Анализ произведения Джерома Дэвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи»

Анализ произведения Джерома Дэвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи»

Сэлинджер написал мало, но его знают все, причём с раннего возраста. Первый раз читают подростками, а затем перечитывают ещё несколько раз в течение жизни. Его роман «Над пропастью во ржи» остается актуальным для любого возраста. Ведь что может быть более вечным, чем развенчание — то ли среднего класса, то ли мира взрослых вообще?

Культурный контекст эпохи:

Безусловно, чтобы раскрыть вам какой-то смысл произведения «Над пропастью во ржи», нам с вами обязательно нужно углубиться в историю. Давайте начнем наш разговор с культурного контекста послевоенной Америки.

На протяжении 50-х годов в США были, во-первых, переизданы основные труды классиков европейской философии и философов-экзистенциалистов. В первую очередь я имею в виду Жан-Поль Сартра и Альбера Камю. И надо признать, что какого-то оригинального развития философские идеи экзистенциалистов не получили в Америке, однако экзистенциализм очень сильно повлиял на культурную жизнь страны. И мы видим, что Америка была готова принять в себя семя этой философии.

Второй важный аспект, характеризующий культурную среду Америки в 50-х годах, — это смена поколений писателей. Накануне Второй мировой умерли Томас Вулф и Фрэнсис Скотт Фиджеральд. Надо сказать, что и судьбы Фолкнера, Хемингуэя, Стейнбека, таких слонов американской литературы, классиков, складывались непросто. Несмотря на то, что они все пребывали в тот момент в «зените славы», и их удостоили Нобелевской премии, но у каждого уже сложился свой стиль и манера письма.

В 50-е годы все трое — Фолкнер, Хемингуэй и Стейнбек — активно исследовали философские вопросы о человеке, бытии и Боге. Они часто использовали иносказательность в своих произведениях. Например, «Старик и море» Хемингуэя, «Притча» Фолкнера и «К востоку от рая» Стейнбека — все эти произведения пронизаны символизмом и имеют христианский подтекст. Несмотря на оптимизм, который они декларировали, в них также присутствует ощущение растерянности перед новым миром, который вступал в свои права.

В конце 40-х и 50-х годов появилась группа талантливых писателей, чьи яркие дебюты определили лицо американской литературы на ближайшие десятилетия. Эти драматурги предложили американской сцене новые сюжетные линии и проблемы. Среди них можно выделить трёх авторов: Артура Миллера, Теннесси Уильямса и Эдварда Олби.

Артур Миллер написал пьесу «Смерть коммивояжёра», которая стала одним из наиболее значимых произведений своего времени. Теннесси Уильямс создал «Трамвай „Желание“», который до сих пор ставят на сценах Бродвея и Москвы. А Эдвард Олби привнёс в драматургию свой уникальный стиль, создав такие пьесы, как «Случай в зоопарке», «Кто боится Вирджинии Вулф» и «Кто такая Сильвия».

А в 60-х появится и новая американская проза. Это авторы, которые будут из года в год получать национальную книжную премию. Это самая престижная премия Соединенных Штатов. Это Сол Беллоу, Уильямс Тайрон и его большой роман «Выбор Софии». Это Джон Апдайк, который будет переосмыслять американскую действительность. Это Курт Воннегут, о котором мы с вами уже говорили. Это, безусловно, Джозеф Хеллер с его великим романом «Поправка-22». Это и Трумэн Капоте, глубоко лиричный. Это и Джон Барт, которого часто называют отцом черного юмора. Это, безусловно, и Томас Пинчен.

Я не случайно сейчас перечисляю все эти имена, потому что только в XXвеке Америка заявляет о себе как о полновесной, мощной национальной литературе, которая отныне конкурирует с немецкой, английской, русской и, естественно, французской литературами. Послевоенный Нью-Йорк стал центром культурной жизни мира. Если до войны таким центром был Париж, где можно было получить толчок для творческой карьеры, то теперь это Нью-Йорк. И это логично, ведь Соединённые Штаты, в отличие от европейских стран, экономически выиграли во Второй мировой войне. Им не нужно было восстанавливать экономику, отстраивать города и решать экзистенциальные проблемы, с которыми столкнулись европейцы.

