«Рационально то, что помогает человечеству выжить, — ему нужна своего рода избранная паранойя»

Ключевые идеи из книги экономиста Нассима Николаса Талеба «Шкура на кону».

Конспект подготовил MakeRight.ru — сервис, публикующий основные идеи из бестселлеров литературы по бизнесу и саморазвитию.

В своей новой книге Талеб исследует вопрос ассиметрии риска — когда одни люди перекладывают свой риск на других — тех, кто расплачивается за последствия чужих недальновидных решений своим материальным положением, здоровьем и даже жизнью.

Ещё в своих предыдущих книгах Нассим Талеб поднимал тему непрозрачности и сложности нашего мира — современные системы очень запутаны, они скрывают риск, а когда происходит событие из разряда «Чёрных лебедей» (редкое и труднопрогнозируемое событие, имеющее существенные последствия), то закон не может никого наказать. Обычный человек хрупок перед такими событиями.

Худшей проблемой современности автор считает перенос хрупкости с одной группы людей на другую — одни извлекают выгоду, а другие вынуждены мириться с потерями, хотя они ни в чём не виноваты. Из-за этого переноса закон всё дальше удаляется от этики. Похожие явления существовали всегда, но, как считает автор, сегодня дела обстоят особенно плохо.

В таких условиях нашу хрупкость может уменьшить требование ставить на кон свою шкуру. Чтобы общество функционировало нормально, мы должны понимать, насколько стороны в любой сделке рискуют, насколько ставят свою шкуру на кон.

Не должна быть приемлемой ситуация, когда тот, кто ничем не рискует, получает все преимущества в случае благоприятных последствий своих поступков, но избегает любой ответственности, в случае если последствия оказались негативными.

Но именно это произошло после банковского кризиса 2008 года — на деньги налогоплательщиков были спасены банковские гиганты, из-за которых, собственно, этот кризис и разгорелся. Банки пользуются всеми преимуществами информационной ассиметрии, но не несут никаких издержек, если всё начинает разворачиваться по негативному сценарию — они просто перекладывают риск на общество.

По мнению автора, это противоестественно и с этим нужно бороться — те, кто принимает влияющие на мир решения, должны разделять негативные последствия этих решений — они должны ставить на кон свою шкуру.

Принцип шкуры на кону помогает снизить негативное влияние ассиметрии, определить, где действия, а где пустые разговоры, где наука, а где сциентизм, где этические нормы, а где поиск лазеек в законах. Этот принцип нужен нам и на личном уровне. Шкура на кону — это очистительный фильтр, который помогает нам отделить истинное от ложного. Ведь если человек говорит одно, но его действия доказывают другое, то он не заслуживает доверия.

О том, почему нам необходимо руководствоваться принципом шкуры на кону, у автора есть несколько важных идей.

Талеб считает, что все мы подобны герою древнегреческих мифов Антею — наша сила пропадает, когда мы теряем контакт с землёй, который проявляется в принципе шкуры на кону. Когда мы ставим на кон свою шкуру, мы принимаем решения, взаимодействуем с миром и расплачиваемся за последствия принятых решений — как хорошие, так и плохие.

Проблема в том, что сейчас слишком много людей получили возможность принимать судьбоносные решения, никак не расплачиваясь за их негативные последствия. А если они не расплачиваются за негативные последствия, то и не могут сделать правильные выводы и повторяют ошибки вновь и вновь.

Так, автор приводит в пример тех, кого называет интервенционалистами, к которым причисляет неоконсерватора Билла Кристола и журналиста Томаса Фридмана, активно поддерживающих введение американских войск в Ирак и смену режима в Ливии, где сейчас расцвела настоящая работорговля.

По мнению Талеба, люди, которые голосуют за войну и призывают к ней, должны ставить на кон свою шкуру — они должны отправиться на неё сами или отправить на неё своих сыновей. Но интервенционалисты отправляют на неё других, а сами живут в богатых районах, наслаждаясь всеми благами цивилизации и ни в чём не испытывая лишений.

И так как они не могут ощутить ущерб от своих действий, то и не извлекают из них уроков. Плохой пилот не будет летать долго — он найдёт свою судьбу где-то на дне Атлантики, и его действия смогут повредить лишь ограниченному количеству людей.

