Почему все поверили основательнице Theranos Элизабет Холмс: ключевые идеи из книги «Дурная кровь»

Сервис MakeRight.ru подготовил краткий пересказ книги журналиста-исследователя Джона Каррейру.

Книга представляет собой настоящий медицинский детектив, хотя в её основу легли только документальные материалы. Её главная героиня Элизабет Холмс вместе со своим помощником и доверенным лицом Рамешем «Санни» Балвани должны предстать перед судом. Им грозит 20-летнее тюремное заключение за мошенничество и обман инвесторов на сотни миллионов долларов.

Ещё пару лет назад Элизабет Холмс называли Стивом Джобсом в юбке, самой многообещающей молодой бизнесвумен. Технология, которую она готовилась запустить в производство, сулила революцию в медицине.

Её воспевали глянцевые журналы и серьёзные аналитические издания, у неё брал интервью Билл Клинтон, опытные финансисты пошли на поводу у юной девушки, безоглядно доверившись ей, бывшие и нынешние высокопоставленные государственные деятели оказывали ей всестороннюю поддержку.

Всё это длилось десять лет и в итоге оказалось мыльным пузырём. Однако этот пузырь с помощью агрессивного пиара, грамотной юридической помощи и тотальной слежки за сотрудниками умудрился построить вокруг себя такую защиту, что удивительным становится не столько его появление, сколько то, что он всё-таки лопнул.

История успеха Theranos (составное название от слов «терапия» и «диагноз») тесно связана с личностью Элизабет Холмс, задумавшей свой стартап примерно в 20 лет и в 22 года начавшей претворять задуманное в жизнь. Обаятельная и миловидная, с тёплой улыбкой и большими голубыми глазами, она сама верила в успех своего детища и заражала своей верой других.

Даже такой проницательный инвестор, как медиамагнат Руперт Мердок, вложил миллионы в Theranos, не заподозрив ничего плохого. Медицинские стартапы были достаточно редки в Кремниевой долине, что способствовало созданию дымовой завесы над Theranos, но всё-таки основная «заслуга» в этом принадлежит её основательнице.

Элизабет Холмс родилась в Вашингтоне в 1984 году. Её отец был правительственным чиновником, мать работала сотрудницей Конгресса. Оба они происходили из зажиточных семей, постепенно утративших свои состояния. Видимо, с детства слушая семейные предания о былом величии, Элизабет стала мечтать о его возрождении.

В семь лет она пыталась придумать машину времени и заполняла тетради разными вариантами её чертежей. В десять лет объявила родителям, что обязательно станет миллиардером, когда вырастет, и это не было шуткой. Уже тогда она поставила себе цель.

В школе она не была особенно популярна, зато это дало ей возможность уделять больше времени учёбе и поступить в Стэнфорд. Элизабет получила президентский грант на учёбу, который она могла использовать по своему усмотрению.

С детства Элизабет прислушивалась к отцу, по долгу службы помогавшему жителям стран, пострадавших от войн. Он внушил ей, что в жизни должна быть высокая цель, что в ней нужно оставить след, сделать что-то значительное для общего блага, а не просто разбогатеть.

Элизабет казалось, что биотехнологии дают возможность сделать и то, и другое. И потому она выбрала химическое машиностроение в качестве своей будущей специализации. Она с интересом посещала занятия, летом стажировалась в Сингапуре, где как раз произошла вспышка новой острой респираторной инфекции. Элизабет изучала анализы пациентов — мазки из носа и кровь, взятую при помощи шприца.

Она была уверена, что должен быть другой метод получения этих анализов, более передовой. Так родилась идея небольшой наклейки на руку, которая сможет диагностировать заболевания и одновременно лечить их. В 2003 году она подала патентную заявку на пластырь, доставляющий лекарства в организм через кожу, и получила одобрение декана своего факультета Ченнинга Робертсона.

Элизабет оставляет учёбу и использует грант в качестве первого капитала для своей компании Theranos, которая будет делать анализы при помощи одной капли крови. Такой анализ пациент сможет делать самостоятельно, не покидая дом ради визита в лабораторию, не тратя времени. Небольшой клейкий пластырь с иглами, размером с кредитную карточку, нужно будет приложить к пальцу.

Иглы почти безболезненно проколют кожу, и капля крови поступит в маленькие каналы внутри чипа. Какое-то время уйдёт на обработку крови, а затем результаты через Wi-Fi поступят в компьютер лечащего врача. Таким образом пациент и врач выигрывают время и получают возможность вовремя распознать болезнь. К тому же это куда современнее и менее травматично, чем привычный шприц, перед которым многие больные испытывают страх.

Элизабет удалось заразить своим энтузиазмом декана Робертсона и аспиранта-химика Шоунака Роя, который был нанят в качестве первого сотрудника. Робертсон стал первым членом совета директоров компании и представил Элизабет своим знакомым инвесторам.

Их первым офисом было полуподвальное помещение, затем ещё несколько таких же. Было ясно, что без вливаний капитала дело застопорится. В ход пошли семейные связи и знакомства семьи Элизабет. Их соседом когда-то был миллионер Тим Дрейпер, с дочерью которого дружила Элизабет.

