Дух корпоративного права на примерах регулирования отдельных корпоративных отношений
Юридический быт в своих разных сферах показывает нам, что правовое регулирование общественных отношений и их фактическое состояние часто расходятся. Если какое-либо известное положение вещей признается неудовлетворительным и с принятием его во внимание появляется представление о том, каково желательное состояние дел, то данное расхождение, обретя качество понимаемой разницы между сущим и должным, способно сообщить динамику правовому регулированию общественных отношений. При этом, конечно же, все мы понимаем, что иметь несогласие с определённым явлением ещё не значит видеть действенные меры, видеть должное. Таким образом, реактивное правовое регулирование даже на уровне самой концепции может быть неэффективным. Расхождение же между введённым регулированием и следующими за ним по времени отношениями указывает на необходимость анализа ситуации для ответа на вопрос – почему введённое регулирование не дало ожидаемого результата.
Расхождения между фактом и регулированием наиболее ярко проявляются в судебной практике. Проф. И.С. Шиткина пишет: «судебная практика позволяет оперативно реагировать на пробелы и противоречия в законодательстве, адаптировать правовые нормы к современным реалиям и обеспечивать единообразие правоприменения. Судебные решения зачастую служат импульсом к последующему совершенствованию нормативно-правовой базы, что можно рассматривать как пример успешного взаимодействия судебной и законодательной ветвей власти. С другой стороны, чрезмерное судебное нормотворчество, выходящее за рамки компетенции судебных органов, несет риски нарушения принципа разделения властей и возникновения противоречий между судебной практикой и действующим законодательством» (1).
Применительно к теме настоящей заметки стоит отметить, что помимо судебной практики оперативно реагировать на законодательные пробелы и противоречия, быть импульсом развития может не только судебная, но и правоприменительная практика вообще, в т.ч. практика ФНС и Банка России. Последние являются правоприменителями, они наделены властными полномочиями в некоторых вопросах, непосредственно сопряжённых с корпоративными отношениями. Данный потенциал может использоваться ими (как и судебной властью, между прочим) более эффективно и полезно, т.к. известно, что законотворческий процесс подразумевает тесное взаимодействие законодательной и исполнительной властей.
Расхождения между фактом и регулированием имеются и в корпоративном праве. Проиллюстрировать данное расхождение можно на свежих примерах, а именно – на юридических лицах–«матрёшках» (далее - матрёшки) и на удостоверении решения единственного участника юридического лица. Указанные два примера хорошо показывают взаимодействие законодательной власти с двумя другими ветвями власти в регулировании корпоративных отношений: вопрос с матрёшками показывает её взаимодействие с исполнительной властью, а проблема удостоверения решения единственного участника юридического лица показывает в основном взаимодействие с судебной властью.
1. Матрёшки.
Со дня введения в действие Федерального закона от 26.12.1995 № 208-ФЗ «Об акционерных обществах» (далее – Закон об АО), т.е. с 01.01.1996, в нём предусматривалось, что АО не может иметь в качестве единственного учредителя (акционера) другое хозяйственное общество, состоящее из одного лица (абз. 2 п. 2 ст. 10 Закона об АО). Впоследствии Федеральным законом от 05.02.2007 № 13-ФЗ данное положение было дополнено оговоркой «если иное не установлено федеральным законом».
Также, аналогичное положение, запрещавшее матрёшки, было предусмотрено в ст. 7 Федерального закона от 08.02.1998 № 14-ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью» (далее – Закон об ООО), тоже со дня его введения в действие, т.е. с 01.03.1998.
Данное регулирование осуществлялось в соответствии с подходом ГК РФ (ст. 66).
Федеральным законом от 24.06.2025 № 178-ФЗ регулирование сменилось на противоположное, содержащийся в ст. 66 ГК РФ запрет на матрёшки отменён, установлена их допустимость.
