Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

«Засилье евреев! Гнилой дух! Отсутствие идеалов!» – эти слова в 1971 году положили конец легендарной московской «Второй школе». Но за 15 лет лучшие умы Союза взрастили там сотни знаменитых математиков, писателей и просто богатейших людей мира.

Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

На трибуну поднялась маленькая невзрачная женщина с пышущим ненавистью лицом – школьная учительница химии Клавдия Андреевна Круковская. Дело происходило летом 1971 года на заседании бюро райкома партии на юго-западе Москвы. На повестке дня была ситуация в знаменитой московской «Второй школе», в которой Круковская, собственно, и работала.

У партийных бонз уже несколько шкафов были завалены доносами на то, что там творилось – Круковская числилась автором большинства.

Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

Творилось в школе по тем временам как минимум странное. Учитель истории Анатолий Якобсон рассказывал детям об истинной роли Льва Троцкого в Октябрьской революции, а на досуге выпускал первый в СССР правозащитный бюллетень «Хроника текущих событий».

Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

Математик Израиль Сивашинский вел кружок по изучению иврита и боролся за право репатриации в Израиль. Физик Наум Сигаловский слушал «Голос Америки».

Наум Матусович Сигаловский
Наум Матусович Сигаловский

Тайно продолжал сотрудничать со школой профессор Евгений Дынкин, в 1967 году уволенный с мехмата за подписание письма в защиту диссидентов Александра Гинзбурга и Юрия Галанскова, обвиненных в составлении и публикации за границей сборника «Белая книга» по делу Синявского и Даниэля.

Владимир Фёдорович Овчинников<p><br /></p>
Владимир Фёдорович Овчинников


Все эти люди – крупнейшие ученые своего времени – преподавали во «Второй школе» из идейных соображений, пытаясь своими руками создать уникальное явление в советском образовании.

Их научные заслуги, впрочем, членов бюро райкома совсем не интересовали.

– При потворстве школьной администрации в школе творится невообразимое, – дрожащим голосом докладывала с трибуны Круковская.

– Засилье евреев! Гнилой дух! Отсутствие идеалов!

Круковская была хорошим учителем – других в этой школе не было. А то, что ее идеалы не совпадали с «отсутствующими идеалами» других преподавателей – так это было для школы нормой.

«Я никогда не подбирал людей, исходя из идеологических установок: для меня был важен только педагогический талант», – рассказывал впоследствии основатель и директор «Второй школы» Владимир Федорович Овчинников.

Он прекрасно знал, кто из учителей пишет доносы, и это никак не отражалось на его отношении к ним.

В школе функционировал театр, проходили публичные лекции и концерты. Таким образом, в школе образовалось сообщество неординарных учителей и учеников со свободным взглядом на мир, на окружающую действительность.

Но в советские времена всякое самостоятельное суждение в общеобразовательном учреждении не поощрялось.

К трагедии, которая развернулась при пособничестве Круковской после того заседания бюро райкома, Овчинников был тоже готов. С поста директора школы его уволили, костяк учителей ушел в течение нескольких следующих месяцев. «Странно, что нам дали проработать целых 15 лет», – говорил Овчинников. Зла он ни на кого не держал.

1971г. ШЕФУ на прощанье – макет школы
1971г. ШЕФУ на прощанье – макет школы

Однако ученики осиротевшей школы были крайне злы и поклялись с тех пор везде оставлять в укромных местах заветный код: «Крука – сука».

Когда решением райкома партии меня и несколько администраторов сняли с работы <в 1971 г.>, сначала хотели исключать из партии, потом смилостивились, оставили со «строгачом», как это называлось тогда, вспоминал Владимир Фёдорович Овчинников. И задача райкома была, конечно, сменить состав учителей. Я, когда прощался с учителями Второй школы, просил их не уходить из школы, наивно надеясь, что удастся сохранить то хорошее, что было в школе – атмосферу, высокий уровень преподавания.

Потом школа рассыпалась, осталось очень мало из того состава. Но это был уже процесс, а не акт. Очень многие остались на первых порах. И их просто выживали, очень многих, потому что боялись. Да и ребята, остававшиеся от наших времен, еще и фрондировали. Например, вывесили плакат на четвертом этаже так, чтобы все видели:

«Это школа ваша? (знак вопроса) Это школа наша!»

«Каждый выпускник непременно расскажет вам, как он прочитал эти огненные слова, эти наши мене-текел-фарес не только в курилке МГУ или физтеха, в аудитории Гарварда или Кембриджа, но и в аэропортах Франкфурта, Тель-Авива, а то какого-нибудь и вовсе Буэнос-Айреса», – рассказывал выпускник 70-го года, писатель и общественный деятель Евгений Бунимович.