Тим Дрейпер вложил первый миллион в компанию Theranos, и это, помимо прочего, послужило хорошей рекламой. Он был известен как прозорливый инвестор, в своё время вложившийся в Hotmail, сервис электронной почты, когда о нём мало кто знал. Помимо Дрейпера, ей удалось заразить своим энтузиазмом другого инвестора, Виктора Палмиери, старого приятеля её отца, и нескольких родственников.

Несмотря на новых инвесторов, Шаунаку Рою становилось ясно, что красивая идея — это одно, а её воплощение в жизнь — другое. Невозможно было совместить диагностику и лечение в одном приборе, и поэтому решили оставить только диагностические функции. Пластырь решили заменить портативным устройством, таким как определитель уровня глюкозы при диабете, но определяющим намного больше веществ.

Капелька крови после укола пальца выдавливалась на картридж размером с кредитную карту и помещалась в специальный считыватель, который выдавал результат. Антенна на считывателе позволяла бы отправлять этот результат непосредственно врачу, который мог бы вовремя скорректировать лечение.

В 2004 году Элизабет заключила контракт с фармацевтическими компаниями на проведение тестирования и клинических испытаний. Это тоже сыграло ей на руку и принесло $92 млн за шесть лет. Она завела полезные знакомства и вводила своих покровителей в совет директоров — так в нём оказались Джордж Шульц, бывший госсекретарь, и Генри Киссинджер, использовавшие свои связи и влияние, чтобы помочь главе многообещающего стартапа.

Компания Theranos перебралась в новое помещение и постепенно расширяла штат сотрудников (к 2014 году их было 800 человек). Она нанимала инженеров, химиков, дизайнеров, рекламистов и маркетологов. Позднее к ним прибавились служба охраны и опытные юристы. Фотографии Элизабет Холмс украшали обложки журналов New York Times, Fortune, Forbes и многих других. В 2014 году она вошла в сотню самых влиятельных женщин мира.

Несколько клиник и других медицинских учреждений в 2015 году заключили с ней долговременные контракты на использование оборудования и технологии Theranos. А в 2016 году сказка закончилась, карета превратилась в тыкву. Огромную роль в этом сыграл автор книги Джон Каррейру, вытащивший закулисную часть истории на свет божий и опубликовавший её в Wall Street Journal.

На него вышли несколько человек, которым показалась сильно переоценённой научная ценность исследований Theranos, а когда он начал брать интервью у бывших сотрудников и медиков, имевших дело с анализами Theranos, обнаружилась неприглядная правда. У Каррейру уже был опыт расследования медицинских афер, и он хорошо знал своё дело. Но даже он не предполагал, с каким сопротивлением ему придётся столкнуться. На него пытались оказать давление юристы Theranos, грозящие ему судом и разорением.

Элизабет Холмс убеждала Руперта Мердока, к тому времени тоже ставшего её инвестором, воздействовать на строптивого журналиста и запретить ему печатать статьи о её компании (Мердок был основным акционером Wall Street Journal). Но магнат отказался вмешиваться в работу редакции.

Свидетели, в числе которых были уволенные и ушедшие по собственному желанию служащие Theranos, были так запуганы юристами и Санни Балвани, который лично приезжал к ним с угрозами и обещанием сломать карьеру, что Каррейру уже начал сомневаться в успехе. Но он продолжал публиковать статью за статьёй, и это, несмотря на могущественных покровителей Элизабет, наконец вызвало реакцию.

В одну из лабораторий Theranos неожиданно нагрянула проверка. Она обнаружила грубые нарушения и на два года запретила компании заниматься исследованиями крови до устранения всех нарушений, обнаруженных в лаборатории.

Элизабет сообщила репортёрам, что была потрясена и опустошена, обещала немедленно устранить все нарушения и построить современную лабораторию, оборудованную по последнему слову техники. Она уволила Санни Балвани, выставив его главным виновником всех нарушений, но это не спасло её от судебного разбирательства.

Две корпорации прекратили сотрудничество с Theranos и отказались от её оборудования. Далее последовали обвинения в обмане инвесторов — так, в частности, Элизабет Холмс уверяла их, что её технология используется в армии США, тогда как это не соответствовало действительности.

Джеймс Мэттис, военный и государственный деятель, с 2017 года — министр обороны США, которого Элизабет успела очаровать, действительно настаивал на применении этой технологии, однако использовать было нечего — за десять лет Theranos так и не удалось сделать ни одного работающего прибора, а полуфабрикаты для использования не годились. От штата в 800 человек осталось около двадцати сотрудников.

Элизабет Холмс и Санни Балвани были предъявлены обвинения в мошенничестве, обмане инвесторов, врачей и пациентов. Подделки результатов и обман обнаруживались на каждом шагу. Приборы не работали, анализы проводились в сторонней лаборатории, результаты сплошь и рядом были ошибочными по сравнению с выводами других лабораторий.

