"Объект наблюдения. КГБ против Сахарова"

Борис Беленкин, Марина Голубовская, Анатолий Голубовский, Александр Даниэль, Елена Жемкова, Алексей Макаров, Никита Петров, Никита Соколов, Ирина Щербакова. 31 января 2023 года.

Прежде чем прочитать отзыв, полюбуйтесь, какое красивое издание! Среди российских издательств лично я чаще всего встречаю самые красивые публикации именно у Corpus.

После покупки боялся, что это окажется просто сборник документов (а судя по видео, они составляют примерно половину произведения ) и читать будет крайне скучно, книга окажется экспонатом на полке. Однако опасения не оправдались, на удивление, документы и комментарии к ним смогли меня захватить, чтение было очень увлекательным. Тем более сухость бесконечных отчётов компенсируется в полном смысле этого слова роскошным оформлением и россыпью фотографий.

Откуда вообще взялись материалы? Оказалось, что после смерти Андрея Дмитриевича, Елена Боннэр смогла добиться разрешения Ельцина на публикацию части сохранившихся документов по делу Сахарова. Что-то всё равно осталась засекречено, а большая часть была уничтожена ещё во времена Горбачёва. Документы опубликовали на сайте фонда Сахарова (кстати, недавно его обновили, выглядит просто потрясающе, стоит заглянуть хотя бы ради анимаций и способов взаимодействия с пользователем) и к 100-летию академика подготовили и опубликовали книгу.

Борис Николаевич Ельцин с Еленой Боннэр
Борис Николаевич Ельцин с Еленой Боннэр

С самого начала авторы пишут, что цель книги - показать слабость КГБ и продемонстрировать, что подобные времена всегда заканчиваются. Сначала я сделал вывод, что такая цель книги может быть исключительно подписью под отсутствием научного подхода и заведомой аффелированностью. Однако, из интервью создателей «Дилетанту» мне стало понятно, что это цель именно издания книги, а не научного исследования. То есть за время изучения материала историки пришли к выводу, что в КГБ над делом Сахарова работали халтурщики, изучали всё очень поверхностно. Прийдя к такому выводу, составители решили поделиться им с миром.

Самой интересной для меня оказалась глава про язык сотрудников комитета государственной безопасности. Он совершенно особенный, отличающийся от обычного русского, не соответствующий правилам пунктуации, значения слов имеют свой собственный оттенок, не такой, как в толковых словарях. Довольно явно видно, что в большинстве своём составители (сотрудники высших должностей) неграмотные люди. Прошу авторов меня простить, но далее идёт практически пересказ главы, возможно даже в какой-то степени воровство, но не поделиться я не могу.

Вот несколько характерных особенностей, часто используемых слов или выражений.

«Вкруговую» или «пустить вкруговую» — показать документ какому-то перечню людей.

«Целесообразный» — обычно употребляется в значении «имеющий цель» или «соответствующий заявленной цели, здесь же - разумный или хороший. «Ехать туда сейчас нецелесообразно».

Регулярно используется пассив: «заявлено», «докладывалось», «вызывался», «предупреждался», «профилактировался», и самое страшное: «родители которой в прошлом репрессировались».

Агенты влияния в других странах называются без кавычек «друзья».

Часто используются слова «разрабатываемый» и «связи» (о тех, с кем контактирует разрабатываемый), «инспиратор», «инстанция». Так интересно задумываться о том, как и почему сейчас эти слова вообще не встречаются. По крайней мере в моём окружении.

Если речь идёт о текстах Андрея Дмитриевича, не касающихся науки, сотрудники КГБ используют глагол «изготовить», а не «написать». Как будто изготавливается по меньшей мере бомба.

«Клеветнический» и «демагогический» - про действия Сахарова и Боннэр. «Сахаров демагогически заявляет». «Она демагогиески утверждала». «Демагогически подчеркнул». «Источники клеветнической информации».

