«Россия считается источником "глупых" денег»: интервью The Bell с основателем церкви-коворкинга в США Павлом Черкашиным

Я часто слышу вопросы, которые меня как инвестора ставят в тупик. Например: «А честные ли у вас деньги?». Думаю, что большинству местных инвесторов такой вопрос не задают, потому что по умолчанию предполагают, что если ты зарегистрированный венчурный инвестор, работающий через американский банк, наверное, тебя уже проверили.

Это связано с тем, что Россия считается одним из источников «глупых», «шальных» денег, которые текут на рынок и не всегда управляются в соответствии с бизнес-приоритетами.

Я считаю, что восприятие российских денег и инвесторов, в целом, улучшилось, в том числе благодаря нам.

Есть и отрицательная сторона: если, например, выйдет кино и в нём главного отрицательного героя будут звать Павел, то на меня при встрече будут смотреть косо. Вот в этом плане в отношении к русским есть такой душок.

С другой стороны, все прекрасно знают, что русские — хорошие хакеры. Хакеры здесь по определению герои. И это создаёт некую дополнительную ауру.

Сегодня у меня был разговор с одним стартапом, они говорят, что первым делом идут к индусам, если индусы говорят, что это сделать невозможно, тогда идут к русским.

Для того, чтобы быть успешным венчурным инвестором, не нужно иметь большой капитал. В этом основная прелесть инвестиций по такому принципу. Ты управляешь чужими деньгами и зарабатываешь с прироста этого капитала. Если ты не смог прирастить капитал, то ты ничего не заработал.

В целом, только в Кремниевой долине я понял, насколько сильны предубеждения в России. Условно, ты говоришь «Дагестан», и сразу создаётся определённая аура.

В Долине все откуда-то приехали. Здесь совершенно нормально относятся ко всем, неважно, ты из Дагестана, Курдистана или Казахстана. Если ты приехал в Долину, значит, ты что-то сюда привёз: или идею какую-то крутую, или капитал, или сервис, который может помочь объединить идею и капитал.

Даже если у людей есть какие-то культурные или психологические предубеждения, во время решения деловых вопросов они исчезают. В России я эти предубеждения чувствую всегда.

Наверное, единственным случаем, когда мне отказывали в возможности инвестировать, стал случай с русскоговорящими основателями проекта. Они отказались, так как не хотели работать с инвесторами из Дагестана (партнёры Павла Черкашина по фонду GVA Capital — Магомед Мусаев и Абдул Абдулкеримов).

Для местных предпринимателей такое звучало бы дико.

Изначально у нас было $10 млн капитала, включая деньги внешних инвесторов. Сейчас у нас около $120 млн под управлением, мы вложили где-то в 40 проектов за два года. Из них десяток очень хорошо развиваются, остальные так, ни мальчик, ни девочка.

Это инвесторский жаргон, построен по такой аналогии: вот эмбрион зародился, и в течение некоторого периода непонятно, мальчик он или девочка. А после того, как у него определился пол, его уже можно считать полноценным живым существом.

Многие стартапы до конца жизни не могут определиться.

Есть такое понятие — «хакерский дом». Это когда несколько фаундеров или технарей арендуют дом, совместно живут.

Лет семь назад мы арендовали дом в Долине, полагая, что основатели наших компаний и компаний наших друзей смогут там останавливаться. Чтобы было такое место, которое можно использовать и как дом, и как офис.

Где-то через полгода я решил выяснить, почему я ни разу не оплатил свою долю аренды. Выяснилось, что баланс у дома отрицательный: денег на счету было больше, чем было нужно для оплаты аренды. Потому что люди постоянно приезжали и понемногу платили.

Четыре года назад я переехал в этот дом сам с семьей, с тремя детьми. Мы договорились, что никого не будем пускать в него в течение месяца. Меня хватило на один день.

На следующий день после приезда пришла девушка, которой было негде жить, потом приехал ещё один парень, а дня через три я обнаружил, как какой-то незнакомый человек учит моих детей прыгать с крыши гаража в бассейн.

Так появилось желание расширить и продолжить создание такого дома.

Стратегия искать перспективные российские команды и помогать им открыть бизнес в США с треском провалилась. Основная причина психологическая: мне нужны предприниматели определенного склада характера, неважно, откуда они приехали.

В Долине выживают только лучшие, здесь бинарная линия успеха: ты абсолютно неуспешен до тех пор, пока не становишься суперуспешным. А суперуспешным ты становишься, когда делаешь что-то лучше всех на Земле.

В России эта зависимость почти линейная: если ты хочешь чуть больше зарабатывать, ты чуть больше работаешь, и наоборот. Здесь так невозможно. И это создает у некоторых предпринимателей некий когнитивный диссонанс, люди чувствуют себя неудачниками и ломаются.

У нас из 40 инвестиций не больше семи вложены в проекты с русскоговорящими основателями. При этом часть из них выросла здесь.

Как только в России снова будет возможность заниматься бизнесом, я сразу соберу вещи, детей в охапку и вернусь. Сейчас нет такой возможности.

Я считаю, что в руководстве страны находятся люди, неквалифицированные с точки зрения бизнеса. Они не понимают, как работает бизнес и как развивать экономику, они не создают условия для развития малого бизнеса.

Проблема касается в том числе развития образования в сфере бизнеса. Мои родители, например, до сих пор меня считают неудачником, потому что я диссертацию так и не защитил.

Всё что происходит в бизнесе, считается спекуляцией, жизнью хапуги. Это исключительно вопрос среды, где находятся россияне. Эту среду определяет как раз государственная политика.