Пятидесятые годы в США определяются как культурой всеобщего согласия или же по-другому культурой конформизма (тенденция человека подстраиваться под текущую ситуацию и общество вокруг). В то время послевоенная экономика Америки находилась на взлете, миллионы американцев покупали себе новые дома, и новые законы обеспечивали льготы ветеранам войны, и таким образом ветераны могли получить высшее образование и как бы выйти за рамки среднего класса. Ну, Великая Депрессия уже канула в лету, народные беспорядки утихли, постепенно теряется интерес к радикальным взглядам, и все больше людей смотрят не вглубь американской системы, а на сталинский режим в СССР.

То есть взгляд направлен все больше наружу, а не внутрь. Естественно, на фоне холодной войны усиливаются патриотические настроения. Многие видят необходимость защитить национальные ценности вот этой идеальной Америки. В то же время интеллектуалов беспокоит ситуация в послевоенной Америке. Не могут не напрягать вот эти вот удобства супермаркета глобального на фоне духовного обнищания.

Ну и не случайно, что именно в тот период в социологии появляются такие термины «the other directed person» и «the organization man». То есть оба этих термина, они что обозначают? Они говорят о человеке, который совершенно не способен самостоятельно размышлять, и все его действия подвержены уже заданному курсу, заданной программе. Недовольство интеллектуалов было не столько снобизмом, сколько отражением другой стороны американской жизни. Не все ветераны, вернувшиеся с войны, шли в университеты. Многие из них не могли интегрироваться обратно в общество из-за тяжёлых психологических травм. Психиатрические больницы были переполнены. Об этом пишет Кен Кизи в своём главном романе «Над кукушкиным гнездом».

Кроме того, в 50-х и 60-х годах обострились расовые конфликты, конфликты вокруг употребления наркотиков и формирования новых субкультур. Пацифистские организации, растущие как грибы после дождя на фоне страха перед Третьей мировой войной и сложных отношений с Советским Союзом, призывали граждан к неповиновению. В целом, американское общество было не таким уж стабильным. Внутри него кипели страсти. На любую силу всегда находится противосила.

Но, безусловно, одним из самых ярких представителей послевоенного поколения писателей был Джером Дэвид Сэлинджер. Несмотря на то что он не принадлежал к битническому авангарду, его дух был близок духу битников. Битники были модным молодёжным течением, которое выражало протест против американского общества, его потребительской культуры и хвастовства своими доходами. Они стремились к свободе от социальных и религиозных норм.

Стиль письма:

Лучшие произведения Сэлинджера были написаны в 50-е годы. Прежде всего, это роман «Над пропастью во ржи», изданный в 1951 году. Затем последовал сборник «Девять рассказов», опубликованный через два года после романа. Также стоит упомянуть повести, объединённые в цикл «О Глассах». И, само собой, мы бы не говорили о Сэлинджере, если бы его проза не выделялась так резко на фоне всей остальной литературы, а тем более на фоне преобладавшей в 50-е годы манеры в духе Эрнеста Хемингуэя. Я говорю о сдержанном объективистском взгляде на мир, на мир, который еще имеет возможность встать на ноги.

Стоит признать, что такие писатели, как Хемингуэй, Фолкнер и их современники, были романтиками, которые верили в возможность изменить мир. В отличие от них, Сэлинджер уже в 25 лет столкнулся с ужасами Второй мировой войны.

Ведущими формами творчества вот в рамках этой контркультуры послевоенной стала не литература отнюдь, а в первую очередь рок-музыка, подпольное кино и даже театральный хэппининг (события или ситуации, происходящие при участии художника, но не контролируемые им полностью). И задача хэппинингов и кинематографа состояла в том, чтобы завлечь воспринимающего в творческий акт. Все-таки литература, она более отстранена от потребителя. Книга самодостаточна, а вот театральная постановка уже нет. Театральная постановка не будет ждать 10, 20 или 100 лет. Театр актуален здесь и сейчас.

И, безусловно, Сэлинджер на фоне всего остального выглядит таким мудрецом, которому сама форма писательская мешает влиять непосредственно на здесь и сейчас Его писательская манера кажется нарочито нечёткой и небрежной. Его проза — это лирический поток, похожий на дневниковые записи или исповедь, которую он наспех рассказал уличному бродяге. Он уделяет огромное внимание мелким деталям, что может показаться излишним. Проза Сэлинджера кажется избыточной, но именно это делает её уникальной. Именно поэтому общение с читателем становится таким доверительным и приобретает интимный характер.