Не в силах создать собственные детали, Theranos использовала разработки компании Siemens, не поставив её об этом в известность. Сотрудников, которые пытались указать Элизабет на её ошибки или возмутиться против поддельных результатов, безжалостно увольняли. Юристы компании, в числе которых был знаменитый Дэвид Бойес, один из лучших адвокатов, составляли такие контракты, что любого, кто попытался бы вынести сор из избы, ждал разорительный судебный процесс.

Сотрудников увольняли и в том случае, если они не проявляли абсолютной преданности делу вообще и Элизабет в частности. Но многие из них не стали дожидаться, когда их выгонят, и ушли сами. Служба безопасности постоянно следила за сотрудниками, читала их почту, отслеживала их контакты — под предлогом, что они могут продать технологию конкурентам.

Санни Балвани, исполнительный директор, вёл себя с людьми как с рабами. Один из них, впавший в депрессию во время работы на Theranos, покончил с собой, и его вдова впоследствии стала одним из ключевых свидетелей обвинения.

На самом деле режим повышенной секретности применялся не столько для борьбы с конкурентами, сколько в связи с опасностью разоблачения. Если кто-то из посторонних людей просил продемонстрировать работающий прибор, ему или показывали подделку, или говорили, что все разработки являются коммерческой тайной.

Элизабет заранее предупреждала инвесторов, что отдачу они получат не сразу, и они соглашались с этим. Она предоставляла им липовые финансовые отчёты с завышенной ежегодной прибылью, и они верили ей. Но всё-таки правда вышла наружу. Разбирательство ещё не окончено, но уже сейчас Элизабет запретили занимать руководящие должности в течение десяти лет, оштрафовали на 500 тысяч долларов, а инвесторам вернули их вложения в виде привилегированных акций (неизвестно, сумеют ли они ими воспользоваться и хоть как-то вернуть утраченное).

Журнал Fortune, когда-то воспевавший Элизабет, назвал её одним из самых разочаровывающих лидеров в мире. Если все обвинения будут доказаны, ей и Санни Балвани грозит 20-летнее тюремное заключение.

И хотя история Theranos и Элизабет Холмс ещё не окончена, предприниматели, руководители, инвесторы и все, кто легко поддаётся влиянию харизматичных личностей и вдохновляющих речей, могут извлечь из неё несколько важных уроков.

История Элизабет Холмс, помимо прочего, удивляет тем, что за столько лет ни ей, ни её помощникам не удалось создать прибор, который работал бы как надо. Сначала она отстаивала его небольшие размеры и отказывалась даже рассматривать новый, слегка увеличенный вариант контейнера для крови. Она сделала ставку на портативность и не желала отклониться от неё ни на шаг.

Между тем, такое маленькое количество крови не могло быть использовано для полноценного биохимического анализа — ведь в том числе и поэтому использовались шприцы и несколько миллилитров крови из вены.

Кроме того, Элизабет не хватало знаний и образования. Медицина — не та отрасль, в которой исследованиями можно заниматься дома в гараже, как это делал юный Джобс и его приятели. Вдохновлённая своей идеей, Элизабет оставила колледж после первого курса, решив, что знает достаточно, чтобы воплотить идею в жизнь. Это было ошибкой — она не могла разглядеть множества подводных камней, не учла сложность инженерной конструкции, не желала прислушиваться к тем, кто был компетентнее, чем она.

Ничто не мешало ей продолжать образование, занимаясь параллельно вместе с единомышленниками созданием рабочего прибора, корректируя и дополняя его до тех пор, пока он не стал бы воплощением её мечты или пока вместо него не появился бы другой работающий вариант, пусть и отличающийся от задуманного.

Возможно, что им так и не удалось бы довести изобретённую технологию до ума и они пришли бы к выводу, что это невозможно в принципе. На ошибках учатся — Элизабет могла бы придумать и осуществить что-нибудь другое, обогатив свой опыт и продолжив образование. По крайней мере, из-за этой ошибки не пострадало бы столько людей и она не потеряла бы свою репутацию.

Элизабет Холмс была слишком молода, когда в неё начали вкладывать деньги. Она знала, как заразить энтузиазмом, горячо и искренне верила в успех своего дела. Эта убеждённость и умение доходчиво и эффектно донести свою идею до нужных людей сослужили ей хорошую службу. Однако успех переговоров с инвесторами — всего лишь половина дела.

Под её началом работало много людей, а о том, как ими руководить, у Элизабет Холмс были самые смутные представления. Она попыталась создать корпоративную культуру, где преданность идее ставилась во главу угла. Сотрудники должны были засиживаться допоздна, изображая преданность работе (за этим следил лично Санни Балвани, обходя в половине девятого вечера свои угодья и наблюдая, кто остался на рабочем месте).

Элизабет развесила на стенах мотивирующие плакаты, призывала верить в успех их общего дела, периодически собирала совещания, где накачивала сотрудников энтузиазмом. Такой подход практиковали многие молодые фирмы Кремниевой долины, включая Facebook. Но их сфера деятельности была несколько другой. Биологи и химики, нанятые на работу в Theranos, не понимали этого, хотя на первых порах и восхищались Элизабет.

По мнению многих, вколачивание в сотрудников командного духа отнимало слишком много времени, которое они могли бы использовать с большей пользой — например, потратив его на дополнительные лабораторные испытания.