Очень много оценочных суждений в отчётах: «враждебный документ», «политически вредного содержания», «идеологически невыдержанные». Такие формулировки использовались исключительно для того, чтобы лишний раз продемонстрировать свою лояльность режиму, правильность, отстранённость от «объекта наблюдения». При этом отстранённость выпячивается и через фразу «так называемый» и неправильное использование кавычек: «Так называемой общественной деятельностью Сахарова». «Диссидент» написано в кавычках. «Так называемая прессконференция». «Так называемое «обращение»». «Указанная «деятельность» Сахарова». «Так называемые воспоминания академика». Самый умилительный пример, когда в кавычки взято слово «вина» в предложении, где говорится, что знаменитый академик испытывает вину после изобретения столь мощного оружия. Автор текста как будто показывает, что подобное чувство ему незнакомо.

Отвращение вызывает то, что составители документов пишут не просто языком пропаганды, но и фельетона: «сборище» относительно любого собрания, встречи, митинга; «разглагольствовать», «изречь», «истерика», «шумиха», «разнузданный». Эти слова используются для обозначения пренебрежения.

Непонятно мне, почему для создания негативного окраса вместо слов «говорить» или «сказать» несколько раз писали «изрекать»: «В эти дни, - изрекал он, - когда мне…».

В некоторых случаях политическая риторика и профессиональный жаргон совмещаются: «локализация антисоветской шумихи». «Действуя по указке американского посольства в Москве». «… в г. Ленинграде провокационное сборище, которое они намеревались организовать под предлогом памяти участников восстания декабристов». «Пытались организовать провокационное сборище у памятника Пушкину».

Старомодное и легковесное слово «затея». Не подходит для языка спецслужб, но: «Комитетом госбезопасности принимаются меры по срыву провокационной затеи Сахарова и Боннэр. Эти меры предусматривают недопущение выезда Сахарова из г. Горького, а также исключение оглашения его доклада на указанной выше конференции. Если в результате замышляемой Сахаровым голодовки появится угроза его жизни, то будут приняты предусмотренные в подобных случаях меры». Как вам нравится сочетание весёлого слова «затея» и угрозы жизни?

Ну и последняя черта - во многих документах создаётся такой отеческий тон, КГБ ставят своей целью воспитать отбившегося от рук ребёнка Андрея, чтобы вновь сделать его хорошим мальчиком.

Одно из самых ярких впечатлений после прочтения - удивление от резкости изменения курса при Горбачёве. Можно ярко наблюдать, как постепенно развивалось дело Сахарова, как разрасталось количество диссидентов и их активность, увеличивалось влияние, как соразмерно множилось количество сотрудников, направляемых КГБ на борьбу с инакомыслием и непосредственно с Андреем Дмитриевичем. И вот, когда при Андропове влияние КГБ достигает своего пика за последние лет 20, когда диссидентство практически сведено к нулю - часть граждан посадили, часть выгнали из страны, часть просто рассорили между собой, казалось бы, Горбачёв выходит на сцену, когда эта проблема как будто бы полностью решена, даже Сахаров уже всерьёз задумывается над тем, чтобы снизить свою политическую активность и сосредоточиться на науке, вдруг Михаил Сергеевич открывает клетки, распахивает ворота для выгнанных, выдаёт бывшим предателям родины рупоры, ослабляет КГБ до минимума за всю историю существования организации и внедряет большую часть идей, требований и ценностей диссидентов в принципы управления страной. При этом изменение уровня влияния комитета госбезопасности заметно даже по документам, меняется даже их риторика. Как так? Раньше я думал, что все эти изменения осуществились только по причине слабости режима, давление народа было уже настолько сильным, что сопротивляться было невозможно. Но “Объект наблюдения. КГБ против Сахарова” показывает, что всё давление удалось уничтожить ещё в при предшествующих лидерах. Неужели последний генеральный секретарь ЦК КПСС просто оказался настолько приверженным принципов оттепели, что решился на столь крутые изменения? Книга, кстати, показывает, что сам Горбачёв не такой уж добряк и сам ссыльному академику тоже палки в колёса иногда вставлял.

На этом отзыв закончен. Книга мне очень понравилась, совершенно неожиданно захватила меня. Порекомендовать могу только тем, кто сильно увлечён темой диссидентства, защитой прав, перестройкой, репрессиями, Андреем Дмитриевичем Сахаровым. В заключении оставлю три вопроса, которые у меня возникли во время прочтения. Писал пару раз издательству Corpus, мне обещали ответить, но так никто и не написал.