Но те, кого не касаются негативные последствия их решений, не сделают правильные выводы. За их ошибки расплачиваются другие люди, нередко ценой своей жизни и жизни своих близких.

И беда нашего времени, по мнению Талеба, в том, что у нас образовался целый класс таких людей — так в нашем обществе нарушаются механизмы отсеивания и эволюции — люди, принимающие плохие решения, остаются на своих местах, повторяют свои ошибки вновь и вновь, они не рискуют, но перекладывают свой риск на других.

В основе бюрократии Талеб видит тот же принцип — человек удобно отделён от последствий своих действий.

В прошлом выдающиеся люди шли на риск — и зачастую они принимали гораздо больше рисков, чем обычные граждане — императоры умирали в сражениях, возглавляя свои войска. Талеб приводит данные, согласно которым меньше трети римских императоров дожили до преклонного возраста. Как отмечает автор, даже сегодня легитимность монархов требует физического риска. Так, второй сын английской королевы Елизаветы II Принц Эндрю воевал в Фолклендской войне, и его вертолёт был на передовой.

По мнению автора, система без механизма шкуры на кону, в которой будет постоянно нарастать ассиметрия и диспропорция, рано или поздно взорвётся (если вообще выживет), что приведёт к последствию подобному банковскому коллапсу в 2008 году.

После кризиса правительства спасали крупные банки, из-за которых и произошёл кризис, вливая в них огромные суммы денег налогоплательщиков. Как отмечает Талеб, к счастью, после кризиса рискованный бизнес переместился к более децентрализованным структурам вроде хедж-фондов, владельцы которых рискуют не только средствами клиентов, но и своими, то есть ставят на кон свою шкуру.

Принцип шкуры на кону, по мнению автора, это то, что нужно современному обществу для восстановления симметрии между взаимодействиями людей. Законы Хаммурапи, созданные около 3800 лет назад предполагали установление такой симметрии.

Один из них звучал так: «Если строитель построил человеку дом и свою работу сделал непрочно, а дом, который построил, рухнул и убил хозяина, то этот строитель должен быть казнён. Если он убил сына хозяина, должны убить сына этого строителя».

Несмотря на кажущуюся жестокость, цель этого закона не в том, чтобы казнить всех направо и налево, а в том, чтобы спасать жизни, которые могут пострадать из-за плохой работы строителей. По мнению Талеба, это лучшее правило управления риском.

Как отмечает автор, это не значит, что нужно вернуть гильотину для банкиров, но наши системы должны быть построены на принципе шкуры на кону — тот, кто принимает решения, должен нести ответственность за их последствия, а обычные люди должны быть защищены от действий подобных людей.

Многие знают о Золотом правиле: «Поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой».

По мнению Талеба, претворению этого правила в жизнь мешает то, что мы часто не знаем, что будет хорошо для другого человека, но вот, что будет плохо, мы знаем. Поэтому автор предлагает альтернативу Золотому правилу — Серебряное правило: «Не поступай с другими так, как не хочешь, чтобы поступали с тобой».

Автор расширяет это правило: «Не принимайте советы от того, кто не понесёт наказания за их последствия».

Талеб отмечает, что в современном мире преобладает некое модернистское мышление, которое он называет интеллектуализмом и определяет как веру в то, что можно отделить действие от результатов этого действия, что можно отделить теорию от практики и что всегда можно исправить сложную систему с помощью иерархического подхода, то есть сверху вниз.

В этом смысле, по мнению Талеба, чтобы отсеять истинное знание от интеллектуализма, мы должны руководствоваться правилом: «Тот, кто говорит, должен делать, и только тот, кто делает, должен говорить». (Автор делает исключения для математики, поэзии, искусства, философии).

Автор приводит пример из жизни. Раньше в нью-йоркских пригородных поездах у стены были выступы, на которых было удобно ставить напиток, пока читаешь книгу. Но затем в ходе модернизации дизайнер ради улучшения внешнего вида решил наклонить эти выступы, и теперь на них стало невозможно держать напиток.

По мнению Талеба, проблема в том, что дизайнер сам не ездил на этих поездах, его интересовало не удобство пассажиров, а стремление впечатлить других дизайнеров. У него не было шкурного интереса сделать поезд удобным.