Кроме того, Элизабет в штыки принимала любое критическое замечание или просто предложение, которое ей не нравилось. На заре существования Theranos несколько человек пытались дать ей совет по поводу руководства, предлагали почитать полезные книги на эту тему, чем приводили её в бешенство. Она считала себя непогрешимой, а любого, кто этого не понимал, понижала в должности или увольняла.

В первые годы существования Theranos финансовым директором был Генри Мосли, с 1970-х годов работавший в Кремниевой долине. Его впечатлили люди вокруг Элизабет, поверившие в неё инвесторы и её энтузиазм. Если компании удастся добиться успеха, к их услугам будет прибегать фармацевтическая промышленность, что должно было приносить огромные доходы, и Мосли видел, что дело перспективное.

Он составлял для Элизабет финансовые прогнозы, которые она предоставляла инвесторам. Элизабет показалось, что показатели прогнозов слишком низкие и инвесторов не впечатлят. Она попросила слегка завысить их, что Мосли и сделал. Он не до конца понимал, как работает технология. Однажды, после переговоров Элизабет и её команды с представителями крупнейшей фармацевтической компании Novartis Мосли заметил, что Шаунак Рой выглядит подавленным.

Представителям Novartis и другим инвесторам показывали, как прибор втягивает в себя кровь, как она поступает в него по крошечным каналам. Но результат был заранее записан.

На очередной запланированной встрече с Элизабет Мосли спросил её, как прошла встреча с Novartis. Она ответила, что возникла небольшая проблема, но её легко решили. Тогда Мосли сообщил ей, что знает о поддельном результате, и сказал, что они должны перестать демонстрировать прибор, пока не будет настоящего качественного результата.

В ту же секунду любезность Элизабет сменилась холодом и она немедленно уволила его. Сотрудники не знали, куда делся Мосли, и потому ходили слухи о том, что он совершил растрату и скрылся. Так же она поступала и с другими, осмелившимися встать на её пути.

Маниакальная уверенность Элизабет в своём изобретении привлекла на её сторону множество людей. Да, она была привлекательной, умной, обаятельной девушкой, вызывающей умиление и восхищение у мужчин постарше. Но не будь у неё полной уверенности в том, что её несуществующий прибор станет началом новой эпохи в медицине, они вряд ли вложили в её идею такое количество денег.

Инженер-электронщик Эдмон Ку раньше не работал над медицинскими устройствами, но вдохновился идеей Элизабет и согласился работать на неё. Ему показали макет прибора и предложили превратить его в работающее устройство. Он собрал целую группу и работал изо всех сил, но ему никак не удавалось воплотить в жизнь первоначальную задумку. Когда он предлагал Элизабет внести в неё коррективы, она наотрез отказывалась. Не желала она и использовать большее количество крови.

Вместо этого она предложила Эдмону и его команде работать без выходных 7 дней в неделю и поставила в пример себя. Он отказался, сказав, что при таком графике его команда сгорит на работе. Элизабет отмахнулась от этого замечания и сказала, что ей всё равно — наймёт новых людей, более квалифицированных. Она упрямо гнула свою линию. Вскоре она наняла новую группу и спустя короткое время Эдмон со всей его командой отправился за дверь.

Её бывший декан Ченнинг Робертсон, вошедший в совет директоров, в одном из интервью назвал её будущим Стивом Джобсом в юбке, и она всеми силами стремилась соответствовать этому образу, не особенно задумываясь, насколько он соответствует действительности. Её уверенность в собственной непогрешимости, в гениальности своих идей, ничем не подтверждённой, кроме многомиллионных авансов, окончательно выбила её из реального мира.

Эта истина кажется очевидной, но Элизабет ею пренебрегла. Её партнёр по бизнесу, с которым у неё были также и личные отношения, Санни Балвани не вызывал симпатии ни в ком из сотрудников Theranos, за исключением нескольких знакомых соотечественников-индийцев, которых он принял на работу самолично.

Санни был любовником Элизабет, но это тщательно скрывалось от персонала. Но поскольку скрыть такие вещи практически невозможно, все знали об истинной природе их отношений и о том, что они жили под одной крышей. Врущие руководители не вызывают уважения, маленькая ложь приводит к большим подозрениям.

Санни был человеком обеспеченным. Свой капитал он заработал в эпоху доткомов, успешно продав дело, в которое вложил очень мало. В медицине и химии он не понимал ничего, однако был очень высокого мнения о себе и на каждом шагу вмешивался в работу специалистов. Все отчёты службы безопасности, следящей за перепиской сотрудников, ложились ему на стол.

Он запугивал, оскорблял и унижал людей, требуя к себе отношения как к повелителю. Несколько химиков-индийцев раскусили его невежество и, посмеиваясь над ним, в придуманных ими терминах описывали работу, которую делали. На общем собрании Санни эти термины повторял — он любил звучные слова, не особенно вдумываясь в их смысл.

У тех, кто наблюдал за их отношениями, часто складывалось впечатление, что Элизабет полностью подпала под влияние старшего мужчины и не знает, насколько плохо он влияет на людей. И лишь под занавес, когда компания пришла к своему ожидаемому краху и Элизабет его уволила, стало очевидно, что главной в их паре была она, последнее слово всегда оставалось за ней.