Герои Сэлинджера внешне ведут, в принципе, обычную, обыденную жизнь. Эта жизнь благополучная, сытая, но внутренне эти герои обитают в каком-то другом измерении. То есть это совершенно нормальные, обыкновенные люди внешне, которые ведут необычную внутреннюю жизнь. Кто-то называет их святыми безумцами. Кто-то считает их уродцами, но все вместе они составляют что-то вроде такого тайного братства.

«Над пропастью во ржи» считается не только одним из самых известных произведений американской литературы всего XX века, но и одним из самых скандальных. Напомню, что роман начинается с того, как Холдена Колфилда, 16-летнего юношу, исключают из очередной частной школы. Он разочарован во всём, глубоко несчастен и одинок. Поэтому он отправляется в трёхдневное путешествие по улицам Нью-Йорка, где делится своими взглядами на жизнь и размышляет об устройстве американского общества.

Несмотря на то, что, в принципе, критики достаточно положительно и тепло отозвались о романе, он все равно сразу же спровоцировал огромнейшее количество споров. Причина в том, что автор использует сленг и нецензурную лексику, а также открыто говорит о сексе. Это заставляет людей задуматься о бездуховности американцев.

И в результате, с 1962 по 1982 «Над пропастью во ржи» является самым запрещенным романом в учебных заведениях и библиотеках США. Естественно, что это только подогревало интерес широкой аудитории к произведению. То есть «Над пропастью во ржи», таким образом, становится самым настоящим бунтом против культуры конформизма и пуританства. Поэтому мы не можем не рассматривать роман вне культурно-исторического контекста США 50-х годов.

Подробно образ главного героя мы с вами разберем дальше, но сейчас поясним в двух словах. Холден никак не вписывается в рамки, которые ему предлагает общество, и это вряд ли удастся сделать, даже когда он повзрослеет. И вот это нежелание соответствовать норме, соответствовать большинству, неприятие принятых ценностей и разочарование в общественной морали – это лейтмотивы, которые красной нитью проходит сквозь весь текст. И это напрямую отражает тревожное настроение многих на самом деле американцев 50-х годов. И то, что стояло за этим словесным и внешним бунтом Холдена Колфилда, естественно, было отражение более глобальных, глубинных проблем всего американского общества того времени. Именно поэтому эта книга произвела такой взрывной эффект.

Давайте скажем несколько слов о самом Сэлинджере. Дело в том, что он вырос на Манхэттене, ему не нужно было покорять большой город, и начал он писать еще школьником. И еще до Второй мировой войны он опубликовал несколько своих рассказов.

О самой жизни автора мы знаем довольно-таки много. Важно понимать, что те маршруты, которыми гуляет Холден Колфилд, музеи, в которые часто Холден захаживает, все это детали подростковой жизни самого Сэлинджера. Он сам любил проводить время в Центральном парке, захаживал еженедельно в этот музей. Сэлинджер проводил много в одиночестве, и у него было достаточно времени на раздумья, так же, как и у Холдена Колфилда.

Отец Сэлинджера отправил его учиться в военное училище. Может показаться, что это было тяжёлым испытанием для человека с тонким характером, но на самом деле Сэлинджер провёл там время с большим удовольствием. Он изучал иностранные языки, общался со своими сверстниками, типичными представителями среднего класса американцев. Именно там он начал писать свои первые серьёзные книги — рассказы, которые впоследствии стали сюжетами для публикаций в журналах.

Надо заметить, что в Америке с журналами ситуация всегда обстояла довольно позитивно, потому что если в России вариантов с публикацией советского автора или даже современного российского вариантов не так много, то в Америке буквально у каждого университета был свой литературный журнал, и они котировались, и вот эти вот социальные лифты действительно работали и продолжают работать в Соединенных Штатах. Сэлинджер также пытается отправиться на поля Второй мировой, но сперва его не допускают, а потом он все-таки туда попадает. И уже зрелый период творчества начинается после Второй мировой войны.

В 51-м году он публикует роман «Над пропастью во ржи», который имеет оглушительнейший успех, который имеет любовь читателей просто по всему миру до сих пор. Было продано более 60 миллионов копий только за первые 50 лет существования этого романа, и «Над пропастью во ржи» входит в десятку самых популярных, читаемых, покупаемых и продаваемых романов в истории. Естественно, пальму первенства уже никому не перехватить у Библии и у Гарри Поттера, но надо признать, что «Над пропастью во ржи» стал абсолютно культовым произведением. И это книга, на которой воспитывались целые поколения американской молодежи.