Воспитанники «Второй школы» действительно уже давно разбросаны по миру: кто-то преподает в именитых университетах, кто-то работает в ведущих глобальных компаниях.

Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

«Второй школы», наверное, не было бы, если бы молодой партийный функционер Владимир Овчинников не влюбился.

Выпускник истфака пединститута, он попал по распределению в Калугу, год проработал там учителем истории, а потом начал стремительно расти по партийной линии: обком комсомола, затем переезд в Москву, в отдел пропаганды ЦК ВЛКСМ.

Но в Калуге молодой человек попал в «нежелательное окружение». Там было много тех, кого сослали «за 101-й км», в том числе диссиденты, и молодой партийный функционер подружился с ними.

Подружился он и с Ириной Зельдич, дочерью репрессированного и расстрелянного врага народа. До расстрела отца Ирина жила и училась в Москве – ее школьной учительницей была та самая «Крука-сука».

Дружба с Ириной переросла в любовь, любовь – в брак.

Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

Проработал в ЦК какое-то время, а потом меня вызвали на бюро ЦК, и небезызвестный товарищ Шелепин[4] задал мне на бюро вопрос, почему я не так женился. «Как не так?» – спросил я его. – «Ну, как же? Вы женились на дочери врага народа, – говорит, – к тому же ещё неподходящей национальности». Я ему объяснил, что это мое дело, на ком жениться и прочее, и тут же был вышиблен из ЦК.

Овчинников пошел работать в школу рабочей молодёжи. Это была школа № 48 на юго-западе Москвы. Вскоре его назначили директором обычной муниципальной школы-новостройки поблизости – осенью 1956 года туда должны были прийти первые ученики.

В те годы по требованию Н. С. Хрущёва все школы обязали вводить производственное обучение. Но в ближайших окрестностях от данной школы не было ни одного завода, зато на другой стороне Ленинского проспекта располагался целый ряд институтов Академии наук СССР.

Первый директор школы — Владимир Фёдорович Овчинников, решил обратиться в один из них — находившийся по соседству Институт точной механики и вычислительной техники, директор которого в ту пору — академик С. А. Лебедев (ныне его имя носит и сам институт), предложил устроить производственное обучение по специальности «радиомонтажник» — в ту пору достаточно редкой в городе, что уже привлекло повышенное вниманиеучащихся и их родителей к данной школе.

<p>Сергей Алексеевич Лебедев — один из основоположников советской вычислительной техники, директор ИТМиВТ, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР.</p>

Сергей Алексеевич Лебедев — один из основоположников советской вычислительной техники, директор ИТМиВТ, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской премии и Государственной премии СССР.

Позже Сергей Алексеевич предложил расширить перечень специальностей и добавить обучение по специальности «программист». Такое решение вызвало усиление физико-математического цикла (как обеспечивающего эту специальность) и приток в школу детей сотрудников расположенных на Ленинском проспекте академических институтов. Не все учителя школы физико-математического направления справлялись с новыми требованиями, поэтому было начато обновление преподавательского состава, в том числе путём привлечения родителей учащихся из институтов АН СССР в школу в качестве лекторов и преподавателей. Таким образом и появилась физико-математическая специализация школы.

Готовить предполагалось «радиомонтажников»: старшеклассники должны были паять платы для вычислительных машин, а заодно и работать на таких машинах, чтобы получить профессию «программист-оператор».

На эту перспективную специальность захотели учить детей окрестные профессора и академики – контингент, таким образом, начал подбираться качественный.

Печальный конец легендарной московской «Второй школы»
Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

Учителя Второй школы

Учителя Второй школы: (нижний ряд слева направо): Кушнир Галина Павловна (химия), Тихомирова Валерия Александровна (физика), Якобсон Анатолий Александрович (история), Сивашинский Израиль Хаимович (математика), Овчинников Владимир Федорович (директор), Раскольников Феликс Александрович (литература), Фейн Герман Наумович (завуч), Даурова Алла Ивановна (английский), Вайль Игорь Яковлевич (английский), Макеев Алексей Филиппович (география). Фотография выпуска 1969 г.

Овчинников взялся набирать учителей по своему вкусу. Пришли яркий учитель литературы Исаак Збарский, учитель математики Илья Царик,через какое-то время они начали проводить открытые уроки, на которые съезжалось полгорода.

Несколько лет спустя, в 1963-м, произошло еще одно важное событие: один из лучших в стране математиков, ученик Колмогорова Евгений Борисович Дынкин организовал при МГУ Вечернюю математическую школу (ВМШ).