Её задачей было завлекать и очаровывать, а когда человек попадал в Theranos и проявлял недостаточную преданность делу, в игру вступал Санни с его запугиваниями и хамством. Всё это никак не способствовало созданию авторитета и формированию настоящего лидера, каким себя видела Элизабет Холмс.

Оба они — и Санни, и Элизабет — верили в своё дело, но при этом оба жили в иллюзиях, заражая ими друг друга.

Это было бы как продавать только что созданный единственный самолёт, не произведя ни одного испытания. Их влияние было взаимным, и ни к чему хорошему ни для кого из них оно не привело.

Элизабет и Санни Балвани так боялись бунтов, что всеми силами старались изолировать разные группы сотрудников друг от друга. В организации, которая занимается научными исследованиями, такой производственный процесс не мог привести ни к чему хорошему. Одна группа не знала, над чем работает другая, всё было таинственно и засекречено. Это приводило к путанице, несогласованности, непониманию. И это было ещё не самое страшное.

Странный культ разобщённости, основанный на секретности, привёл к самоубийству человека. Этим человеком был Иен Гиббонс, лабораторный учёный, поступивший на работу в Theranos по рекомендации Ченнинга Робертсона, декана Элизабет. Гиббонс был англичанином, давно работающим в университетах Америки.

Кроме того, он запатентовал множество изобретений. На нескольких патентах в качестве главного изобретателя фигурировала Элизабет Холмс, хотя её вклад в работу был минимальным. Но патенты подавались от имени Theranos.

Иен специализировался на иммуноферментных анализах и знал об анализах крови всё. Он добивался того, чтобы в новом прототипе устройства, названном MiniLab, чистота анализа была действительно лабораторной, а инженеры не могли добиться такой чистоты, по крайней мере, на постоянной основе. Для этого требовалось больше крови, что привело бы к увеличению устройства.

Элизабет категорически отказывалась пойти на это, ставя телегу впереди лошади — для неё миниатюрность прибора была первичной. Инженеры воспринимали строгие стандарты Иена как придирки, не понимая, что от них зависит жизнь пациентов. Времени на то, чтобы работать вплотную, у них не было, но всё же какой-то контакт наладился.

Однажды Иен пожаловался Робертсону, что сталкивается с враньём на каждом шагу. Робертсон передал этот разговор Элизабет, и Иена понизили в должности. Он болезненно воспринял это, а поговорить было не с кем из-за повышенной секретности. Он лишился личного кабинета, его будто перестали замечать. К тому времени инженеры — создатели первого устройства MiniLab тоже лишились благосклонности Элизабет, им на смену были приняты новые люди, и увольнение старых было вопросом времени.

Иен всё глубже погружался в депрессию, а Theranos судилась с очередным врагом, который заметил, что на патентах с именем Иена Гиббонса фигурирует фамилия Холмс. Юристы решили добиться пересмотра патентов и вызвать в суд Иена. Поскольку вклад Элизабет был минимальным и это могло бы обнаружиться, такой процесс уничтожил бы репутацию Иена как учёного. Кроме того, он вообще не мог давать показания, поскольку подписал обязательство ничего не разглашать. Он не стал дожидаться суда и покончил с собой.

Потрясённая вдова известила Элизабет о смерти мужа, ожидая, что компания примет участие в траурной церемонии, что с Иеном придут проститься коллеги. Ничего подобного не случилось. Элизабет сообщила о несчастье нескольким приближённым, и этим дело ограничилось.

Инженер Тони Нюджент, создатель MiniLab, который всё время ругался с Иеном из-за чистоты анализа, по личной инициативе разослал письма 20 сотрудникам, так или иначе знакомым с Иеном, с известием о его смерти, куда включил его фотографию и краткий бюллетень научных заслуг. Иена быстро забыли — Элизабет в ту пору была занята созданием имиджа своего прибора и себя самой.

В 2013 году MiniLab всё ещё отказывался работать как следует, у него было множество проблем. Главная причина этих проблем лежала в намеренной разобщённости коллектива и низком командном духе. Любой, кто высказывал сомнения или озабоченность, тут же превращался в личного врага Элизабет и Санни, что делало обсуждения крайне затруднительными. Упорствующих изгоняли, подхалимов приближали и обласкивали, хотя их вклад в общее дело был практически нулевым.

По задумке Элизабет, MiniLab должен быть не только маленьким и красивым, но и выполнять 4 основных анализа: иммуноферментные, общей химии, гематологические и исследующие ДНК. Сначала этого пытались добиться при помощи пипеток, в которые выдавливались капельки крови из проколотых пальцев. Но со временем пипетка деформируется и требует калибровки.

К тому же MiniLab обрабатывал только один анализ за один приём, его пропускная способность была низкой. Устройство предполагалось использовать в оздоровительных центрах, а его медленная работа могла стать причиной больших очередей. Были и другие проблемы: в устройствах взрывались центрифуги, пипетки ломались и так далее.