И в 65-м году на пике популярности, известности Сэлинджер перестает публиковаться и начинает вести затворнический образ жизни. Последнее интервью он дает аж в 80-м году. И своим уходом он продемонстрировал на самом деле силу воли, цельность своих представлений о собственных идеалах. Он показал, что быть популярным в этом обществе — это значит не принадлежать себе.

Последние 40 лет Сэлинджер активно работал и много писал. Его романы только ждут публикации. Вопрос об авторских правах остаётся нерешённым, и, возможно, нам придётся ждать 70 лет после его смерти, чтобы увидеть эти тексты. Он умер в 2010 году, и, вероятно, мы сможем увидеть его последние работы только после 2080 года.

Таким образом, всего лишь одним произведением Сэлинджер стал иконой американской литературы и, с высокой долей вероятности, железобетонным классиком мировой литературы. В своём тексте он зафиксировал непроходящие проблемы человеческого созревания, взросления и борьбы за собственное «я».

Жанр и язык:

Почему же автор кажется таким непростым в восприятии? Давайте разбираться.

Телевиденье проживает рассвет. Рекламные слоганы кричат из каждого утюга, то есть слова становятся центром массовой культуры для пустоты, для рекламы, для того чтобы просто заполнять пространство. Они не несут никакого смысла. Язык переживает смысловой кризис. И Сэлинджер в своих текстах старается отразить невозможность вербального коммуницирования. Все творчество автора держится на некоторых паузах и умолчании. Умолчание позволяет читателю вчитывать в текст собственные смыслы и интерпретировать текст по-своему.

Слову в художественном смысле в текстах автора отведена роль второстепенная. Если мы обратим внимание на то, как Селинджер передает внутренний мир героя, то обычно он использует жесты и другие невербальные средства, чтобы нам продемонстрировать что-то. Сама оптика писателя направлена на внутренний мир героя, на его внутренний разговор. В то время как внешний мир, который в изобилии деталях, он больше направлен на проблемы материальные, далек от духовного. Действительность постоянно только и хочет что-то продать тебе, спасти от чего-то, навязать.

Умолчание для автора, да и вообще для Америки 50-х — это такой способ сохранить себя. Да и сам автор был очень молчаливым. На интервью он часто делал большие паузы. Да и если так посмотреть, его уход из социальной жизни на пике своей славы тоже можно воспринимать как уход в молчание.

Давайте разберем это «молчание» на примерах из текста:

«А когда он развязывал галстук, спросил меня, написал ли я за него это дурацкое сочинение. Я сказал, что вон оно, на его собственной кровати. Он подошел и стал читать, пока расстегивал рубаху. Стоит читает, а сам гладит себя по голой груди с самым идиотским выражением лица. Вечно он гладил себя то по груди, то по животу. Он себя просто обожал.»

Автор показывает, что эти непрекращающиеся жесты его друга Стрэдлейтера говорят нам о том, что на самом деле для Стрэдлейтера чтение не так и важно, он не отвлекается от самого себя. Автор смещает наше внимание с действия, как друг его читает и что испытывает в отношении прочитанного, на то, что он ощущает телесно.

Другой пример в продолжении прошлого, как они спорят со Стрэдлейтером из-за сочинения, они начинают говорить о девушке, к которой наш главный герой испытывает трепетные чувства. Прежде чем задать главный вопрос, Холден выдерживает паузу, ему надо собраться с духом:

«– Раз вы не ездили в Нью-Йорк, где же вы с ней были? – спросил я немного погодя. Я ужасно старался, чтоб голос у меня не дрожал, как студень. Нервничал я здорово. Видно, чувствовал, что что-то неладно.»

Перед вопросом нам передается волнение, опасение, робость. Опять же, прочитываем текст на невербальном уровне. И так в каждом разном диалоге с разными персонажами. Текст пестрит глаголами, которые описывают движение персонажей, они заполняют пустоту, в которой они не могут высказываться. Отсутствие слов порой несет большую смысловую нагрузку, чем эти слова.

Таким образом, молчание героев становится содержательным. Это характерный приём для произведений Сэлинджера. Он также встречается у Хемингуэя, но у него скрыт в подтексте. Герои говорят об одном, но читатель понимает другое. У Сэлинджера всё наоборот. Именно этот метод помогает ему показать внутренний мир героев, их переживания и душевное состояние в тексте.

