«Если вы хотите что-то изучать в 21 веке — изучайте робототехнику, в ней есть всё, чтобы создавать интересные проекты»

Идея начала у меня формироваться где-то в 2012 году. Когда появился интернет, я наблюдал, как технология, которой изначально пользовался маленький процент населения, стала всеобщей. И я подумал: «А что будет происходить дальше?»

Сейчас небольшая группа инженеров может начать создавать роботов, гаджеты. Эта индустрия станет огромным новым рынком — объёмом больше триллиона долларов. Физические устройства — это способ находить пользователей, чтобы создавать большие новые сервисы в будущем.

Робототехника становится точкой объединения физических и цифровых миров. И я люблю говорить: «Если вы хотите что-то одно изучать в 21 веке, изучайте робототехнику, потому что она объединяет все нужные предметы: программирование, инженерию, системотехнику». Всё, что нужно знать в 21 веке, чтобы создавать интересные компании.

Это была, если я не ошибаюсь, компания Double Robotics. Они создают роботов, которые передают твоё видео и аудио и перемещаются. Сейчас, например, они работают над полуавтономными функциями, чтобы ему можно было сказать: «Езжай туда», и он сам доезжал. Роботы продаются, стоят около $2000.

Они нашли уже несколько рынков: первый — это школы, если дети болеют, то робот может присутствовать за них в классе. Второй рынок — корпорации. Я вложил в них около $250 тысяч, на эти деньги они начали производство.

С точки зрения стартапов и инвестиций, там происходит много интересного. Когда я начал заниматься инвестированием в робототехнику, смотрел не только на США, смотрел на Китай. На тот момент было очень много японских роботов. Но что мне нравилось — в США намного быстрее адаптируют общую идею.

Для меня Долина по-настоящему открылась, когда я поехал учиться в Стэнфорд в 2015 году. У них есть программа для людей, которые управляют крупными бизнесами. Было много интересных выводов из этой программы, например, как устроен нетворкинг. Я всё-таки в большей степени всегда находился внутри компании, а там люди открывают себя миру.

Также там были интересные вещи, например, обязательные пробежки в шесть утра по Стэнфорду.

Было много вещей, связанных с тем, как устроен мир, как думать о себе. Они в меньшей степени пытались объяснить, как устроена классическая практика управления. Они подразумевают, что ты, наверное, уже эти вещи понимаешь.

Есть мнение, что инвесторы в Кремниевой долине работают час в день, иногда сразу находят интересный стартап, отдают ему денюжку и больше ничего не делают — это совершенно не так.

Ты постоянно смотришь на большое количество разных стартапов, анализируешь много разных бизнес-моделей и пытаешься разобраться в этом огромном мире. В мире, кажется, 500 тысяч стартапов в год создают.

Есть два момента. Первый: я внимательно посмотрел на лучших инвесторов в Кремниевой долине. Стало ясно, что многие из них успешно инвестируют уже много лет. При этом технологии очень сильно поменялись за это время, а инвесторы всё равно успешны.

Мне кажется, они очень много смотрят не только на технологии, но и на самих предпринимателей: на психологию, на поведение. У них накоплена огромная база знаний: какие бывают предприниматели, как они себя ведут, для каких видов бизнеса какой предприниматель больше подходит.

Второй фактор: ты должен постоянно бросать себе вызов новыми бизнес-идеями, новыми технологиями. Мне кажется, что топовый венчурный фонд — это команда, которая построила серьёзную машину по постоянному изучению чего-то нового. Так как это топовые фонды, их знают много людей, поэтому самые лучшие и интересные идут к ним. У них фактически создан закрытый замкнутый цикл, позволяющий им постоянно вникать в то, что происходит.

Если говорить про мир инвестирования, то могу сказать, что он очень похож на университет. Ты несколько лет работаешь на зачётку, потом зачётка работает на тебя. Люди смотрят: сделал ли ты, что обещал, или нет.

Второй фонд мы подняли в начале 2016 года. К тому моменту я уже начал думать, что мне хотелось бы посвятить этому много времени. Мы начали развивать команду в Кремниевой долине. Была идея построить всё по правильным канонам венчурного фонда. Часть денег дал я, часть дали партнёры, имена которых я раскрывать не буду.

Не потому, что я что-то скрываю. Многие из них требуют, чтобы это не разглашалось. И, соответственно, у меня это прописано в соглашениях. Есть европейские инвесторы, есть российские и даже западная публичная компания.

Если говорить немного философски, то есть вещи, которые, бесспорно, признаются всем миром. Например, то, что русские программисты самые крутые. Мне бы очень хотелось, чтобы русские инвесторы тоже стали «норм» во всём мире. И я стараюсь приложить максимум усилий к этому.

Тебе нужно постоянно меняться, совершенствоваться. Если у тебя есть научное умение учиться, умение разбирать комплексные системы, это даёт тебе большое конкурентное преимущество, чтобы хорошо инвестировать.

Конечно же, при этом надо понимать бизнес и стараться понимать людей, что непросто. Но мне кажется, что у всех русских инвесторов есть шансы стать лучшими в мире. Надо постараться это сделать.