Евгений Борисович Дынкин
Евгений Борисович Дынкин

Дочь Дынкина училась во «Второй школе», так что в 1964 году Овчинникову не составило труда пригласить математика читать лекции школьникам, а старшеклассникам, наоборот, давать возможность посещать ВМШ.

Дынкин был человеком энциклопедических знаний, цитировал на языке оригинала «Илиаду» и «Одиссею», знал китайские иероглифы. Все это было явлено в полном объеме ученикам «Второй школы». Также он привёл в школу большую когорту своих учеников – аспирантов и старшекурсников.

Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

Таким же образом, обучая классы своих детей, в школе поработали профессора МГУ Борис Шабат и Олег Локуциевский, физики Моисей Хайкин и Андрей Боровик-Романов, а также академик Израиль Гельфанд.

Школа очень быстро стала знаменитой, в нее было трудно поступить. Младшей школы там не было, а для поступления в любой класс, начиная с 6-го, нужно было пройти конкурс – восемь и более человек на место.

Отличников, тем не менее, в школе было мало: щедрых на пятерки учителей не наблюдалось. Например, учитель русского языка Музылев снижал оценку на балл за одну орфографическую или две синтаксические ошибки, в результате ученик вполне мог получить «минус 14». За каждую ошибку полагалось делать упражнение из Розенталя.

Израиль Моисеевич Гельфанд
Израиль Моисеевич Гельфанд

В школе было одновременно два курса математики – школьной и высшей. Высшую математику читал Виктор Левин – до войны он работал в Геттингенском университете в Германии, а вообще был учеником легендарного Годфри Харолда Харди.

В общем, Левин мог читать лекции на английском, немецком и французском. Курсов физики тоже было одновременно два, причем тот, который считался школьным, читался по учебникам Григория Ландсберга.

Не менее серьезно подходили в школе ко всем гуманитарным наукам, и даже на уроках физкультуры нагрузки были очень большими. Так, учитель литературы и завуч Герман Наумович Фейн, проводя собеседование для поступающих, говорил: «Вы, видимо, полагаете, что собираетесь поступать в физматшколу.

Это очень опасная ошибка, поэтому подумайте еще хорошенько. В действительности вы пытаетесь поступить в историко-литературную школу с физкультурным уклоном для математиков и физиков».

Владимир Фёдорович Овчинников
Владимир Фёдорович Овчинников

С середины 60-х вести факультативы во «Второй школе» рвались десятки лучших преподавателей Москвы. Это был абсолютно подвижнический интерес, желание делиться знаниями.

О кружках иврита и диссидентской деятельности своих учителей Овчинников, конечно, знал, но запрещать что-либо кому-либо было не в его правилах. Так же как не в его правилах было отказывать в поступлении в школу ученикам по каким-либо идеологическим соображениям.

После ареста в 1966 году Юлия Даниэля учился в школе, например, его сын Александр – он переехал к матери Ларисе Богораз, и ни одна другая московская школа его принимать не хотела.

Печальный конец легендарной московской «Второй школы»

После разгрома школы в 1971-м судьбы тех, кто был с ней связан, сложились по-разному. Владимир Овчинников чудом остался в профессии, а в 2002 году в возрасте 73 лет даже вернулся в кресло директора той же школы – к этому времени она уже называлась Лицей «Вторая школа».Он провел в этой должности последние 19 лет жизни.

Выпускник 72-го года Петр Авен стал одним из богатейших людей России, совладельцем «Альфа-групп».

Евгений Бунимович – депутатом и общественным деятелем,

Леонид Радзиховский, Николай Климонтович, Владимир Шаров – писателями.

Однако считается, что большинство выпускников и учителей того удивительного времени расцвета все же из страны уехали.

Учитель литературы Герман Фейн в эмиграции работал начальником русской редакции «Немецкой волны», другой учитель литературы Анатолий Якобсон стал знаменитым еврейским писателем и литературоведом.

А учитель физики Яков Мозганов создал в Израиле сеть физико-математических школ «Мофет», использовав тот опыт, который он приобрел в легендарной «Второй школе».

P.S.

«Мофет» — израильская система физико-математических школ, включая Шевах-Мофет — самую известную из подобных школ в Израиле.

История

Была создана в 1992 году педагогами из физико-математических школ бывшего СССР во главе с Яковом Мозгановым и Зеэвом Гейзелем.

В ученом совете системы школ «Мофет» известные ученые из стран бывшего СССР и Израиля (Университет «Бар Илан», Тель-Авивский университет, «Технион»). Педагоги в мофетовских школах имеют 2 и 3 академическую степени. Учащиеся мофетовских классов являются победителями и участниками всеизраильских и международных олимпиад по математике и работают по собственным оригинальным программам и методикам. Преподавание в вечерних школах ведется на иврите.

1
Начать дискуссию