Образ главного героя:

Поговорим о Холдене, о Холдене Колфилде, о главном герое романа. Ему 16 лет, то есть он уже не ребенок, но еще не взрослый. Вообще Сэлинджеру был интересен вот этот амбивалентный возраст подростка. Вот это возраст такого главного перехода. Центр как бы распутья, по которому жизнь человека может разлиться самыми разными направлениями.

Холден свободен от опеки, от ответственности. Он бродит по родному Нью-Йорку, как по пустыне, и размышляет. Он одновременно не по годам развитый, но в то же время и какой-то наивный. Его привычка врать – это такая защитная реакция от жестокости и упадка современности, как он видит современность. То есть надо понимать, что его жестокость, которая бросается в глаза и завораживает читателя, это жестокость слабого. Но и его развязанная манера общаться, обилие сленга – это попытка отстаивать свою свободу мысли в мире, в котором нет никаких ориентиров для него.

На этом же языке он рассуждает и о серьёзных вещах, которые его по-настоящему волнуют. Холден понимает, что о серьёзных вещах пристало говорить взрослым, но они делают это чопорно. Поэтому Холден будет говорить о взрослых вещах на своём, подростковом, сленге. Так он освобождает себя от языковых норм.

Он описывает сексуальную распущенность своих одноклассников, но вместе с тем описывает двоякое чувство, которое вызывается вот этой распущенностью. Он в деталях рассказывает про свою встречу с проституткой и откровенно замечает, что он вёл себя неловко, но в итоге он отказывается от её услуг.

Вот его цитата:

«Нет, не понимаю я толком про всякий секс. Честное слово, не понимаю».

Холден — противоречивый персонаж. Он неоднозначен в своих взглядах, даже когда речь заходит о войне. Его позиция расходится с общепринятыми ценностями и пропагандой, которую американские власти транслируют по телевидению. Он открыто называет себя пацифистом.

Нонконформизм Колфилда — это защитная реакция подростка. Однако этот же нонконформизм заставляет его чувствовать себя изгоем. Он не находит понимания ни у родителей, которые, кажется, совсем им не интересуются, ни у сверстников, которые считают его странным. Его не понимают и преподаватели, которые видят в нём бездельника и лентяя. За исключением одного молодого учителя, о котором я расскажу позже. И вот эта вот мрачная, упадочная среда, в которой он себя ощущает, всё это, а также суровость частной школы, в которой он живёт, такая мрачная, серая, окружающая его среда, на него тоже давят, с черствыми учителями, с этим городом, который полон, по его мнению, бездушных хищников, как он их называет.

Всё это травмирует его, всё это ещё больше влияет на его психику, даже на его детство. В итоге это приводит к бесконечному чувству одиночества, которое испытывает Холден, и даже к мыслям о самоубийстве.

«Я только встал и подошел к окну», — говорит Холден. Мне вдруг стало так тоскливо, подохнуть хотелось, честное слово.»

И вот он даже говорит об этом без какого-либо пафоса. И во многом, как мне кажется, успех этой книги заключается в том, что в ней нет никакого назидания. Мы очень ясно представляем себя на месте рассказчика и переживаем вместе с ним его одиночество, его внутреннюю тревогу, потерянность и ощущение, разорванности времени.

И, конечно же, главной чертой его нонконформизма является его нежелание взрослеть. Взросление — это значит поступиться собственными принципами, а он не готов, потому что это единственное, что у него есть.

Холден презирает брата за то, что тот не нашёл своего предназначения, а пошёл по проторённой дорожке. С одной стороны, он чувствует презрение к брату. С другой стороны, он понимает, что сам тоже не нашёл ответа на вопрос «Кто я?» и находится в таком же неопределённом состоянии. Он не может выбрать себе профессию, ему ничего не нравится, и вот что он, кстати говоря, говорит своей младшей сестре на предложение стать адвокатом:

«Понимаешь, неплохо, если они спасают жизнь невинным людям и вообще занимаются такими делами, но в том-то и штука, что адвокаты ничем таким не занимаются. Если стать адвокатом, так будешь просто гнать деньги, играть в гольф, в бридж, покупать машины, пить сухие коктейли и ходить этаким франтом. И вообще, даже если ты все время спасал бы людям жизнь, откуда бы ты знал, ради чего ты это делаешь — ради того, чтобы на самом деле спасти жизнь человеку, или ради того, чтобы стать знаменитым адвокатом, чтобы тебя все хлопали по плечу и поздравляли, когда ты выиграешь этот треклятый процесс, — словом, как в кино, в дрянных фильмах. Как узнать, делаешь ты все это напоказ или по-настоящему, липа все это или не липа? Нипочем не узнать!»