Федеральный закон от 07.07.2025 № 201-ФЗ внёс изменения в указанные положения законов об АО и об ООО; согласно изменениям, вступающим в силу с 01.08.2025, общество может иметь в качестве единственного учредителя (акционера, участника) другое хозяйственное общество, состоящее из одного лица, если иное не установлено федеральными законами.
Таким образом, с 01.08.2025 в России хозяйственные общества – матрёшки по общему правилу разрешены.
Разговоры о том, что запрет на матрёшки необходимо отменить, велись длительное время в профессиональных кругах и в литературе; к самим же матрёшкам имеется разное отношение как среди юристов, так и в законодательстве разных стран, по-разному решавших вопрос о допустимости матрешек.
1-м шагом к матрёшке является компания одного лица (КОЛ); когда компания является компанией одного (и именно юридического) лица, которое в свою очередь само является КОЛ, то возникает матрёшка.
В литературе отмечался рост КОЛ, а причина роста их числа объяснялась тем, что «наряду с централизацией капитала в современных условиях юридическое лицо всё в большей мере осуществляет функцию ограничения правового риска размерами вложенного имущества» (2).
Необходимо отметить, что на фактор централизации капитала можно смотреть и как на фактор объединения разными лицами капитала для ведения бизнеса (который с т.зр. матрёшек является не актуальным и сводится на нет), и как на концентрированную структуру собственности (уставного капитала), противоположную дисперсному капиталу. При юридической допустимости матрёшек второй вариант, в зависимости от условий конкретной страны, может отрицательно повлиять на состояние конкуренции, прямо способствовать росту доли государственного участия в экономической (в т.ч. предпринимательской) деятельности и негативно отразиться на развитии малого предпринимательства.
Так, известно, что условием существования монополии является наличие препятствия для выхода хозяйственных субъектов на рынок. Согласно Разъяснению ФАС России № 17 «Об отдельных вопросах анализа состояния конкуренции» (утв. протоколом Президиума ФАС России от 10.04.2019 № 3), одним из этапов анализа состояния конкуренции на товарном рынке являются определение барьеров входа на товарный рынок (подп. «ж» п. 2). К числу же таких барьеров отнесено наличие среди действующих на рынке хозяйствующих субъектов вертикально-интегрированных хозяйствующих субъектов, которые приводят к созданию барьеров выхода на рынок (подп. «г» п. 10).
Среди форм монополистических объединений (пул, ринг (корнер), картель, синдикат, трест, концерн), последние два представляют интерес с т.зр. темы настоящей заметки. В тресте юридические лица – участники (а тематически речь идёт о юридических лицах) утрачивают производственную, коммерческую и иногда юридическую самостоятельность и подчиняются единому центру управления, а в концернах формально сохраняется юридическая самостоятельность различных юридических лиц, которые объединены вокруг материнской организации, которая через долевое участие имеет финансовый контроль (3).
Вертикальная интеграция в холдинге, проблема управленческой и (или) хозяйственной (не)самостоятельности в качестве условий приводят к возможности конфликта между участником матрёшки и единоличным исполнительным органом (ЕИО), а также показывает необходимость защиты интересов третьих лиц, находящихся в отношениях с матрёшкой.
Проф. В.А. Лаптев указывает: «Структурирование группы компаний в вертикально интегрированный холдинг по принципу матрешки применяется исключительно при использовании акционерной формы корпоративной организации в интегрированных структурах ОПК. Вместе с тем при наличии субсидиарной и иной юридической ответственности контролирующих корпорацию лиц видится неактуальным запрет на создание компаний-«матрешек». Данное право должно относиться к дискреционным правомочиям учредителей (акционеров, участников) хозяйственного общества, которые вправе самостоятельно определять экономическую модель ведения ими предпринимательской деятельности и несут за это установленную законом юридическую ответственность» (4).