Принцип шкуры на кону связан с самой мощной мотивацией. Если архитектора здания заставят переехать в него со всей семьёй, то в его интересах будет, чтобы это здание было самым надёжным, удобным и сделанным из лучших материалов.

Если запретить чиновникам от образования отправлять своих детей учиться за границу или в элитные школы, а сделать необходимым условием их пребывания на посту обучение их детей в обычных образовательных школах, они будут заинтересованы в максимальном улучшении качества отечественного образования. Без шкуры на кону мы халтурим, мы глупеем и теряем мотивацию.

Так, автор приводит в пример наркоманов, которые, когда дело доходит до того, чтобы раздобыть наркотики, способны на самые хитроумные уловки. Когда они проходят реабилитацию, то часто говорят что, если они будут тратить хотя бы половину этой ментальной энергии на зарабатывание денег, то гарантированно станут миллионерами. Но когда они преодолевают своё пристрастие, то все их чудесные силы испаряются. Когда у нас нет шкуры на кону, мы тупеем.

Кроме этого, по мнению автора, если владелец компании даёт ей своё имя, то, несмотря на критиков, обвиняющих его в эгоцентризме, этим он показывает, что ставит на кон свою шкуру — ему есть, что терять, ведь он рискует своим именем.

Но принцип шкуры на кону не только позволяет нам отделить истинное от ложного, он становится критерием настоящей жизни.

Талеб рассказывает, как однажды был на званом ужине и увидел там необычного гостя по имени Дэвид. Как он позже узнал, это был известный иллюзионист Дэвид Блэйн. Неожиданно во время обеда иллюзионист вытащил нож для колки льда и проткнул им ладонь.

Как позднее оказалось, это был не просто фокус — в конце вечеринки автор увидел носовой платок в руке Блэйна, которым тот зажимал кровоточащую рану — он на самом деле проткнул руку ножом. После того как Талеб понял, что Блэйн действительно рисковал, он стал относится к нему по-другому — иллюзионист стал реальным. А когда через несколько месяцев они снова встретились, автор увидел шрам на ладони Блэйна.

Талеб уверен, что жизнь состоит в том, чтобы жертвовать собой и принимать на себя риски, а без этого жизнь — не жизнь, а жалкое существование.

Талеб советует остерегаться того, кто советует вам что-то сделать, уверяя, что это будет полезно для вас, если это будет так же полезно и для него, но при этом возможный ущерб его никак не затронет.

Автор приводит древнюю пословицу: «Поймав черепаху, сам её и ешь». Источник пословицы — история о группе рыбаков, поймавшей много черепах. Когда они приготовили их, то обнаружили, что те не особо вкусны и никто не хотел их есть. Мимо проходил бог Меркурий — рыбаки решили скормить ему черепах, которых не хотели есть сами. Но бог быстро это понял и заставил каждого рыбака съесть черепаху, установив принцип: если кормишь чем-то другого, ешь и сам.

Как отмечает Талеб, история о черепахах — это архетипическое описание всех сделок. На практике сам автор убедился, что если кто-то очень настойчиво рассказывает вам о чём-то как о безусловном благе, скорее всего, это не такое уж благо для вас, зато для другой стороны это точно благо. И возможно, что, прикрываясь добрыми советами, другой человек «впаривает» вам ненужный ему хлам.

В современном мире при заключении сделок нередки ситуации, похожие на описанную историю с Меркурием и рыбаками. Так, когда автор работал в инвестиционном банке, он видел, что трейдеры «впаривали» плохие акции своим доверчивым клиентам (которых называли швейцарцами), убеждая что это выгодное вложение, и акции вырастут.

Да, трейдерам нужно делать свою работу и приносить прибыль банку, к тому же они не делали ничего противозаконного, они просто использовали манипуляции и техники продаж. Это законно, но это явно не этично, и, по мнению Талеба, в таких ситуациях первична этика, а не закон.

Представьте, что вы продавец газированных напитков, и у вас на складе находится партия с уже истекающим сроком годности. Вам звонит покупатель и говорит, что готов купить её всю. Что вы станете делать — скажете ему правду или промолчите?