То есть, по его мнению, всякие чины, награды, привилегии, которые сопровождают любую, в общем-то, профессиональную деятельность любого человека, в корне лживы и хитроумны, и люди даже не могут отличить вымысел от реальности, искренности от обмана и живут в мире иллюзий. Вот чего боится Холден. И я думаю, что именно вот в этом размышлении кроется ответ на вопрос, почему Сэлинджер сам ушел от большой жизни. Именно в разгар, в рассвете своей карьеры писательской, в расцвете славы. Он понял, что все это ложь, что все это неправда.

Ну и возвращаясь к Холдену, вот он отвергает профессию адвоката, и в этот-то момент раскрывается главная суть романа «Над пропастью во ржи», потому что Холден начинает рассуждать о своем истинном призвании и говорит, что всё, что ему на самом деле хотелось бы делать, так это ловить детей. И не где-нибудь, а над пропастью во ржи. Вот этот отрывок:

«Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И моё дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему.»

Это притча. О чём эта притча?

Ну, внешне это история о том, что Холдену хочется защитить детей от вот этой внешней опасности взрослого мира и позволить им вечно играть в детстве. Это, в общем-то, мечта самого Холдена — остановить время, поймать момент вечной юности и никогда не взрослеть. Есть ещё один момент в романе на эту же тему, где он восхищается своей 10-летней сестрой Фиби и рассказывает об Американском музее естественной истории. И вот в этом музее всегда всё было по-старому, все экспонаты оставались на своих местах. То есть Холден хотел бы остановить время подобно тому, как оно остановлено в музее.

Но с другой стороны, эта притча о ловце детей в ржаном поле – это еще и попытка понять, что должен делать взрослый на самом деле. Ведь Холден в этой притче занимает роль демиурга, занимает роль взрослого. Он видит это поле сверху, он видит, как передвигаются дети, которые не знают, где пропасть, где кончается поле, и спасает их. Как я понимаю эту притчу, она о том, что взрослый человек должен беречь самое дорогое, сокровенное в себе и в тех детях, которые его окружают. Он должен беречь то живое, что неизбежно умирает в современном технократичном мире, в котором живет сам Сэлинджер да и мы с вами.

Во второй половине XX века в США романы о подростках и их проблемах стали одними из самых значимых и популярных в национальной литературе. Их развитие во многом было вдохновлено произведениями Фёдора Михайловича Достоевского, такими как «Записки из подполья» и «Подросток». Однако влияние оказали и другие книги. Исследователи заметили, что американская литература вышла не только из «Приключений Гекльберри Финна», но и из «Записок из подполья». То есть вот эти две книги, они, собственно, являются такими зачинателями американской традиции young adult литературы, которая только, пожалуй, что в XXI веке обрела истинно всемирную популярность.

Однако не только вышеперечисленные романы Достоевского повлияли на творчество Сэлинджера, но и, безусловно, роман «Братья Карамазовы». Кстати говоря, и если вы читали роман «Щегол» Донна Тартт, то сможете самостоятельно провести параллели между персонажами Достоевского, Сэлинджера и Тартт. Можно предположить, что Сэлинджер прочитал «Братьев Карамазовых» в раннем возрасте, так как отсылки к этому произведению встречаются уже в его ранних рассказах. Параллели между романами «Над пропастью во ржи» и «Братья Карамазовы» действительно поражают.

Если говорить о Холдене, то он очень глубокий читатель. Несмотря на то, что иногда он может показаться агрессивным, он добр к людям. Он размышляет о театре свободно, он размышляет о Лоуренс Оливье в роли Гамлета и замечает, что такому красавцу, как-то так он говорит, да, больше подошло бы играть какого-нибудь чёртова генерала, а не грустного потерянного парня. Он имеет собственное мнение, это очень сильно его отличает от сверстников.

