти невозможно, поэтому они закладывали дома.

Чем всё закончилось: кризис продолжался 10 лет, а рынок восстанавливался больше 20.

Считается, что Великая депрессия длилась с 1929 по 1939 год. Но на полное восстановление биржевых индексов до докризисных максимумов ушло 25 лет. Самым уязвимым сектором фондового рынка был банковский: он переживал финансовые потрясения как до краха, так и после — и в 1930, и в 1933, и в 1938 году.

Некоторые бумаги в итоге перенесли крах легче остальных. Это, например, продовольственный холдинг Coca-Cola, агропромышленный комплекс Archer-Daniels и машиностроительная корпорация Deere — у бизнеса были хорошие перспективы, а компании не были перекуплены к моменту кризиса. Причём первые два игрока — из секторов, которые до краха чувствовали себя плохо.

Среди других «счастливчиков» — продавцы базовых технологий и услуг:

Что было до: США переживали экономические реформы.

В 1944 году США вместе с десятками других стран выработали международную систему денежных отношений — её назвали Бреттон-Вудской. Теперь, чтобы обменять одну валюту на другую (и для покупок, и для трансграничных расчётов), нужно было сперва перевести её в доллары. Американская валюта по сути стала мировой — и единственная подкреплялась золотом по фиксированной цене — $35 за тройскую унцию (это примерно 31,1 грамм).

К 1964 году долларовые запасы мировых центробанков достигли величины золотого запаса США. Близился момент, когда США не смогли бы обменивать доллары других стран на золото. В итоге Штаты отказались от привязки доллара к золоту, прекратили обмен своей валюты на драгметалл и к 1973 году перешли на систему с плавающим валютным курсом.

Тогда же в США завершился очередной послевоенный экономический бум. Высокая инфляция и безработица принимались за норму в большинстве развитых стран. Оптовые цены на промышленные товары росли более чем на 10% в годовом исчислении, многие материалы были в дефиците — как и запасы нефтепродуктов. Авиакомпании просили сократить число рейсов, а американцев — меньше ездить на автомобилях. Цены на нефть росли.

Биржевой рынок развивался, но уже без спекуляций.

По данным Fortune, в 1973 году в список 50 крупнейших корпораций США входили 11 нефтегазовых компаний, восемь автомобилестроителей и производителей запчастей, а также по шесть бумаг из ИТ-сектора и телекома. Самым привлекательным тем временем был нефтегазовый сектор — со средним годовым приростом свыше 180%.

С чего начался кризис: Крах Бреттон-Вудской системы девальвировал доллар, а ОПЕК ввела эмбарго на поставку нефти в США (они вместе с Великобританией, Нидерландами, Канадой и Японией поддержали Израиль в военном конфликте с Сирией и Египтом — членами ОПЕК). Всё это — на фоне растущей инфляции и медвежьего тренда на бирже (то есть тренда на снижение, который начался с января 1973 года).

«Американские инвесторы в те годы пристально следили за акциями крупнейших по капитализации компаний Нью-Йоркской биржи — их ещё называли Nifty Fifty, или „изящные пятьдесят“. В их устойчивость свято верили все, — рассказывает аналитик «Финама» Юлия Афанасьева. — Но когда они всё же упали из-за спекулятивной перекупленности, то восстанавливались медленнее рынка в целом». Исключением стала торговая сеть Walmart. Но она отросла не потому, что была устойчивее остальных. Просто её первичное размещение пришлось на середину 1972 года: рынок не успел раздуть её стоимость.

США погрузились в рецессию до 1975 года, а с ними и весь мир. С 11 января 1973 года по 6 декабря 1974 года индекс Доу Джонса потерял более 45% стоимости — один из худших показателей в его истории. Гонконгский индекс Hang Seng упал с отметки в 1800 пунктов в начале 1973 года почти до 300. Но больше всего пострадала Великобритания: Лондонская биржа во время краха потеряла сразу 73% капитализации.

Чем всё закончилось: кризис длился полтора года, рынок восстанавливался пять лет.