При любой сделке возникает проблема: как много информации продавец должен раскрыть покупателю, например, зная, что цена на продукт скоро упадёт? Этим вопросом задавались ещё в древности.

Известна дискуссия между двумя философами-стоиками — Диогеном Вавилонским и его учеником Антипатром из Тарса, который радел за самые строгие моральные принципы в отношении сделок, и позиции которого симпатизирует Талеб. Антипатр считал, что любая сделка должна быть прозрачной, и покупатель должен владеть той же информацией, что и продавец.

Автор считает, что это самая устойчивая позиция, так как она не зависит от времени, места, ситуации и прочего. Законы различны в разных местах, к тому же они довольно гибки в отношении необходимости раскрытия информации. Талеб отмечает, что этические принципы всегда более устойчивы, чем юридические, и право должно приближаться к нормам этики, а не наоборот. Он заключает: законы приходят и уходят; этика остаётся.

Так, в шариате есть законы, которые регулируют исламские финансы и устанавливают определённые правила симметрии в сделке. Шариат позаимствовал эти практики из более древних средиземноморских и вавилонских источников.

Шариат устанавливает запрет на гарар (неопределённость и обман) в любых торговых отношениях. В сделке стороны должны обладать одинаковым количеством информации, у них должен быть равный уровень неопределённости, а гарар, нарушение шариата, приравнивается к краже. Если только одна сторона сделки хорошо понимает её результат, это является нарушением шариата.

Тем не менее эти этические правила не могут быть универсальными — всегда есть какие-то группы людей, к которым эти правила не применяются. Афиняне говорили, что демократия подразумевает равное ко всем отношение, но оно не распространялось на рабов и мигрантов.

Как считает Талеб, это нормально, когда есть какая-то группа людей, в отношении которой мы можем поступиться этическими принципами, иначе система не сможет нормально функционировать.

Мы всегда делим мир на своих и чужих, мы делимся на клубы, а если они становятся слишком большими, то перестают эффективно функционировать. Поэтому автор выступает за те политические системы, где главная роль отводится муниципалитетам, а не центральному управлению.

Он считает, что нет ничего плохого в том, чтобы сохранять немного племенное сознание, если при этом строятся организованные отношения между племенами — это лучше, чем пытаться насильно всех «сдружить». Попытки собрать воедино шиитов, суннитов и христиан и заставить их жить мирно ни к чему хорошему не привели. Как отмечает автор, соседи по району обычно ладят лучше, чем соседи по комнате.

Этой идеей Талеб иллюстрирует то, как, по его мнению, функционируют сложные системы, в том числе наше общество.

Вы не можете предсказать поведение сложной системы, анализируя свойства её частей. Главное — не то, как она устроена, а то, как взаимодействуют её части. Взаимодействие этих частей подчиняется в том числе правилу меньшинства.

Талеб формулирует его следующим образом: «Чтобы сообщество функционировало должным образом, нужно только небольшое количество нетолерантных, добродетельных людей, которые лично заинтересованы в исходе игры (они ставят шкуру на кон)».

Человек, соблюдающий кашрут, не станет есть трефную пищу, но человек, не соблюдающий кашрут, вполне может есть кошерное. Человек, страдающий от аллергии на арахис, не ест продукты его содержащие, но может не есть их и тот, кто не страдает от аллергии, поэтому арахис не встретишь в самолётных меню и школьном питании. В Великобритании проживает всего до 4% мусульман, но гораздо большая доля мяса оказывается халяльной.

Правило меньшинства, когда бескомпромиссная группа подчиняет себе более гибкое и пассивное большинство, можно применить к самым разным областям. Так распространились автомобили с автоматической коробкой передач — ведь на них могут ездить и те, кто умеет управлять автомобилем на механике.

На Ближнем Востоке, родине христианства, распространился ислам — переход к этой религии считается необратимым, а ребёнок считается мусульманином, если хотя бы один из его родителей мусульманин. Так мусульмане практически полностью стали контролировать некогда христианский (коптский) Египет.

Сам ислам изначально не был однородной религией. Внутри него власть также захватило самое бескомпромиссное меньшинство — сунниты, придерживающиеся всё более строгих традиций. Таким же образом христианство победило язычество в Риме, где были терпимы к чужим религиям, но христиане настаивали на исключительности своего Бога.