Его любовь к чтению определяет его любимый школьный предмет — литературу. Это единственный предмет, который он сдает в школе, и учитель литературы — единственный, к кому он может обратиться за поддержкой. Его зовут мистер Антолини. и о нем рассказывается, кстати говоря, на той же странице, что и о Ржаном поле. Почему этот учитель так важен для повествования и почему его упоминание связано с главным образом романа? Потому что только мистер Антолини сохранил способность видеть мир в его истинном свете. Он замечает, что Холден может упасть в пропасть, что он на грани. Он пытается предостеречь его, понимая, что Холден может стать либо великим человеком, либо великим неудачником.

И поэтому интересно представить, каким Холден стал бы взрослым, как бы он вырос. Ведь его нонконформизм обуславливается его переходным возрастом, это понятно. И тем не менее, его вот эти упрямые детские убеждения являются, на самом деле, гораздо более убедительным показателем мудрости и зрелости, чем бессловесное, беспрекословное согласие окружающих и взрослых с тем, что им предлагает реальность, с теми ролями, шаблонами, которые они выбирают, с теми мнениями, к которым они прислушиваются и которым они вторят, и так далее. То есть Холден Коуфилд никак не вписывается в рамки, которые предлагает ему общество, и навряд ли ему удастся это сделать и тогда, когда он повзрослеет.

Проблематика:

Давайте обсудим проблематику романа «Над пропастью во ржи» и попытаемся понять его глубокий смысл. Давайте по порядку. Это роман, стилизация под повествование от первого лица шестнадцатилетнего подростка, с соответствующим лексиконом, фразеологизмами, ну и что самое интересное – с мировоззрением и этическими ценностями подросткового возраста. Можно сказать, что это вообще обобщенный персонаж-подросток, такая выжимка, квинтэссенция всего подросткового.

Рассуждения главного героя в целом достаточно банальные. Давайте будем откровенны. Временами они даже примитивны. И надо понимать, что Сэлинджер вот этим приёмом показать сознание подростка не только в его каких-то прекрасных, высоких проявлениях, но и показать, насколько оно может быть наивным, банальным и примитивным – это тоже такой очень важный приём для передачи духа персонажа.

Весь роман — это слепок с образа главного героя. Жизнь Колфилда представляется как бесконечный процесс без результата. Мы попадаем в его мир, где он стоит перед пропастью своего существования. Колфилд не ищет готовых сценариев и готовых сюжетов, он исследует неизвестное и неизведанное.

Пропасть – это образ, который отражает индивидуальность Холдена. Образ пропасти в романе «Над пропастью во ржи» отражает индивидуальность главного героя Холдена Колфилда. Только тот, кто выбирает свой собственный путь в жизни, проживает свою жизнь, а не ту, которую ему навязывают извне, может смотреть в пропасть, потому что ни одна настоящая жизнь не написана заранее.

И Холден Колфилд на протяжении всего романа, он пребывает в одном и том же процессе. Это процесс поиска «я», процесс выхода из зоны неопределенности. Это так называемое поле ржи и есть. Поле ржи, в котором ничего не видно, непонятно, где это поле начинается, где кончается, где направление в этом поле. То есть, как и вся юность в целом, когда перед тобой открыты все дороги, но проходит 2, 3, 4, 5 лет, и ты уже сидишь в офисе, загнанный человек, и у тебя уже нет ощущения власти над собственной жизнью.

То есть Холден – это ловец его «я», своей индивидуальности, и, в общем-то, он к этому фактически косвенно взывает в самом названии книги, в английском оригинале «The Catcher in the Rye», то есть это Холден-кетчер, да, он ловит не вот этих вот маленьких детей, он ловит своё я, вот что он ищет в этом поле.

И по мере чтения романа начинает казаться, что главный герой запутался в этом лабиринте поля ржи, что он никогда оттуда не выберется, а следовательно, не станет личностью, не станет самим собой, что он настолько увлёкся вот этими своими чувствами, вот этим образом, в котором он хоть как-то чувствует опору в этом мире, где нет никаких оснований для него. Кажется, что всё потеряно.