Немецкий индекс DAX вернулся к прежним показателям в 1975 году. Японский Nikkei — в 1976 году, китайский Hang Seng — в 1978 году. А вот британские котировки FT30 восстановились лишь к 1993 году — сказалось падение более чем на 70%.

Что было до: американцы скупали недвижимость, а банки их закредитовывали.

В девяностых и нулевых ВВП в США рос, инфляция оставалась на низком уровне, две рецессии прошли, но особых потрясений не вызвали. Правительство рассчитывало на будущий экономический всплеск, поэтому предложило ослабить контроль над банками. Так, в 1999 году отменили закон Гласса — Стиголла, который запрещал банкам заниматься инвестдеятельностью.

Одна из причин, по которой организации шли на этот риск (и, например, выдавали кредиты мигрантам), — это послабления от Комиссии по ценным бумагам. В 2004 году регулятор разрешил пяти инвестиционным банкам — Goldman Sachs, Merrill Lynch, Lehman Brothers, Bear Stearns и Morgan Stanley — раздавать кредиты независимо от объёмов имеющегося у них чистого капитала (это стоимость активов минус долговые обязательства).

Коммерческие банкиры придумали CDO — ценные бумаги, обеспеченных долговыми обязательствами. Новые финансовые инструменты типа фьючерсов и опционов никем не регулировались. Нельзя было узнать, сколько у той или иной организации производных инструментов; это усложняло оценку рисков — например, того, как скоро и почему ликвидность того или иного банка может упасть. А рейтинговые агентства по неизвестной причине присваивали долговым продуктам высокие рейтинги.

С чего начался кризис: биржи укрупнялись, а финансовые пузыри надувались.

В 2006 году Нью-Йоркская биржа стала публичной компанией. В 2007 году она объединилась с европейской Euronext, а в 2008-м купила Американскую фондовую биржу. Позже всю группу выкупила Межконтинентальная биржа (ICE) — за $8,2 млрд. Популярность набирала и онлайн-торговля.

Вскоре, впрочем, неоднократное повышение ключевой ставки со стороны ФРС замедлило темпы развития экономики. Платить по кредитам стало сложнее, а сама недвижимость при этом упала в цене: с третьего по четвёртый квартал 2005 года медианная стоимость жилья сократилась на 1%, а с четвёртого квартала 2005-го по первый квартал 2006-го — на 3,3%. Бумаги, обеспеченные долговыми обязательствами, приносили банкам убытки, уровень ликвидности этих банков падал — и пузырь недвижимости в итоге лопнул. Финансовые институты массово банкротились.

Кризис ипотечного кредитования в одних только США стал «соломинкой, сломавшей горб верблюду» и привёл в итоге к коллапсу мировой банковской системы, говорит Юлия Афанасьева. В Европе богатые также спекулировали на ценах, а бедные брали кредиты. Разрыв между обоими слоями нарастал, а экономический пузырь надувался. Правительства почти не регулировали рынки. Те, у кого были деньги, скупали бумаги, а иногда и целые банки за гроши. Остальные остались ни с чем.

Чем всё закончилось: кризис длился пять лет, рынок восстанавливается до сих пор.

С учётом разных этапов кризис длился с 2007 по 2013 год. Индекс Nasdaq вернулся к прежним уровням в марте 2011 года, поскольку быстрее вставали на ноги техсектор и промышленность. S&P и Dow Jones восстановились только в 2013 году.

Немецкий DAX восстановился к 2013 году, британский индекс — в следующем. А вот китайские и французские показатели отрасли до докризисных показателей только в 2021 году.

Легче всего пережили кризис акции из сектора развлечений — вроде McDonald’s и Coca-Cola: они практически сразу восстановились, поскольку в кризисные периоды людям нужны недорогие и понятные развлечения.

То, что те или иные бумаги сумели быстро отрасти в 1930-х, 1970-х и конце нулевых, увы, не значит, что они защитят портфель инвестора при новых кризисах, отмечает Юлия Афанасьева.

А заучивание первопричин всевозможных крахов вряд ли поможет предсказать новые. Кризис, говорит Юлия, — не сосуд, из которого однажды переливается накопившаяся жидкость. Кризис — циклический процесс и диспропорции, которые накапливаются годами.