Первый вопрос.

Авторы пишут, что КГБ раздувает очень популярный миф о том, что Сахаров занялся диссидентской деятельностью, начав с того, что ему было стыдно из-за ущерба от изобретения, он решил так свои грехи исправить.

Но разве это миф? В автобиографии Сахаров пишет о том, как начал переживать за последствия испытаний и пытаться повлиять на их сокращение и перемещение под землю, за количество жертв испытаний. Постепенно его начинают интересовать и другие проблемы граждан, он начинает за многих заступаться, к знаменитому академику начинают обращаться правозащитники, которым в помощи он не отказывает. Как раз таки эта версия противоречит созданному КГБ мифу о тлетворном влиянии жены, под воздействием которой Сахаров начал заниматься “вредной“ для страны КГБ деятельностью.

Второй вопрос.

В одном из документов Андропов пишет в ЦК, что в СССР приехал сенатор США, встречается с диссидентами, ведёт себя “плохо“, Андропов предлагает в консульство Британии об этом сообщить. Далее авторы книги комментируют, что сотрудник КГБ показывает своё абсолютное непонимание того, как устроена политическая система США, думает, что МИД может указывать сенаторам, как себя вести. Но если представить ситуацию адекватно, например, приезжает сенатор США и начинает совершать реальные хулиганские действия, дебоширит, постоянно пьяный, грубит, хамит, вредит спокойной жизни граждан. В такой ситуации руководство СССР куда должны были бы обратиться? Разве не в МИД? Разве мид не существует для связи между государствами?

Третий вопрос.

Создатель первой главы Никита Петров пишет: «Вне всякого сомнения автор письма [Марчук] выдаёт желаемое за действительное. У Сахарова и в мыслях не было отказываться от общественной деятельности, но аппаратные правила диктуют Марчуку именно такое видение ситуации, …»

При этом в автобиографии самого Андрея Дмитриевича мы можем найти такие строки:

«Необходимым условием освобождения является, как мне сообщили, заявление об отказе от продолжения антиобщественной деятельности». Я резко возразил: «Это посягательство на свободу убеждений, ломка человека, это неправомерно и несправедливо». Марчук сказал: «Излишняя концентрация на негативных явлениях, которые сейчас изживаются, может привести к вашей изоляции в академической среде — это мнение многих академиков, с которыми я говорил».

«Я повторяю свое обязательство не выступать по общественным вопросам, кроме исключительных случаев, когда я, по выражению Л. Толстого, «не могу молчать».

«Кроме того, у меня было смутное, но неприятное чувство, вызванное моим письмом М. С. Горбачеву от 23 октября, — хотя умом я и понимал, что ни в коей мере себя не унизил и не взял на себя никаких юридических обязательств, ограничивающих свободу моих выступлений в важных вопросах, когда я «не могу молчать». Более того, я и по существу не обманывал Горбачева в отношении своих действий — я действительно хотел ограничиться только важными общественными делами. Тем не менее я очень хорошо понимаю узников совести, для которых нелегко написать в качестве условия освобождения, что они не будут заниматься «антиобщественной деятельностью» (многие не написали требуемого и остались в заключении¹). Но вскоре все мои «рефлексии» отошли на задний план — неумолимый поток «свободной» жизни захлестнул нас, требуя ежедневных усилий и готовности принять на себя новую ответственность. Сил же у нас обоих сейчас гораздо меньше, чем 7 лет назад».

Так вот. Разве это не означает, что Сахаров, действительно, хотел сократить свою политическую активность? Что у него были такие мысли и он сам о них писал Горбачёву? Что Марчук не искажал информацию, как ему хотелось, а реально договорился с Андреем Дмитриевичем? Может есть какие-то источники, которые подтвердили бы слова Никиты Петрова, но он на них не сослался?

Я бы с удовольствием задал этот вопрос непосредственно автору, но не знаю, как это сделать.

Начать дискуссию