Корпоративно-правовая практика показала не только неактуальность запрета, но и его бездейственность: огромное количество юридических лиц фактически являлись и являются матрёшками. Разница только в том, что в состав участников хозяйственного общества – матрёшки в обход закона, искусственно, вводилось второе лицо, доля участия которого стремилась к нулю. Неудобство и лишние расходы от 2-го участника, отсутствие у него экономического интереса в участии в хозяйственном обществе и отсутствие прока от самого запретительного подхода – достаточные причины для того, чтобы отменить запрет матрёшек при условии, если обеспечить защиту интересов третьих лиц.
При внесении в Государственную Думу Федерального Собрания РФ правительственного законопроекта № 797057-8, направленного на отмену запрета на матрёшки (корректировка законов об АО и об ООО), в пояснительной записке сообщалось, что законопроект направлен на «увеличение возможностей предпринимателей по структурированию своего бизнеса», которые ограничены запретом матрёшек, что «в определённых случаях такое структурирование является удобным способом разделения видов деятельности, четкого распределения сфер ответственности менеджмента, более ясной и целесообразной организации бизнеса и т.д.». При этом правительственный законопроект предлагал в интересах третьих лиц установить условие существования матрёшки – функции ЕИО в обществе не может выполнять лицо, выполняющее такие функции в его единственном учредителе (участнике) или его единственный учредитель (участник).
Данная защитная мера была отклонена и не стала положением закона. Но она и изначально была не достаточная. Например, если в отношении единственного участника матрёшки или ЕИО матрёшки запрет предполагался, то ничего подобного не было сказано о членах совета директоров (наблюдательного совета) матрёшки. На манер «оговорки по Фрейду» это представляет собой «молчание по Фрейду»: ясное дело, что СД(НС) в матрёшке трудно представить, а тем более самостоятельный СД с условиях треста или концерна.
Длительное молчание законодателя в разрешении вопроса с матрёшками наверное имеет свои причины. Но на практике запрет матрёшек обходили все, постоянно и повсеместно, и происходило это годами. Совершалось это «при содействии» регистрирующих лиц – ФНС в отношении ООО и регистраторов – в отношении АО. Поэтому невозможно предположить, что законодатель об этом не знал. Законодательная и правительственная работа давали достаточное количество поводов и удобных случаев для того, чтобы отменить запрет матрёшек. Представляется, что внедрение более системного подхода в законодательный процесс поспособствует повышению качества законодательства и приданию ему состояния актуальности.
2. Удостоверение решения единственного участника юридического лица.
Федеральный закон от 05.05.2014 № 99-ФЗ ввел в ГК РФ ст. 67.1, положения которой касались, среди прочего, подтверждения принятия общим собранием участников хозяйственного общества решения на заседании и состав участников общества, присутствовавших при его принятии. Правило о подтверждении относилось к ПАО, непубличным АО и к ООО и говорило, что в отношении ПАО принятие решения общим собранием и состав присутствовавших участников подтверждаются регистратором, в отношении непубличных АО – удостоверением нотариусом или регистратором, в отношении ООО – нотариальным удостоверением, которое могло быть заменено на альтернативный способ, предусмотренный уставом или решением, принятым общим собранием единогласно. Казалось бы, в целом понятное регулирование, что подтвердили позиции Федеральной нотариальной палаты и Банка России.
Так, Федеральная нотариальная палата письмом от 01.09.2014 № 2405/03-16-3 направила в региональные нотариальные палаты пособие по удостоверению нотариусом принятия общим собранием участников хозяйственного общества решения и состава участников общества, присутствовавших при его принятии. Данное пособие содержало вполне ожидаемую и ясную позицию (п. 2.3) о том, что решения единственного участника ООО и единственного акционера АО не подлежат нотариальному удостоверению.
Аналогичную позицию занял и Банк России: письмом от 25.11.2015 № 06-52/10054 «О некоторых вопросах применения Федерального закона от 29.06.2015 № 210-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации и признании утратившими силу отдельных положений законодательных актов Российской Федерации» он указал (п. 9), что при принятии решений одним акционером, которому принадлежат все голосующие акции акционерного общества, требования об удостоверении решения нотариусом или регистратором, не применяются.