Но всё-таки Сэлинджер даёт читателю надежду. Он рассыпает по роману сцены, где мы видим Холдена Колфилда не жестоким, агрессивным подростком, а вполне себе ранимым, слабым. Сцена, где он играет с Джейн в шашки на веранде, и идёт дождь. Потом он много раз будет вспоминать, что Джен не переворачивала дамки. То есть вот такие маленькие детали, или, скажем, перчатка со стихами, трогательные воспоминания об этой перчатке, которые тоже проходят сквозь весь роман. Колфилд хочет быть сильным и взрослым, но его наивность не позволяет ему стать жёстким и бесчувственным. Именно поэтому в нём сохраняется уникальность, и внешний мир не может сломить его индивидуальность. У мира не получается адаптировать Колфилда к формуле «многие среди многих», и он остаётся самим собой.

«Над пропастью во ржи» — это гимн индивидуальности. Холден не может принять фальшивую реальность, потому что считает, что если он её примет, то она станет частью его. Его раздражает в реальности неискренность, фальшь и неестественность, которые он считает симуляцией социального. И это тяготит его.

Поэтому Сэлинджер нам через других персонажей показывает вот сложность этой амбивалентной ситуации. Что даже люди, которые, казалось бы, занимаются, скажем, творчеством, в глубине своей лицемерны.

Ну, например, есть там актёр-профессионал, и он плох, потому что он понимает, что хорошо играет. Это приводит к конфликту, ведь ценность его актёрского мастерства снижается. Хороший актёр никогда не задумывается о том, насколько он хорош. Это не имеет значения. Или там есть музыкант Эрни. Он плох, потому что он настолько хорошо играет, что уже не стремится играть для удовольствия, а хочет понравиться публике.

И именно эти персонажи и пугают Холдена. Что, оказывается, путь немногих внезапно становится путём многих. Человек может выбрать себе любую профессию и любить ее, но общество устроено так, что оно всегда требует от тебя объяснений, зачем это нужно, почему это происходит так, а не иначе. И Холден понимает, что даже если он будет музыкантом, актером, художником, аудитория все равно никогда не будет его понимать. Она сделает из него того, кого она хочет видеть. И очень сложно будет оставаться самим собой.

Сам Холден Колфилд — это герой, через призму создания которого Сэлинджер предлагает нам взглянуть на изнанку вот этого внешне холеного и блестящего, лакированного, наманикюренного мира, в котором все очень добродушно и позитивно. Автор показывает, как этот мир формируется и уничтожает всё живое и человеческое на примере обыкновенного подростка в момент, когда личность закаляется и формируется. В целом, роман «Над пропастью во ржи» о том, какими трудами стоит человеку в современном мире сохранить свою индивидуальность, сохранить свое «я».

И второй важный аспект касается как раз-таки вот этого ржаного поля, в котором Холден Колфилд взывает фактически к ничто. Он взывает к той пропасти, в которую может упасть каждый. И зов этот звучит как такой молельный вопрос о смысле собственного существования. И ответ на этот вопрос, как мне кажется, кроется в другом.

То есть в другом человеке. Другой с большой буквы. Другой – это тот, кто может тебя спасти от падения в пропасть. Другой – это тот, кто может полюбить себя и разглядеть в тебе человека. Быть другим – это значит отвлечься от самого себя. Это очень тяжело.

Поле — это горизонт событий, и вот из этого горизонта можно свернуть в пропасть. И только другой может тебя от этого спасти. Только став другим, то есть не став многим, только посмотрев на себя со стороны, что делает Холден на протяжении всего романа, ты можешь спастись и не упасть в пропасть, как все падают в пропасть. А пропасть — это что? Это смерть. Это ничто. Это бесконечная конечность. И спасётся Холден или не спасётся — это уже вопрос к читателю. Насколько мы даём ему на это право? И как мы прочитываем этот роман?

И вот тут, как мне кажется, кроется ответ на вопрос, почему убийца Леннона, почему убийца Кеннеди сразу же после совершения преступления доставали роман «Над пропастью во ржи» Сэлинджера и начинали читать. Потому что они читали эту историю как историю о том, что у человека нет выхода, что он не может выбраться с этого поля, не упав в пропасть. Но с другой стороны, этот роман можно читать и так, что на самом деле ловец людей существует, что ты сам можешь стать ловцом людей и не давать никому падать в пропасть.

Сэлинджер создал удивительно неоднозначный роман, который позволяет читателю заглянуть в самого себя, который создаёт поле дискурса, ведущего к осознанию себя как другого. Через историю Холдена мы разглядываем историю собственную. И таким образом, весь роман «Над пропастью во ржи» представляет собой такую большую притчу о человечестве второй половины XX века.

11
Начать дискуссию