В правиле меньшинства есть два уточнения: важно, чтобы «бескомпромиссная» группа не была изолирована в каком-то районе-гетто, а распределена среди большинства населения — тогда гибкое большинство подчинится нетерпимому меньшинству.

Кроме того, важно, чтобы соблюдение правила не выливалась в какие-то существенные расходы для большинства — халяльное мясо в Великобритании не распространилось, если бы стоило в десять раз дороже обычного. Тем не менее те правила, которые связаны с чужими религиозными догмами, могут приниматься в штыки, следовательно натыкаться на противостояние, которое замедлит их распространение.

Но в иных случаях можно ожидать, что требования нетерпимого меньшинства распространятся на всё общество. Так, из-за правила меньшинства в США и Европе постоянно растут продажи органических продуктов — производители указывают, что их продукция не содержит ГМО.

Автор отмечает, что, пытаясь продвинуть свои товары через подкупы политиков, учёных, журналистов и лобби, производители ГМО ничего не добиваются — они нацеливаются на большинство, но им противостоит нетерпимое к ГМО меньшинство, а значит, требованиям нетерпимого меньшинства подчинится гибкое большинство.

Правило меньшинства объясняет и то, почему для запрета книги или фильма, достаточно нескольких мотивированных активистов, а пассивное большинство, которому в принципе всё равно, просто подчинится их требованиям.

Талеб приходит к заключению, что нравственные ценности меняются не в результате соглашения большинства, а благодаря действию определённых личностей, которые, в силу своей нетерпимости, начинают требовать от окружающих определённого поведения и соблюдения правил. Автор приходит к выводу, что ошибочно считать, будто человечество становится гуманнее и лучше спонтанно — на самом деле это происходит за счёт действий небольшой группы людей.

Научный прогресс также не является следствием консенсуса, иначе мы бы до сих пор жили в тёмных веках. Прогресс и развитие человечества всегда определяется небольшим количеством бескомпромиссно настроенных людей, которые готовы на жертвы и которые ставят на кон свою шкуру.

У правила меньшинства есть очевидная тёмная сторона. Автор приводит парадокс — может ли терпимый западный человек быть терпимым к тому, кто проявляет нетерпимость по отношению к нему и к его культуре? Должны ли мы ради соблюдения принципа свободы слова давать такую свободу тому, кто хочет запретить свободу слова?

По мнению автора, мы должны быть нетерпимы к некоторым особенно нетерпимым меньшинствам, в противном случае западная цивилизация совершит самоубийство.

Сейчас мы осуждаем рабовладение, широко распространённое ещё в недавнем прошлом, тем не менее, как считает Нассим Талеб, и в наше время существует нечто подобное рабству — работа по найму, которая отдаляет нас от принципа шкуры на кону.

На заре христианства существовали странствующие монахи гироваги, жившие на подаяния. Около пятого века нашей эры их численность начала сокращаться, а позже они совсем исчезли. Официальная церковь не одобряла их — победила более упорядоченная и иерархическая система монашества, а гироваги не вписывались в эту систему, так как они были свободными и ни в чём не нуждались.

Как отмечает автор, если вы хотите создать религиозную организацию, да и вообще любую другую, в том числе стартап, совершенно свободные люди вам не нужны — ведь ваша задача лишить работающих на вас свободы, удержать их. Для этого вы манипулируете, заманиваете, обещаете награды в случае повиновения и наказание в случае неповиновения.

Раньше существовало понятие человека компании — это тот, кто годами работал в одной компании, разделял её ценности и строил жизнь вокруг своей работы. Теперь ему на смену пришло понятие сотрудника индустрии — это сотрудник, который не держится за одну компанию, но всё равно хорошо подчиняется, так как он боится огорчить не только своего работодателя, но и других потенциальных работодателей.

Автор приводит поговорку: «Важно не то, чем человек обладает или не обладает; важно то, что он боится потерять». Мы становимся хрупкими и уязвимыми, когда нам есть, что терять. Восхождение по карьерной лестнице стоит больших ограничений — чем большего вы добиваетесь, тем больше вы можете потерять.