Устройство было далеко от совершенства, на его доработку требовалось как минимум несколько лет, но Элизабет не могла ждать. В 2012 году она подписала контракт с сетью аптек Walgreens о том, что с помощью устройств Theranos можно будет брать анализы крови прямо в магазинах аптечной сети Walgreens начиная с 2013 года. MiniLab явно не соответствовал задаче, так что было решено вернуться к старой разработке, названной Edison. Но Edison умел делать только один иммуноферментный анализ.

И тогда было решено совместить устройство с анализатором Siemens — машиной ADVIA, достаточно громоздкой, но выполняющей все заявленные анализы. От технологии Theranos остались только Edison и миниатюрный контейнер для крови, называемый нанотейнер. Одна беда: кровь при взятии на анализ разбавлялась дважды. Один раз это делал Эдисон, другой — взломанная машина Siemens. Чтобы узнать результат, надо было принимать в расчёт это обстоятельство, но такой результат был очень расплывчатым и неточным.

Но это не остановило Элизабет. Несмотря на возражения одного из химиков, Анджали Лагари, пытавшейся объяснить Элизабет, что своими недоделанными приборами они превращают в подопытных кроликов всех, кто придёт в аптеки сдавать кровь, было решено запускать в дело сложный полуфабрикат. Анджали уволилась, следом за ней ушло ещё несколько учёных, не желавших участвовать в обмане.

Приборы были пущены в ход, пациенты получали далёкие от правды анализы, и впоследствии это обстоятельство ляжет в основу одного из серьёзных обвинений компании Theranos на суде.

Именно так и было с компанией Theranos. Элизабет и Санни превратили атмосферу секретности в свою питательную среду. Если они устраивали презентацию для инвесторов, то, не моргнув глазом, демонстрировали им красивые рекламные плакаты, недоделанные, но эффектные устройства, способные выполнять лишь минимум функций.

На просьбу показать им лабораторию, где идёт работа над созданием миниатюрного анализатора, отвечали отказом. Ведь это коммерческая тайна, а они не могут быть уверены, что гости не выдадут её, пусть даже невольно. Самое удивительное, что никто из инвесторов за десять лет настойчивости не проявлял.

В совете директоров к 2013 году собралось столько знаменитостей с безупречной репутацией, что это говорило само за себя. Помимо Джеймса Мэттиса, там уже были Киссинджер, Шульц, бывший министр обороны Джим Перри, бывший председатель комитета по вооружениям в Сенате Сэм Нанн, адмирал ВМФ Гэри Роуд.

Входил в совет и уже упомянутый Дэвид Бойес, один из лучших адвокатов. Разве могло что-нибудь пойти не так? Многие члены совета директоров были старыми знакомыми и однокурсниками по военной академии. Никому и в голову не приходило сомневаться в Элизабет. А зря.

В 2013 году два новых инвестора, Кристофер Джеймс и Брайан Гроссман, управляющие хедж-фондом, решили инвестировать в Theranos. Они пришли в огромную штаб-квартиру и сразу заметили, как хорошо она охраняется. Да и сама Элизабет вне офиса и дома всюду ходила в сопровождении охранников. Во многие помещения двери открывались специальными карточками, которых не было у гостей, ими наделяли только сотрудников, да и то не всех.

Безопасность курировал протеже Джеймса Мэттиса, Джон Ривера, со своими подчинёнными — профессиональными военными. Элизабет утверждала, что её приборы уже используются Пентагоном, и атмосфера повышенной секретности заставляла верить её словам. Она показывала новым инвесторам графики и показатели, завышающие прибыльность Theranos примерно в десять раз.

Финансовый директор Генри Мосли был давно уволен, и Санни лично подделывал финансовые отчёты. И подобно тому, как он завышал финансовые показатели, Элизабет сообщала новым инвесторам всё более фантастические сведения о своём приборе. Но только россказнями всё и ограничивалось, остальное было «строго засекречено».

Впечатляла атмосфера секретности и повышенной безопасности и новеньких работников, но они, в отличие от инвесторов, быстро понимали, что дело нечисто. Люди увольнялись беспрерывно, и только строжайшие обязательства о неразглашении всего, что происходит в стенах компании, заставляли их держать рот на замке. До поры до времени.

Несмотря на многочисленные скандалы и увольнения внутри компании, авторитет Theranos во внешнем мире только возрастал. Несмотря на это, в поле зрения крупных журналов Элизабет оказалась случайно. Кто-то рассказал Роджеру Парлоффу, юридическому корреспонденту журнала Fortune, о компании Theranos и её молодой основательнице.

Парлофф заинтересовался и вылетел в Пало-Альто для личного интервью с Элизабет. Он провёл с ней несколько интервью в течение недели. Она произвела на него глубокое впечатление. Она старалась говорить низким, почти мужским голосом — Элизабет не хотела, чтобы её воспринимали как обычную молодую женщину, ведь она видела себя по меньшей мере новой Марией Кюри.

