Почему государства терпят поражение, а новые предприниматели часто оказываются костью в горле для старой элиты

Обзор книги Дарона Аджемоглу и Джеймса Робинсона «Почему одни страны богатые, а другие бедные» от команды MakeRight.

Почему одни страны богатые, а другие бедные? На этот вопрос пытались ответить мыслители прошлого, он занимает и современных экономистов, политологов, специалистов по общественным наукам и простых обывателей. Существует несколько теорий, которые объясняют разрыв в благосостоянии разных стран такими причинами, как географическое положение, наличие природных ресурсов, влияние культурных факторов, невежество людей, оказавшихся у власти.

В своей нашумевшей книге «Почему одни страны богатые, а другие бедные» экономисты Дарон Аджемоглу и Джеймс Робинсон предлагают иное объяснение: благосостояние государства зависит от преобладания в обществе инклюзивных или экстрактивных институтов.

Рассмотрим важные идеи книги.

Показательный пример, почему эта теория не работает, — город Ногалес, который разделен на две части стеной. Одна его часть расположена в США, округ Санта-Круз, штат Аризона, а другая в Мексике, штат Сонора. Средний доход на семью в мексиканском Ногалесе в три раза меньше, чем в Ногалесе США, большинство жителей не окончило школу, в нем высокий уровень преступности и младенческой смертности, продолжительность жизни значительно ниже, чем в американской части, инфраструктура находится в плохом состоянии, чиновники некомпетентны и коррумпированы. Город Ногалес не укладывается в теорию о влиянии географических факторов на благосостояние, ведь разные его части находятся в одном климатическом поясе.

Чем объяснить разницу в уровне жизни в одном городе? В XVI веке началась колонизация Америки. Испанцы грабили и жестоко истребляли местное население, а когда наворовали достаточно золота и серебра, создали сеть институтов, направленных на дальнейшую эксплуатацию населения. Уровень жизни был ограничен минимумом, а все, что местное население получало сверх него, изымалось. Индейцев облагали налогами, забирали земли, принуждали их к труду, заставляли покупать товары по высоким ценам. Это позволило обогатиться узкой группе испанских конкистадоров и приближенных к ним, но установленные ими правила превратили Латинскую Америку в континент с самым высоким уровнем неравенства и подорвали ее экономический потенциал.

С другой стороны, уже к началу XVIII века все английские колонии в Америке имели ассамблеи, в которых представителями были землевладельцы. И хотя эти ассамблеи не могли считаться полностью демократическими, так как в них не могли принимать участие женщины, рабы и мужчины без земли, колонисты обладали гораздо большими правами, чем жители большинства стран того времени. На основе этих ассамблей и были созданы США. В свою очередь, экономические и политические институты Мексики стали наследниками институтов, сформированных в колониальный период и ставших причиной неравенства в этой стране.

Согласно популярной теории культурного детерминизма, благосостояние народа определяется культурными факторами — религией, выработанными этическими принципами, ценностями. Одним из ее адептов был известный немецкий социолог Макс Вебер. Он считал, что главными факторами быстрого развития индустриального общества в Западной Европе были Реформация и протестантская этика. Так, согласно этой теории, Латинской Америке не светит процветание, так как ему мешают культура «маньяна», которую можно свести к выражению «никогда не делай сегодня то, что можно сделать завтра».

Теорию о влиянии культуры на благосостояние нации нельзя назвать однозначно ошибочной. Тонкость в том, чтобы понимать, как действует это влияние — культурные нормы часто поддерживают имеющиеся в стране институты.

Население обеих стран этнически однородно, но различия в жизни их граждан поразительны. Южная — богатое и развитое государство, а население Северной регулярно страдает от голода. Также данные опровергают предположение Вебера о том, что успехи наций связаны с протестантизмом. Да, Англия и Нидерланды первыми совершили прорыв, но затем к ним подтянулись и католические страны.

Третья популярная теория, объясняющая причины богатства и бедности разных стран, — так называемая теория о невежестве. Ее сторонники видят причины неравенства в том, что власть просто не обладает достаточными знаниями, необходимыми, чтобы сделать страну богатой.

Однако авторы книги подвергают эту теорию критике и указывают, что главным препятствием к проведению экономической политики для стимулирования экономического роста является не невежество людей у власти, а стимулы и проблемы имеющихся экономических институтов. Когда странам удается встать на путь устойчивого экономического роста, это происходит не потому что политики вдруг перестают заботиться о собственном материальном положении, становятся альтруистами и выбирают лучших советников, а потому, что они трансформируют имеющиеся институты.

Пример двух стран, Северной и Южной Кореи, хорошо иллюстрирует основную идею книги. Экономический успех напрямую связан с существующим типом институтов, то есть правил, по которым работает ее экономика, и экономических стимулов, которые они предоставляют гражданам страны. Авторы выделяют два типа экономических институтов: экстрактивные (от англ. to extract — «извлекать», «выжимать») и инклюзивные (от англ. inclusive — «включающие в себя», «объединяющие»).

Обязательным условием инклюзивных институтов являются защищенные права частной собственности, независимая система правосудия, отсутствие преград для участия граждан в экономической активности, свобода выбора карьеры для граждан и свобода входа на рынок для новых компаний.

Экстрактивные институты, напротив, направлены не на стимулирование экономической активности, а на выжимание максимального дохода и эксплуатацию большей части общества прослойкой элиты.

Экономический рост и внедрение инноваций требуют того, что австрийский экономист Йозеф Шумпетер называл процессом «созидательного разрушения», в ходе которого происходит замена устаревших технологий на новые, трансформируются целые отрасли, новые компании вытесняют бывших монополистов с рынка, происходит смена власти. Этот процесс — залог экономического роста, но естественно, что он пугает тех, кто не хочет терять свое положение.