Автор упоминает об экс-главе ЦРУ Дэвиде Петрэусе, который ушёл в отставку из-за скандала с любовницей — даже один из самых могущественных людей мира остаётся рабом системы. Тот, кто думает, что управляет чужими жизнями, как кукловод, дёргающий марионеток за верёвочки, в действительности сам остаётся рабом, судьба которого находится в чужих руках.

Анализируя подобные тенденции, Талеб приходит к выводу, что люди, опасающиеся негативной оценки их работы вышестоящим начальством, могут выполнять какие-то рутинные поручения, но не должны принимать критические решения.

Их интерес в том, чтобы начальство их похвалило, а не в том, чтобы принять верное решение. Именно в этом перекосе, ассиметрии, наравне с разделением обязанностей автор видит причину, почему людям проще продолжать оправдывать плохие решения вроде вторжений во Вьетнам и в Ирак.

Автор отмечает, что почти все нападавшие на башни-близнецы 11 сентября 2001 года были выходцами из Саудовской Аравии, но правительство США не стало с этим разбираться, опасаясь проблем с поставками нефти, и направило войска в Ирак. По мнению автора, так политики и чиновники, боясь перечить вышестоящему руководству, дали терроризму развиваться.

Поэтому, считает Талеб, миру нужны люди, которые будут заинтересованы в результате, а не в оценке их работы начальством.

Люди интуитивно понимают принцип шкуры на кону — мы готовы мириться с одним типом неравенства, но нас возмущает второй. Неравенство первого типа связано с особыми талантами, одарённостью, когда превосходство одного человека над большинством неоспоримо. Мы не только готовы мириться с этим неравенством, но и восхищаемся выдающимися людьми — великими писателями, музыкантами, художниками, мыслителями, спортсменами, героями.

Но второй тип неравенства нас возмущает и оскорбляет — мы ненавидим богатых чиновников, банкиров, наёмных директоров корпораций — всех тех, кто купается в деньгах, ходит в шитых на заказ костюмах с галстуками и передвигается в дорогих машинах (зачастую с мигалками).

Как отмечает Талеб, ненависть ко второй категории людей характерна для всех стран. Так, недавно в Швейцарии выносили на голосование проект закона об ограничении зарплат менеджерам. И в то же время швейцарцы уважают богатых предпринимателей.

Что же нас возмущает во втором типе неравенства? Талеб уверен — люди понимают, что у второй категории людей нет личной заинтересованности в деле, они ничем не рискуют, их положение надёжно застраховано. И соответственно, мы считаем, что эти люди не заслуживают своего богатства — они не ставят свою шкуру на кон.

В то же время мы знаем, что предприниматели и талантливые люди, добившиеся успеха, рисковали очень многим — они ставили на кон свою шкуру. Этим же автор объясняет популярность Дональда Трампа — его критики указывали на банкротство и потерю миллиарда долларов, но только улучшили его имидж, ведь тот, кто потерял лично заработанный миллиард, отличается от того, кто не рискует собственными деньгами.

Автор рассказывает об эффекте Линди — названном в честь популярного нью-йоркского гастронома, в котором его завсегдатаи, актёры, заметили закономерность — бродвейские шоу, продержавшиеся на сцене в течение ста дней, чаще всего могли рассчитывать ещё на такой же срок. Это правило применимо к самым разным областям. Книгу, которую читают уже сто лет, будут читать ещё долго, чего не скажешь о сегодняшнем бестселлере, который, скорее всего, скоро забудут.

Эффект Линди связан с теорией антихрупкости, которую Нассим Талеб изложил в своей предыдущей книге. Хрупкость — это качество предмета, чувствительному к беспорядку и времени (которое несёт беспорядок). Антихрупкость — противоположность хрупкости, но это не устойчивость.

Антихрупкость — это качество предмета, который выигрывает и становится лучше благодаря воздействию хаоса и случайных событий. Так, жизнь одного человека хрупка — мы очень уязвимы, но наш генетический код только выигрывает от хрупкости одной жизни, он приспосабливается к среде и улучшается.