Она рассказала Парлоффу, что компания собрала $9 млрд, показала ему минилаб, но запретила фотографировать его, сославшись на всё ту же коммерческую тайну. Вместо этого она осыпала его фантастическими сведениями о возможностях своего таинственного анализатора. Члены совета директоров, к которым обратился Парлофф, подтвердили абсолютную честность Элизабет и её высокий моральный авторитет.

И вскоре в Fortune вышла хвалебная статья с портретом Элизабет на обложке — в чёрной водолазке, с подведёнными тушью глазами и красной помадой на губах, с заголовком «Этот генеральный директор жаждет крови». Другие журналы подхватили тему, и вскоре Элизабет купалась в лучах славы. Её приглашали на конференции, давали научные премии, присваивали одно почётное звание за другим. Журнал Time внёс её в список самых влиятельных женщин мира.

На конференциях она рассказывала трогательные истории о дяде, умершем от рака, потому что его не распознали вовремя — а ведь если бы в ту пору существовал её анализатор, дядя, возможно, был бы жив. О том, что с дядей она практически не общалась, Элизабет, конечно, умолчала.

Она извлекала свой нанотейнер из карманов куртки, как фокусник — кролика из шляпы, рассказывала о страхе перед иглами, который живёт во всех людях, о том, как часто неловкие медсёстры не могут попасть в вену. Она почувствовала себя кинозвездой и купалась в лучах славы.

Это длилось до тех пор, пока в 2014 году статью о Theranos и Элизабет не опубликовал журнал New Yorker, где она наконец-то попалась на глаза скептику, хорошо знакомому с принципами тестирования крови. Это был патологоанатом Адам Клэппер. Он сразу заметил, что воспевания нового устройства и принципов его работы не подкреплены никакими научными данными.

Присутствовала ссылка на научную работу Элизабет, в которой она выступала соавтором, но эта работа была опубликована в итальянском научном журнале, где за любую публикацию брали 500 долларов. Тем не менее, Клэппер нашёл эту работу и прочёл. Оказалось, что в основу лёг всего один анализ крови, взятый у шести пациентов.

На сайте New Yorker Клэппер вёл свой блог, где и высказал свои обоснованные сомнения в технологии Theranos и попросил предъявить реальные доказательства её работоспособности. Конечно, эта заметка могла бы пройти незамеченной, но её увидел давний враг Theranos Ричард Фуйс, бывший сосед Элизабет, которого она заподозрила в попытке украсть технологию и при помощи своих юристов и разорительных судебных процессов сделала банкротом.

Во время процесса он успел познакомиться с другими врагами Элизабет — вдовой Иена Гиббонса и Филлис Гарднер, преподавателем медицинской школы Стэнфорда. Филлис с мужем какое-то время сотрудничали с Theranos, быстро поняли, что компания занимается очковтирательством, что у Элизабет не было ни надлежащей медицинской подготовки, ни желания выслушать тех, кто были старше и опытнее.

Вскоре на связь с Фуйсом вышел и Алан Бим, директор лаборатории Theranos. При встрече он рассказал Фуйсу, что иглы не попадают в палец и кровь для анализа всё равно берут шприцем, что для создания работающего прибора использовалось взломанное оборудование Siemens, что результаты анализов сплошь и рядом ошибочны и многое другое. Алан Бим панически боялся юристов Theranos и сразу предупредил Фуйса, что не будет свидетельствовать в суде.

Но он согласился поговорить со скептиком Клэппером, чтобы он взялся за журналистское расследование. Клэппер был блогером-любителем, а не журналистом, но у него был хороший знакомый в Wall Street Journal, который согласился взять расследование на себя. Это и был Джон Каррейру. Громкая слава Элизабет стала началом её конца.

Каррейру согласился взяться за дело. Его не очень заинтересовали сведения, полученные от вдовы Гиббонса и Филлис Гарднер — они уже выступали в суде над Фуйсом и к ним не прислушались. Но когда с ним встретился Алан Бим, к тому времени покинувший Theranos, и рассказал о системе изощрённого обмана инвесторов и потенциальных потребителей, его отношение изменилось.

Из-за политики секретности Бима заставили уничтожить письма в личном почтовом ящике — он дублировал себе с корпоративной почты переписку с Элизабет и Санни. Он же рассказал Каррейру, что внук одного из главных инвесторов, Джорджа Шульца, по имени Тайлер Шульц, уволился из компании после ссоры с Элизабет и дед после увольнения не желал его знать — до такой степени он был околдован своей молодой протеже. Разговор с Тайлером подтвердил предположения Каррейру, что Theranos — не просто компания с неприглядным стилем управления, а нечто куда более страшное.

Параллельно с опросом обиженных сотрудников и клиентов Theranos Каррейру провёл эксперимент сдачи собственной крови на аппарате Theranos, установленном в аптеках. Его провели в отдельную комнату. Вместо прибора, прокалывающего палец, кровь из вены взяла медсестра обычным шприцем. Она сказала, что в случае его анализа требуется венозная кровь. К тому времени Каррейру уже собрал свидетельства недовольных пациентов, сдавших кровь в подобных комнатках при аптеках.

Параллельно он сдал анализы в других лабораториях. Все показатели, кроме анализа Theranos, совпали.