Страх перед «созидательным разрушением» мешает установлению инклюзивных институтов в обществе.

Такой точкой перелома стала для европейских стран в XIV веке пандемия чумы, прозванная «Черной смертью». Практически во всех европейских странах она выкосила примерно треть населения и привела к примерно одинаковым для всех социально-экономическим последствиям — нехватке рабочей силы и стремлению крестьян избавиться от гнета феодалов. Крестьяне Западной Европы смогли объединиться и со временем добиться освобождения от феодальных повинностей, чего не удалось крестьянам Восточной Европы. В результате уже в XVII веке разрыв между Западной и Восточной Европой был огромным. На Западе крестьяне смогли стать частью рыночной экономики, а в Восточной Европе они, выполняя волю хозяев, производили то, что требовалось Западу. К таким разительным переменам привели, казалось, совсем небольшие начальные отличия: крестьяне на Востоке были немного хуже организованы, чем на Западе, а восточные феодалы, напротив, были объединены лучше, чем западные. Точка перелома, «Черная смерть», сделала эти отличия определяющими.

Первой страной, которая добилась устойчивого роста в XVII веке, стала Англия. Английские революции, в том числе гражданская война (1642–1651) и Славная революция 1688 года, привели к изменению политических и экономических институтов в сторону инклюзивности и к ограничению власти короля. Все граждане получили беспрецедентные по тем временам права, были упразднены монополии, защищены права собственности, наведен порядок в налогообложении, что стимулировало инновации.

Если даже небольшие отличия между странами в результате влияния точек перелома могут стать определяющими, что уж говорить о существенных отличиях.

В точках перелома государство может пойти по пути большей свободы для своих граждан или, напротив, сменить одну тиранию на другую.

Существует два механизма, которые ведут к росту при экстрактивных институтах.

Первый — когда элита направляет ресурсы в высокопроизводительные секторы экономики, обеспечивая лучший уровень жизни для своего населения, хотя большая часть богатства все равно перераспределяется в пользу элиты. Типичный пример экономического роста при экстрактивных институтах — экономическое развитие СССР в период с начала первой пятилетки в 1928 году и до 1970-х годов. Союз достиг высоких темпов экономического роста, так как государство перебрасывало трудовые ресурсы из неэффективного сельского хозяйства в промышленность. Для такого роста требуется политическая централизация государства. Если она есть, то у элиты возникает возможность использовать стимулы для инвестирования и поощрения экономического роста, иногда даже при помощи заимствования элементов инклюзивных институтов.

Второй механизм экономического роста при экстрактивных институтах возможен, когда власть в стране настолько уверена в своих позициях, что может позволить возникнуть инклюзивным институтам.

Это и произошло в СССР — к 1970-м годам экономический рост практически остановился. У населения не было стимулов, чтобы поддерживать экономическую активность.

Сейчас Венеция представляет собой главным образом туристический объект, куда приезжают люди, зарабатывающие деньги в других местах, но в XI–XIV веках она была процветающим и могущественным государством. В основе экономического развития Венеции были инклюзивные институты и инновации, которые оказались возможными благодаря им. Важный действовавший в Венеции того времени институт — комменда (commenda), которая предвосхитила акционерные общества и регулировала отношения между инвестором и купцом-путешественником. В Венеции развивалась торговля, появлялся новый класс предприимчивых людей, а политическая система становилась все более открытой.

Большой совет, в котором заседали представители старой аристократии, запретил комменду, вместо нее была организована система принадлежащих государству торговых галер, а граждан, которые занимались коммерцией, облагали высокими налогами. В результате международную торговлю стали контролировать семьи аристократов, процесс создания инклюзивных институтов был развернут вспять, и вскоре Венеция пришла в упадок.

Инклюзивные институты устанавливают правила и ограничивают власть элиты, ставя власть закона выше власти конкретных людей и предоставляя правовое поле, в рамках которого могут действовать участники. Такая власть закона представляет собой результат плюралистических политических порядков и не может существовать в условиях абсолютизма. Дополнительный фактор — наличие независимых СМИ.

В то же время экстрактивные институты запускают самоподдерживающий порочный круг. Борьба за власть в условиях экстрактивных институтов особенно разрушительна и зачастую приводит к огромным человеческим жертвам.

Экстрактивные политические институты практически не создают ограничений для группы лиц, обладающих властью. Это называется «железным законом олигархии». Однако он не представляет собой неизбежность. Но поменять ситуацию, как показывает история, может только одно — создание широкой коалиции, которая могла бы стать влиятельной политической силой, способной выступить против абсолютизма и создать инклюзивные институты.

Книга «Почему одни страны богатые, а другие бедные», несмотря на обилие исторических примеров, посвящена одной главной идее. Причина, почему одни страны добиваются высокого уровня благосостояния и долгосрочного экономического развития, а другие стагнируют и беднеют, заключается в том, какие политические и экономические институты в них действуют.

При экстрактивных институтах группа людей получает возможность неограниченной эксплуатации большинства населения. Экстрактивные институты запускают порочный цикл — если в результате переворота власть сменяется, новые правители получают те же неограниченные возможности для эксплуатации и льготы, которые они будут всячески пытаться сохранить.

Экономический рост в условиях экстрактивных институтов возможен, но длится он недолго, так как долгосрочный рост требует процесса созидательного разрушения, замены старых технологий и старых лидеров на новые, а это не на руку тем, кто получает выгоду от использования имеющихся технологий. Сопротивление элит изменениям мешает государству преуспевать в долгосрочной перспективе.