Время — источник беспорядка, и чтобы выжить, мы должны сопротивляться этому беспорядку. Соответственно, то, что дольше сопротивляется беспорядку, должно заслуживать больше доверия. Поэтому, по мнению автора, лучше наполнять свою библиотеку книгами, проверенными временем, а не последними новинками. Время — единственный судья писателя (хотя то же самое можно сказать и о любых других профессиях).

Поэтому, согласно логике Талеба, стоит больше прислушиваться к советам бабушек, но настороженно относиться к результатам последних научных исследований. И в этом есть смысл.

Так, автор приводит данные, согласно которым недавние попытки воспроизвести результаты около сотни психологических исследований, опубликованных в научных журналах за 2008 год, увенчались успехом меньше, чем в 40 процентах случаев. Социальная наука и психология должны быть устойчивы к эффекту Линди, но из-за административной бюрократии многие представители этих наук озабочены только публикациями статей.

Поэтому автор считает, что большего доверия заслуживают те исследователи, которые придерживаются научного метода, но высказывают противоположную большинству точку зрения, ставя под угрозу свою репутацию. Заявления того, кто серьёзно чем-то рискует и кто может всё потерять, звучат гораздо убедительнее слов тех, кто ничем не рискует.

Кроме того, по мнению автора, нужно, чтобы исследованиями занимались в свободное от работы время, что станет своего рода очистительным фильтром от исследований ради исследований.

Принцип шкуры на кону помогает сделать и правильный выбор.

Допустим, вы выбираете одного из двух известных хирургов. Первый — на вид типичный успешный хирург — худой, аккуратный. Второй больше похож на мясника — он полный и плохо одет. Кого вы выберете? По мнению автора, нужно выбирать второго, так как ему потребовалось больше усилий, чтобы преодолеть стереотипы и препятствия и сделать себе имя — значит, очень вероятно, что он и лучший хирург.

Автор считает, что если ты излагаешь какие-то взгляды, то должен и жить в соответствии с ними, следовать за своими идеями. Он рассказывает, как однажды на радиостанции встретился с известной писательницей Сьюзен Зонтаг, которая, как только узнала, что Талеб был трейдером, заявила, что выступает против рыночной системы и отвернулась от него, пока он говорил.

Как отмечает автор, он оправдывал писательницу тем, что она, как борец с капитализмом, наверняка живёт в сельской общине в самых спартанских условиях. Однако, как он выяснил позднее, писательница отнюдь не отвергала блага капитализма и жила в нью-йоркском особняке, который позже был продан за $28 млн.

Ещё хуже, когда человек эксплуатирует добродетель для улучшения своего имиджа и с целью получить какие-то выгоды. Человек может считать себя святым и так уверовать в свои теории, что будет относиться с пренебрежением к другим людям.

Так, борец против бедности может разъезжать по конференциям, представляя свои грандиозные планы, но в перерывах унижать самих бедных. Политик, ратующий за равенство, может неподобающим образом вести себя с коллегами более низкого статуса и вовсю использовать свои привилегии. Богатая писательница может заявлять, как сильно она сопереживает мигрантам, но она не предложит никому из них пожить в своём шикарном доме.

Это этический критерий, но он может касаться и других областей — если продавец нахваливает вам телефон одной марки, но сам пользуется другой, стоит задуматься.

Настоящая добродетель — это не просто реклама, громкие заявления о равенстве, справедливости и мире. Она требует смелости и принятия на себя риска. И чем выше риск вы на себя берёте за свою позицию, тем она сильнее.

Собеседники могут использовать одно и то же слово, подразумевая каждый своё, и в то же время продолжать разговор. Это приемлемо для светских бесед, но не для принятия серьёзных решений, затрагивающих жизни других людей. Когда разные люди говорят о религии, они имеют в виду совершенно разные вещи — и само понимание зависит от многих факторов, в том числе от страны, культуры, опыта человека.

По мнению Талеба, учёные, которые берутся судить о вере и религии, совершают ошибку, когда подходят к ней с научными критериями ложности или истинности — это наивный подход. Нужно смотреть не на то, что такое вера, а на то, какой цели она служит.

Например, вы не можете исследовать зрение, игнорируя цель, которой оно служит. Глаза принимают электромагнитные сигналы, но они не показывают нам, какова реальность на самом деле. Цель их работы заключается в том, чтобы отобразить реальность наилучшим для выживания способом, а не наиболее точным в научном плане.

