Часть 3. Реабилитация.
Начало здесь:
Первая выписка
Потом настали выходные. В выходные жизнь в стационаре замирает. Из персонала - только медсестры, да дежурные врачи, которых обычно не видно.
Но на выходных случилось грандиозное - мытье головы. Впервые за неделю. Это то чувство, когда возвращаешься из ванны с огромной гордостью, а остальные - поздравляют, словно после защиты диплома. Приятное чувство.
Развлечение в палате мало, ведь в выходные не было ни исследований с анализами, ни работающего буфета на втором этаже. Но главное - не было выписки.
А на выписку очень хотелось.
Причём, кандидатов на выписку нас в палате накопилось сразу 4 человека из шести.
При этом, и здоровыми нас тяжело было назвать. Если в течении недели я был ближе к состоянию овоща, то к концу недели - скорее овоща на ножках. Точнее, самодвижущегося овоща.
Мне сложно назвать критерии выписки пациента из отделения кардиохирургии, но интуиция подсказывала, что в ближайшие дни моя сюжетная ветка обретет развитие.
Нет, спустя неделю не отпускали домой (наверное, только если сильно попроситься). В моем случае - предлагали отправиться на дальнейшую реабилитацию в другой стационар. Никто не знал где он находится (звучало только абстрактное «Троицк»), ровно как и ни кто не знал, как там внутри. Даже от медперсонала не удалось получить деталей. Ровно как и не все рвались в этот самый Троицк (многие хотели просто домой).
Но для себя я точно знал - реабилитация мне нужна.
Когда ждешь возвращения сил - очень радуешься, когда силы по-настоящему возвращаются. Конечно, речь пока не шла об участии в (пара-)Олимпиаде. Самостоятельная прогулка на ЭХО-КГ в другой корпус шагов на 500 - это было серьезным показателем. Но не для здорового человека. Это было скромным достижением даже для человека, собирающегося вернуться в социум для самодостаточного существования.
Поэтому, когда в понедельник двоим из нас объявили о необходимости собирать вещи - мы открыли шампанское. Шучу, алкоголя в моей жизни, думаю, не будет еще долго. Но повод для радости точно был.
На очередной перевязке торчащий из груди синий провод просто выдернули (да так ловко, что я даже не заметил. Смотреть на сие действо я отказывался - было неприятно).
Во время сборов столкнулся с искривлением пространства-времени, с которым сталкивается любой, долго находившийся в замкнутом пространстве подобного типа. Вещи не помещались в рюкзак в котором приехали. Все потому, что за время пребывания в больнице для вещей действует принцип «клапана»: тебе могут принести передачку с продуктами, чистой одеждой и пр, а вот ты в обратную сторону отдать не можешь. Так и копится не стираное, да не съеденное.
Уезжая - отдал персоналу недопитый чай (пополнив их коллекцию недопитых чаев) и много орехов. Почему-то, в моих передачках хедлайнером были орехи, которые я почти не ем.
#14. Не добавляйте в передачки в палату незапрошенные вещи. Субъективно, от соседей по палатам про каждую третью передачку слышал «ну нафига?!». Растворимые кисели, сушки, упомянутые орехи, и прочее, прочее, прочее. Все то, что сытому человеку не захочется, и съедается только из уважения к принесшему или из соображений сохранения продуктов. Огромный совет: если ваш больной не просил что-то прямым текстом (и при этом ранее не был замечен в скромности) - не приносите ему этого.
Принесли изъятую в первый день верхнюю одежду и кроссовки, велели одеться и ждать. В куртке по отделению уже не положено ходить, поэтому получилось практически без прощаний. Немного сумбурно и в спешке.
Нас вывели во двор и направили к машине скорой помощи. Санитарки помогали нести вещи. Никто из пациентов не мог нести ничего тяжелее распечатанной выписки. Хоть и выглядели уже весьма румяными.
Итого, на восьмой день после операции и через десять дней после общего нахождения в стационаре - я впервые попал на улицу. Погода была солнечной и в целом радовала. Второй радостью было то, что везти нас собирались не в упомянутый Троицк, а в стационар в Ясенево (Литовский бульвар, 1а), находящийся в 15 минутах езды от моего дома. (Если что-то - это не было новостью в момент погрузки в машину. Примерно за сутки, узнав о возможности выбора, я попросился туда, где ближе дом).
Привезли нас в приемное отделение на распределение, взяли документы и велели ждать. То ли из-за возраста (я был самым молодым из троих приехавших), то ли из-за отсутствия послеоперационного бандажа (создающее впечатление здорового человека) - очередь моя была последней, в ожидании провел я, наверное, около часа.
