Первой пощечиной была желтая кофта в черную полоску. Сначала она произвела фурор, потом стала предметом смеха, а вконец – символом и почти объектом поклонения. Как только ее не называли: и кухарской распашонкой, и стягом нового времени, и одеждой для дурдома!
Главными неформалами начала XX века были, конечно, футуристы. Future – будущее; они провозгласили себя вестниками будущего, пророками идей, которые должны разбить старый мир и создать новый. Называли они себя будетлянами, исконно по-русски и по-новому коверканно-броско.
В 1912 г. поэты-футуристы сообщества "Гилея" выпустили книгу с провокационным названием: "Пощечина общественному вкусу". В книге были произведения Бенедикта Лившица, Алексея Крученых, Василия Каменского, Давида Бурлюка, Велимира Хлебникова и Владимира Маяковского. Последний был дебютантом. И дебют произвел впечатление: публике понравилась сравнительная утонченность Хлебникова и запомнилась броскость Маяковского.
В книге был издан манифест, который через полгода выпустят в виде листовки. За сим подписавшиеся поэты требовали свободы слова и свободы менять слова так, как потребует новое искусство, свободы ненавидеть язык в старой его форме, каким чтили его классики, а классиков сбросить с Парохода Современности, и слава былых – не слава, такая им не нужна – презренна и ничтожна, как венец из банных веников, а им нужна такая слава, которая создаст новый мир, поведет за собой лучшие умы, и футуристы будут глаголить с глыбы весомого "МЫ", возвышаясь над толпой со старыми клеймами и ярлыками.
Будетлян стали приглашать на выступления. Маяковскому предстояло выступить перед публикой, все еще чтящей (или делающей вид, что чтит) старые идеалы, перед этими холеными буржуями в сюртуках. Внешний вид должен был соответствовать. Кому – им, не смыслящим в новом, живущим ради накопления хлама? Новый мир не будет подражать старому. И Владимир Маяковский вышел на сцену в штанах и в желтой кофте с черными полосками. На высоком, красивом, статном Маяковском кофта не смотрелась смешно – это было ново, вызывающе, ярко, но прилично. Благородные черты лица и смуглая кожа загорелого юноши подчеркивались этим нарядом, который на любом другом смотрелся бы смешно.
Была и другая причина, по которой Владимир Маяковский оделся так броско: у него не было денег на приличный костюм. Готовясь к выступлению, Маяковский вместе с другом Лившицем отправился на рынок. Прилавки пестрели всевозможными тканями, но, как вспоминал Лившиц, Маяковскому ничего не нравилось. И вот очередной прилавок, и какая-то ярко-желтая в черную полоску бумазея приглянулась молодому поэту. Придя домой, Владимир попросил мать сшить ему плечевую одежду из этой ткани, но Александра Алексеевна решительно отказалась (что неудивительно). Но Володя настоял, сказав, что к вечеру ему нужен костюм из этой ткани, а денег на портного нет, да и на приличную одежду тоже. Что поделать! Александра Алексеевна выполнила просьбу сына, и вот уже вечером Маяковский красовался на сцене в полосатой кофте, громогласным своим голосом декламируя стихи. Эффект был ошеломляющий. Кофточка запомнилась зрителям, а новизна поэзии Маяковского и сила, с которой он бросал, как молот, свои рифмы, произвели должное впечатление.
Писатель и критик Иван Евдокимов, описывая то шокирующее, но благоприятное впечатление, что произвела эта кофта, сетовал, что не носит ее Маяковский постоянно – а ведь она вполне может быть символом футуризма.
Из футуристов не только Маяковский одевался вызывающе для того времени: кто носил китель со звездами, кто блузу, слишком похожую на женскую, кто выступал с цветком в петлице, а то и вовсе они красовались в странных шляпах и накидках, напоминающих одеяние Красной Шапочки.
Не только восторженные отклики встречал стиль футуристов. Газетчики подшучивали над нелепыми, на их взгляд, костюмами. Полиция однажды даже запретила выступление в желтой кофте. Выручил Корней Чуковский: Володя Маяковский прошел в здание в классическом костюме, а Чуковский пронес кофту, спрятав за пазухой. Переодевание за кулисами представило публике бунтаря-мыслителя вместо облагороженного пиджаком молодого человека, выглядящего как буржуа.
Публика жаждала нового, ощущение новизны было как глоток воздуха. И как необходимость. Поэзия будетлян (футуристов) создавалась в эпоху великих перемен. Это было время декаданса, когда порицаемое перестало быть порицаемым, упадническое стало модным, а костюм, казалось, только и остался воплощением прошлых идеалов и последним прибежищем классики.
Время привносит свои изменения в мышление и в стиль. И вот вчерашний хулиган Володя Маяковский красуется в новом, элегантном пальто, но все еще в какой-то оранжевой блузе. Завтра он декламирует с подмостков в ярком жилете с геометрическими узорами и в таком же ярком сюртуке, затем – в классическом однотонном костюме, в накрахмаленной рубашке, в цилиндре и с тростью, дополнив этот щегольской наряд ярким, но элегантным галстуком. Уже не хулигана лицезрела публика, а взрослого человека, ритора, способного увлечь за собой мыслящих.
Парируя со сцены, Владимир Владимирович заявлял, что отказ от ярко-желтой кофточки не означает отказ от идей, она – всего лишь одежда, и не ему, Маяковскому, а им, слушателям и зрителям нужна была эта кофта, именно ИМ, чтобы преломить их сознание. Вчера желтая кофта была заявлением, а сегодня футуристы могут показать, что под этими яркими и непривычными блузами могучие тела, вкупе с неординарным умом могущие свершить перемены.
Желтую кофту Владимир Маяковский продал в 1914 г., когда искал деньги на билет на поезд. Вместе с другими вещами он отдал ее старьевщику, но вырученных денег все равно не хватило. Нехватка денег не останавливала его в желании выделиться. Как вспоминал сам Маяковский, у него было две блузы не очень приличного вида; чтобы скрыть дыры, он подвязывал блузу атласной лентой, – к тому же это было нетривиально. Сестра Ольга сшила ему кашне из атласных лоскутков – получилось необычно и красиво. Нечем было разнообразить свой гардероб – тогда сестра подарила атласные ленты желтого цвета. Повязал на шею – фурор!
Владимир Маяковский любил желтый цвет. Может, он был напоминанием о солнечной и теплой Грузии, где Владимир жил до тринадцати лет.
Желтая кофта с черными вертикальными полосками, сшитая за неимением денег и проданная по этой же причине, стала символом своего времени. Времени, когда разрушались одни пьедесталы и возводились новые, когда титанам – писателям, поэтам, художникам – не нужно было подпирать небо, ведь новые атланты, именующие себя футуристами, раздвинули границы.