Когда мы про них узнали, стало ясно, где можно улучшить продукт. Мы дали им массу идей, рассказали, где у них проблемы с приложением, с продуктом, что нужно сделать лучше.

Дали быструю продуктовую экспертизу в области софта. Они хотели построить очень большую компанию, им важен был опыт, связанный с построением больших ИТ-компаний.

И я высказал несколько интересных гипотез, идей, куда этот продукт можно развивать с точки зрения бизнеса. Очень многие были скептичны. Конечно, потом эту историю ретушируют и рассказывают, что «мы все верили». Нет, было очень много вопросов.

Zipline — дроны в виде самолета, которые сейчас запустили в Африке, в Руанде, которые доставляют кровь на дальние расстояния — 70 км.

Это устроено так: в каких-то отдалённых деревнях человек может отправить SMS в госпиталь, и дрон буквально через пять минут сбрасывает небольшой пакет с медикаментами. Они уже покрыли в Руанде достаточно большой процент страны.

Это Алишер Бурханович Усманов и Юрий Мильнер. Они оба показали, что можно делать интересные инвестиции. И, наверное, это такой яркий образ. Ты сам понимаешь, что многое возможно.

Если говорить про эту сделку, с моей точки зрения, она была выгодна для обеих сторон. И я думаю, что Паша (Дуров — vc.ru) тоже остался доволен.

А если говорить про «ВКонтакте», то продукт классно развивается. За последние несколько лет аудитория выросла в несколько раз, выручка выросла в несколько раз. С точки зрения именно продуктового развития, дух сохранен.

(Отвечая на вопрос о появившейся «цензуре»: удалении публикаций, судебных делах за репосты — vc.ru) Здесь надо всё-таки на ситуацию более комплексно посмотреть. У нас есть резкий скачок интернет-технологий и личных данных.

Как вообще это должно соприкасаться с человеческой жизнью, как должен быть найден баланс и для общества и для государства? Этот баланс сейчас пытаются найти как в России, так и на Западе.

Я не думаю, что это связано с одним проектом, с одним человеком. Это большой фундаментальный вопрос, на который у меня нет чёткого ответа.

Часто бывает, что когда одна из компаний чем-то заинтересовалась, этот тренд сильнее подсвечивается, и другие компании тоже начинают инвестировать туда.

Если посмотреть на Запад, там между Google, Facebook, Amazon достаточно большая конкуренция. И в этом плане нам повезло с конкурентами. Мы все очень динамичные, мы активно развиваемся. И это нормально.

Сейчас от конкуренции между MRG и «Яндексом» российский рынок сильно выигрывает в том, что мы стараемся улучшать сервисы друг друга, постоянно соревнуясь.

(Отвечая на вопрос о том, кто кого обгонит через пять лет — vc.ru) Однозначно «ВКонтакте». Я считаю, что мы динамичней развиваемся. И по продуктам, и по многим другим вещам.

Очень важная часть нашей истории — мы себя несколько раз изобретали заново. Постоянно появлялось что-то новое. А конкуренты существовали с каким-то монопродуктом, который, в принципе, позволял на нём очень долго ехать.

Мне кажется, важное свойство — обнаружить те направления, где можно найти экспорт, создать его. ИТ-бизнес — та область, у которой есть на это шанс.

У меня сейчас есть несколько российских команд, у которых я ментор, но пока я в них ещё не проинвестировал. Я за ними внимательно наблюдаю, возможно, скоро случатся сделки.

Есть вещь, которую, мне кажется, надо поменять: на Западе у предпринимателей есть глобальное видение, мы же всё-таки в большей степени настроены на локальный рынок.

Я, например, знаю, что большое количество тех же китайских интернет-компаний провели много времени в Кремниевой долине, многим вещам научились там.

Поэтому, думаю, самый правильный способ хорошо научиться играть в шахматы — играть с более сильным противником.

И поэтому, мне кажется, самый правильный механизм — это поучиться там, понять, как все устроено, и дальше активно это внедрять и развивать.

Книга, которая в последнее время произвела впечатление — «Sapiens. История человечества». Там рассказывается, как развивались человечество и технологии.

Выбирая между WhatsApp или Telegram — ICQ. Потому что я пользуюсь ICQ постоянно. Мне кажется, очень удобный мессенджер. Продукт сильно поменялся и стал очень классным.

Будем тривиальными — Илон Маск, наверное. И Джефф Безос. Помимо Amazon он делает интересные вещи в той же космонавтике, в тех же инвестициях, у него есть большая компания по инвестированию. А это примеры, которые меня сильно вдохновляют.

Я бы поговорил о том, как он постоянно пытается учиться, меняться, изучать что-то новое. Мне кажется, это самое важное.

Я думаю, что людей лучше судить по тому, как они переживают сложные ситуации, а не по тому, как они наслаждаются какими-то позитивными моментами.

На этом, кстати, Стэнфорд был очень сильно сфокусирован. Нас как раз учили пытаться понимать, как ты справляешься с тяжелыми ситуациями. Потому что как раз в них человек раскрывается.