Мы поддаёмся обману зрения — греческие и римские архитекторы наклоняли колонны своих храмов внутрь, чтобы те казались прямыми, а пол Парфенона изогнут, чтобы казаться прямым издалека. У этих искажений есть цель, так же, как и у искажений, вызванных верой.

Например, вера в Деда Мороза усиливает ощущение праздника. Да, с одной стороны, она кажется абсурдной. Но накануне праздника вся семья объединяется, родители радуются с детьми, всё это укрепляет отношения в семье, все члены семьи становятся счастливее и добрее, а это отражается на качестве и продолжительности их жизни.

Талеб уверен, что нельзя использовать по отношению к вере наивный научный подход. Никто не может заявить, что вера и религия иррациональны просто потому, что никто научно не установил критерии рациональности. Что значит быть рациональным? Что нужно отказаться от эмоций? Что нужно делать то, что кажется логичным каким-то людям с учёными степенями? Всё это сомнительно.

Главный критерий рациональности, который предлагает Талеб, — рационально то, что помогает человечеству выжить. Человеку нужна своего рода избранная паранойя, преувеличенное представление о рисках, суеверия, вера, которые достались нам от тех людей, которые выжили.

Автор цитирует Уоррена Баффетта: «Чтобы зарабатывать деньги, сначала нужно научиться выживать». То же самое и с наукой — наука не нужна для выживания — ведь долгое время человечество обходилось без неё, но чтобы заниматься наукой, нужно выжить. Под выживанием автор понимает не жизнь одного человека, а выживание человечества как вида.

Автору близка концепция Герберта Саймона (учёный, лауреат Нобелевской премии по экономике), который ввёл понятие «ограниченной рациональности». Эта теория предполагает, что люди не могут принимать совершенно рациональные решения, так как наши вычислительные ресурсы ограничены, и потому для принятия решений мы используем упрощённые эвристики.

Мы не обладаем полным знанием о мире, а реальность мы воспринимаем с искажениями. Поэтому люди выработали свои правила, которые позволяют принимать решения с учётом неполноты информации.

Как отмечает Талеб, не стоит судить об иррациональности людей на основании того, во что они верят. Понятие рациональности можно использовать только по отношению к поступкам, а не к вере — нельзя судить людей по их вере, можно только по действиям, поэтому автор считает пустыми все разговоры о религиозных убеждениях — ошибочно говорить об иррациональных убеждениях, можно говорить только об иррациональных поступках.

А судить о том, рациональны или нет те или иные поступки, можно только с эволюционной позиции — рационально то, что способствует выживанию. Суеверия с этой точки зрения становятся аналогом риск-менеджмента — нельзя отказываться от того, что помогает нам выживать.

Оптические иллюзии в античных храмах помогали нам по достоинству оценить красоту их архитектуры, суеверия помогали нам преодолевать хаос. По мнению автора, рационально — это не то, что логично и описывается словами, это то, что помогает выживать и избегать разрушения.

Книги Нассима Талеба вызывают неоднозначную реакцию — кто-то считает автора гением, кто-то — заносчивым любителем оскорблений (автор с ними может согласится, так как себя он называет «известным скандалистом»), но они всегда становятся событием. И хотя многие темы, которые рассматривает автор, переходят из книги в книгу, его идеи глубоки, а иллюстрирующие их примеры оригинальны.

Автор считает, что достойная жизнь должна быть связана с принятием на себя риска. Поэтому молодым людям, которые хотят изменить мир, и которые обращаются к нему с вопросом, что они должны для этого сделать, автор даёт совет начать свой бизнес — Талеб уверен, что общество будет здоровее, если в нём будет больше смелых предпринимателей — тех, кто ставит свою шкуру на кон. Смелость, по мнению автора, — это высшая добродетель.

Закон шкуры на кону помогает нам отличать истинное от ложного, обращать внимание не на слова людей, а на их поступки и на то, чем они рискуют в этой игре. Но у принципа шкуры на кону есть ещё один важный аспект — она связана с честью, решимостью, готовностью идти на риск. Автор отмечает, что у него нет иного определения успеха, кроме как жизни, прожитой достойно и честно.

#библиотека