Молодой парень с тележкой из супермаркета помог мне довезти вещи до моего нового жилища. Сам же я от кресла-каталки отказался.
Первая палата
Новый (для меня) стационар казался более просторным и уютным (благодаря холлу с мягкой мебелью и книгами).
Но главное, что отличало эту больницу от предыдущей - это возможность видеться с близкими. Их по-прежнему не пускали в отделение, но можно было спуститься вниз, и не выходя за турникеты - пообщаться через некое подобие заборчика. В момент, когда ко мне пришли впервые - это было состоянием абсолютного счастья.
#15. Серьезные болезни и долгая изоляция заставляют сильно пересмотреть приоритеты. Радость и счастье приносят простая и вредная (но допустимая) еда, и дорогие люди, приносящие ее. Выходить «в люди» (в холл у входа) приходилось в медицинской маске и под обещание не обниматься с приходящими. Но это обещание нарушалось в первую же секунду встречи.
Палата оказалась трехместной, с единственным жильцом. Им оказался дедушка из Дагестана, перенесший недавно удаление камней в почках, а в кардиологии бывший на плановом обследовании.
Представился он Мишей. Называл я его уважительно дядя Миша.
Худшее, что было в палате - это телевизор. Я замечательно относился к ним по отдельности: и к телевизору, и к дяде Мише. Но стоило им оказаться наедине - комнату наполнял «Час суда», или сериал про несчастную любовь, или новостные хроники. Поэтому в палате я задерживался редко.
Еще одним предметом в палате, обратившем на себя внимание был графин для воды. Чтобы его наполнить нужно было выйти в коридор к кулеру. И по весу графина я понял, что наполнить его я не смогу - слишком тяжелым. Даже наливать воду в кружку приходилось двумя руками. Я понял, что жизнь налаживается, когда спустя несколько дней все-таки смог набрать воды самостоятельно.
Людей в отделении было совсем немного (казалось, что не все палаты заняты).
Распорядок дня был примерно таким же, как и раньше: капельницы, уколы в живот, таблетки 4 раза в день. Раз в пару дней брали кровь на анализы. Иногда посылали на исследования. Вечером измеряли давление.
Показания измерений вписывали в бланк с фамилиями и датами рождений. И если в прошлом отделении я встречал примерно-ровесников, то в этом отделении ближайший ко мне возраст был равен 59 годам.
Познакомился в лечащим врачом. Сразу же спросил - можно ли будет выходить на улицу? Было обещано отпустить на прогулки по территории дней через пять при условии улучшающегося здоровья. Начало выглядело позитивным.
Спал в первую ночь плохо: кровать была непривычной и без электропривода. А мне без него было откровенно сложно подниматься. Утром на обходе пожаловался на сон. Женщины из персонала помогли вручную приподнять изголовье на небольшой угол. Стало немного лучше.
На третий день дали направление на физиолечение и лечебную физкультуру.
Поднимание палочки и несколько минут на беговой дорожке внушали надежду на скорое выздоровление.
Но к вечеру температура снова полезла вверх, лишив меня гордого звания «ходячий больной». То есть, технически я все еще передвигался самостоятельно, но не смог бы преодолеть даже коридор отделения.
Поэтому в последующие дни я устраивал косплеи Стивена Хокинга: за мной приходил кто-то из персонала с каталкой, и вез по длинному коридору к нужным кабинетам для обследований. Лечение, связанное с физическими нагрузками было отменено лечащим врачом. Вместе с этим растворилась и надежда выйти на улицу для прогулки по территории.
Возможно, причиной температуры была банальная простуда.
#16. Быть простывшим с дырой в груди плохо по двум причинам: Во-первых, каждый опыт чихания по ощущениям сравним с ударом молотка по груди. Во-вторых - выданный градусник для регулярного измерения температуры невозможно «скинуть» самостоятельно (руки еще не умеют быть такими ловкими). Каждый раз приходилось ходить на пост с просьбой «обнулить» значение.
На четвертый день дядю Мишу выписали, и одну ночь я провел один. Больница в такие моменты напоминала санаторий: трехразовое питание, в палате никого. Начал смотреть фильмы на телефоне.
Спал все еще плохо. А с температурой подъем с кровати давался с дополнительной болью. Не ожидал от персонала такой поддержки, но женщины укатили мою примитивную кровать в неизвестном направлении, привезя вместо нее кровать с электроприводом, ровно такую же, как была в прошлом отделении. Вставать/ложиться/спать стало проще.