Однако 25.12.2019 Президиумом Верховного Суда РФ был утверждён «Обзор судебной практики по некоторым вопросам применения законодательства о хозяйственных обществах», который содержал совершенно неожиданные выводы по указанному вопросу (и не только по указанному). Согласно взгляду ВС РФ, требование о нотариальном удостоверении распространяется и на решение единственного участника (п. 3 Обзора). Позиция мотивирована тем, что нотариальное удостоверение направлено на то, чтобы «исключить фальсификацию решения, принимаемого высшим органом управления общества, и действие указанной нормы в равной мере распространяется и на решение единственного участника общества, которое также подвержено риску фальсификации».
К сожалению, ВС РФ дал ошибочное телеологическое толкование подп. 3 п. 3 ст. 67.1 ГК РФ и сразу же расширил собственное толкование с ООО на хозяйственные общества вообще, фактически распространив свои формулировки и на решения единственного участника АО. Тем самым ВС РФ в отношении неопределенного круга лиц возложил обязанности и расходы по нотариальному удостоверению решений единственного участника хозяйственного общества. Фактически произошло не толкование закона, а его установление.
Федеральный закон от 07.07.2025 № 201-ФЗ помимо «матрёшного» вопроса предусмотрел, что с 01.08.2025 в АО, все голосующие акции которого принадлежат одному акционеру, решения по вопросам, относящимся к компетенции общего собрания акционеров, принимаются этим акционером единолично, оформляются письменно, принятие таких решений не требует подтверждения путем удостоверения факта их принятия, если иное не предусмотрено уставом общества.
Само хронологическое сопоставление (но не разница во времени) могло бы предположить, что законодатель тем самым выразил своё несогласие с трактовкой, выраженной ВС РФ, проявив тем самым в действии «систему сдержек и противовесов». Однако именно разница во времени между основными событиями (2014-2019-2025), а также колоссальность этой разницы, показывают, что объяснение здесь должно быть другое. Представляется, что разрешение матрёшек и указание на необязательность нотариального удостоверения обусловлены потребностью в экономии. Во всяком случае, обозначенные изменения, с одной стороны, не праздные, а с другой стороны, ранее не было особых причин, вынуждавших затягивать с данными решениями. Поэтому со стороны они представляются как очередной этап в экономии (оптимизации расходов), как если бы таковая началась с крупных вопросов, например, реализация непрофильных активов в группах корпораций с государственным участием, и дошло до сплошного детального аудита и оптимизации расходов.
Оба примера показывают, что в регулировании корпоративных отношений законодательная, исполнительная и судебная власти имеют между собой определённую разобщённость. В заметке взяты всего лишь 2 частных случая, но и они говорят о том, что на нынешнем этапе своего развития корпоративное право не имеет своего духа, того благонамеренного и благотворного, конструктивного и конституционного объединяющего начала, которое в своём содержании последовательно раскрывалось бы в сумме всех релевантных случаев законодательной, исполнительной и судебной практики. Регулирование корпоративных отношений демонстрирует казуистичный характер и обнаруживает необходимость концептуализации и согласованности целей и детализации путей их достижения.
(1) Шиткина И.С. Значение судебной практики в российском правопорядке: критический анализ судебных актов по корпоративным спорам // Lex russica. 2025. № 4. С. 13.
(2) Кудинов О.А. Гражданское и торговое право зарубежных стран: Краткий курс. 2-е изд. – М.: Издательско-торговая корпорация «Демидов и Ко». 2016. С. 20.
(3) Кудинов О.А. Указ. соч., с. 28; Тумашев А.Р., Котенкова С.Н., Тумашева М.В. Экономическая теория в двух частях. Часть I. Введение в экономическую науку. Микроэкономика. – Казань. 2011. С. 135, 138-139.
(4) Лаптев В. А. Корпоративное управление предприятиями оборонно-промышленного комплекса: смена парадигм // Актуальные проблемы российского права. 2025. № 6. С. 79.