Каррейру попытался встретиться с Элизабет Холмс, но её представители отвечали, что у неё слишком мало времени. Он продолжал встречаться с людьми, имевшими дело с Theranos, и, узнав, как много бывших сотрудников и пострадавших пациентов уже заговорили, они перестали бояться и снабжали Каррейру всё новыми сведениями.

К тому же переписка, которую Алан Бим считал уничтоженной, была продублирована ещё на один адрес, и в распоряжение Каррейру попала её распечатка. После этого он и главный редактор Wall Street Journal приняли решение печатать цикл статей. Ни угрозы, ни давление, ни запугивание свидетелей не могли изменить это решение.

Статьи Джона Каррейру, подобно мальчику из сказки, указали на то, что король (в этом случае королева) голый. Правда, голой осталась не столько она, сколько её инвесторы. Сначала журналы, превозносящие Элизабет, брали у Каррейру интервью, где он доказывал, опираясь на факты и свидетельства, что написал чистую правду. Некоторые инвесторы бросились на защиту Элизабет, полагали, что она выступит на телевидении с опровержением, что на очередной конференции объяснит, что происходит с её устройством.

Но других давно уже мучили собственные сомнения. Они вспомнили и завесу вечной секретности, и то, что в совете директоров не было ни одного человека, обладавшего знаниями в медицине и химии, и что ни одна венчурная фирма, вкладывающая средства в медицинские исследования, не заинтересовалась технологией Элизабет Холмс. Были и такие, кто растерялся и не знал, чему верить.

Агентство медицинских расследований FDA провело неожиданную проверку лабораторий Theranos в Пало-Альто и Ньюарке. После этого оно запретило использование любого оборудования компании и объявило его несанкционированным медицинским устройством. Вслед за FDA собственные исследования деятельности Элизабет Холмс начали центры Medicare и Medicaid, выявившие другие нарушения.

Элизабет действительно появилась на телевидении, где повторила привычную ложь о своих устройствах, снабдив её новыми деталями. Она пыталась дискредитировать бывших сотрудников, обвиняла Каррейру в женоненавистничестве, зависти и предвзятости, Wall Street Journal называла бульварным таблоидом. Но семена сомнения были посеяны: вслед за журналом вопросы начали задавать и влиятельные обитатели Кремниевой долины, и инвесторы.

Наконец, в Theranos после жалобы бывшей сотрудницы наведалась ещё одна инспекция, от медицинского агентства CMS. Сотрудников CMS не хотели пускать внутрь, им пришлось ждать перед закрытой дверью, а в качестве объектов исследования им предложили презентацию в Power Point. Когда им удалось попасть в лабораторию, там не хватало столько документации и нашлось столько нарушений, что им пришлось вернуться для дополнительных исследований.

На этот раз они остались на четыре дня и опросили сотрудников. Проверка выявила, что компания сознательно использовала ошибочные тесты и ничего не делала, чтобы их исправить. Приборы Edison и MiniLab почти ничего не обнаруживали, искажали результаты, и чаще всего в компании проводили анализы в сторонней лаборатории и на чужом оборудовании, особенно если надо было кого-то впечатлить. Каррейру уговорил свои источники в CMS поделиться информацией и опубликовал её в очередной статье.

После этого на телевидении, в интервью Марии Шрайвер, Элизабет свалила всю вину на Санни Балвани и уволила его. Она ещё раз попыталась продемонстрировать на публике свой прибор MiniLab, выдавая его за новое работающее устройство, но на этот раз ей не удалось никого обмануть. Часть инвесторов подала групповой иск в суд, к ним присоединилась и сеть аптек Walgreens.

Так благодаря свободной прессе, воздействовать на которую не смел даже её владелец, на свет божий выплыла одна из самых грандиозных афер Кремниевой долины. Сложно представить себе вред, который она могла бы причинить пациентам, если бы в ход пошли неисправные приборы. Многие потеряли деньги, для кого-то эта история имела ещё более серьёзные последствия, но всё-таки правда стала явной.

Это документальное исследование поднимает много вопросов, помимо разоблачения мошенничества. Кем была Элизабет Холмс — прирождённой мошенницей, неопытной юной девушкой, дурочкой, которую судьба высоко вознесла, но она не сумела воспользоваться возможностью? У Каррейру нет однозначного ответа. Он не знает, была ли Элизабет социопатом, и оставляет этот вопрос психологам. Он лишь может утверждать, что её моральный компас был сильно искажён.

Возможно, Элизабет была слишком юной и незрелой личностью, чтобы встать во главе компании. Возможно, именно эта детскость и ввела в заблуждение пожилых инвесторов — она никак не ассоциировалась с образом мошенницы, да поначалу она и не собиралась никого обманывать.

У Элизабет не было времени на приобретение жизненного опыта, её амбиции совершенно затмили реальность. Она обращалась с людьми как ребёнок с игрушками — приближала их, пока они нравились, и отбрасывала, когда надоедали. Она с лёгкостью перешагнула все этические барьеры, когда ей показалось, что они мешают достигнуть цели.

Возможно, кто-нибудь возьмётся довести до ума её идею — компания Theranos пока не закрыта. Но это будет уже другая история.