Светлые полосы продолжали сменяться на темные с потрясающей скоростью. На пятый день подселили нового соседа. Сосед был странным, вел себя агрессивно по отношению к медсестрам (например, считая, что взять кровь - это их желание), и при каждом удобном случае говоря о том, что «из этой больницы нужно валить, пока здоров».
Больницу пациент так и не покинул, а все свободное время решил посвятить коротким видео из интернета. Наушников у пациента, разумеется, не было.
#17. Берите с собой наушники. Даже если вы негромко. Даже если думаете, что всем интересно. Даже если считаете, что никому не мешаете. Вы - мешаете.
Ночью оказалось, что у пациента имеется особая суперсила: храпеть так, чтобы это было зафиксировано сейсмографом с ближайшей метеостанции. Впервые в жизни убивать хотелось больше, чем спать. В два ночи я бросил попытки уснуть и начал смотреть фильм. В четыре утра я перебрался в коридор (там свежее), отсчитывая время до подъема персонала.
Вообще, первоначальный план получить от персонала снотворное разбился о суровые реалии ночных смен: дежурная медсестра явно спала, а заходить в их кабинет я не решился.
К 6 утра я вернулся в палату и стал дожидаться капельницы (ставили мне их каждые 6 часов: в 6, 12, 18, 24 часа).
Пришедшая медсестра спросила о том, как я спал. Я честно ответил, что не спал и предательски кивнул в сторону соседа. Медсестра с пониманием вздохнула, и уже к середине дня сосед был переведен в другую палату.
Я снова остался в палате один.
Ежедневные перевязки продолжались, но возникла неожиданная проблема: неопределенность по отношению к швам, которыми я был крепко сшит на операции. Вопрос звучал так: когда швы будут сняты? Медсестра поставила под сомнение необходимость данного действия, ссылаясь на то, что швы могли быть саморассасывающимися.
Третейским судьей должен был стать местный хирург, к которому меня направили. Хирургом оказалась милая женщина, которая взглянув под повязки подтвердила идею о том, что трогать швы не придется (спойлер: обе медработницы в своих суждениях оказались не правы - швы мне снимут примерно на тридцатый день, уже после после окончательной выписки).
На впечатлило меня в этом истории не это.
Пожалуйста, пусть он замолчит
В очереди к хирургу сидели пенсионеры-пациенты из моего отделения, и один из них выделялся особенно. Его никто не слушал, но он говорил не замолкая. Про свою профессию, про купленную дачу, про грядки, про полив, про ремонт.
Будучи самым молодым, я пропустил всех, зайдя в кабинет последним. И когда я вышел от хирурга, меня встречали как мессию. Едва увидев меня, выходящим из кабинета, с нескрываемой радостью чей-то из голосов прервал бесконечный рассказ о грядках громкой фразой «Выходит! Пойдем!»
Это было одновременно и призывом к действию (вернуться в наше отделение), и возможностью прекратить нескончаемые мемуары.
На следующее утро была привычная капельница в 6 утра, короткий сон после нее и чей-то непривычно долгий разговор прямо у двери палаты. В коридоре стоял стол и несколько стульев, на которых пациенты обычно ждали очереди на измерение давления. В этом утро по непонятной причине на стульях расположилось несколько пациентов (непонятной - потому что ждать утром было нечего, а для коллективных посиделок был комфортный холл с диванами).
Прислушавшись я понял, что происходящее в коридоре тяжело было назвать разговором из-за явного доминирования одного из голосов. Практически не сталкиваясь со встречными репликами, уже знакомый голос рассказывал про дачу, грядки и полив. «Новые уши» - понял я.
В тот же вечер мне сказали, что завтра ожидают новую партию прибывших, жителей уплотняют, поэтому мне нужно перенести свои вещи в другую палату.
У жизни странное чувство юмора, потому что меня перевели в двухместную палату, одну из коек в которой уже на протяжении нескольких дней занимал …чемпион мира по рассказам о даче, грядках и всему на свете.
Так сильно выписаться мне не хотелось с момента госпитализации.
Продолжение (финал) здесь: https://vc.ru/life/1079658-kak-mne-serdce-chinili-chast-4
Здоровья вам 🙏
Спасибо. Жду продолжения.
Если храпят то можно поставить длинное видео на телефоне у уха типа станция Челябинск-Главный часа на 3. Там и с объявленими и с шумом поездов, тележек.. И это снимает акцент на храпе и можно заснуть.