«Утром 6 августа мы с мамой готовились поехать вместе в больницу. За несколько дней до этого мне диагностировали авитаминоз, и я отпросился с занятий в школе, чтобы пройти обследование. Во время завтрака я услышал низкий гул двигателей над головой. Уже тогда я сразу смог на слух идентифицировать B-29. Я вышел наружу, но никаких самолетов не увидел.Я был сбит с толку и взглянул на северо-восток, где разглядел в небе черную точку. Внезапно она вспыхнула шаром ослепительного света, заполнившего все вокруг. Порыв горячего ветра ударил мне в лицо; я тут же закрыл глаза и опустился на землю. А когда попытался подняться, другой порыв ветра подхватил меня, и я сильно ударился обо что-то. Что произошло дальше — не помню. Когда я, наконец, пришел в себя, то обнаружил, что лежу рядом с емкостью для пожаротушения. Почувствовав резкое сильное жжение в лице и руках, я попытался обмакнуть их в тот контейнер. От воды стало только хуже. Где-то неподалеку я слышал голос матери. "Фудзио! Фудзио!" Она подхватила меня на руки, и я отчаянно вцепился в нее. "Оно жжется, мама! Жжется!"На протяжение следующих нескольких дней я то приходил в сознание, то снова отключался. Мое лицо опухло так сильно, что открыть глаза было невозможно. Какое-то время меня лечили в бомбоубежище, затем отправили в больницу Хацукаити и в конце концов привезли домой, замотанного в бинты с головы до ног. Несколько дней я пролежал без сознания, борясь с высокой температурой. Когда же я, наконец, очнулся, поток света хлынул мне в глаза сквозь повязки, и я увидел маму, сидевшую рядом и игравшую на губной гармошке колыбельную. Мне сказали, что доживу я только до 20. Но вот он я, 70 лет спустя, и теперь мне 86. Я хочу лишь одного: забыть все это, но огромный шрам на шее каждый день напоминает мне о той бомбе. Мы не можем и дальше жертвовать драгоценными жизнями на войне. Остается только молиться — истово и беспрестанно — за мир во всем мире».