«Необходимо адаптировать идею налога на богатство к капитализму 21 века»

Основные идеи из книги «Капитал в двадцать первом веке» экономиста Тома Пикетти.

Выжимка от команды сервиса Smartreading.

Автор книги — профессор парижской Школы экономики — на примере Европы и США рассматривает историю распределения богатства на протяжении 19–20 веков и начала 21 века и приходит к выводу, что, за исключением периода с 1914 по 1980 годы, всегда наблюдался огромный разрыв между богатыми людьми и остальными гражданами.

Такое положение приводит к фундаментальному, с его точки зрения, противоречию, существующему в современном обществе, основанном на рыночной экономике. С одной стороны, преобладает общая уверенность в том, что все люди имеют равные права и что материальное благополучие каждого человека должно зависеть от его индивидуальных способностей и желания много работать; с другой стороны, наблюдается растущее имущественное неравенство между очень богатыми персонами и остальным обществом, приводящее к тому, что индивидуальный успех является все в большей мере результатом семейных связей и унаследованного состояния.

Кому будет принадлежать мир в конце 21 века? Можно ли считать, что рост образования и технический прогресс 20 века привели к кардинальным изменениям в основах капитализма? Прав ли был Карл Маркс, обещая неизбежную гибель капитализма?

Можно ли полагаться на законы рыночной экономики, которые «автоматически» приведут к справедливому распределению национального дохода? Как общество и государство должно реагировать на углубляющуюся пропасть между богатыми и бедными?

Капитал определяется как сумма любых активов (за исключением «человеческого капитала»), которые можно иметь в собственности и обменивать на каком-либо рынке.

Капитал может находиться в собственности отдельных индивидов (частный капитал) или в собственности государства (публичный капитал). У Пикетти понятия «капитал» и «богатство» взаимозаменяемы.

Национальный капитал, или национальное богатство, состоит из суммы нефинансовых активов (земля, строения, товарные запасы, оборудование, инфраструктура, патенты и иная интеллектуальная собственность) и финансовых активов (банковские счета, инвестиционные фонды, акции, облигации, пенсионные фонды, страховые полисы и иные финансовые инструменты) за вычетом финансовых обязательств (долга).

Национальный капитал складывается из суммы частного капитала и публичного капитала.

Национальный доход определяется как сумма всего дохода, полученного лицами какого-либо государства в данном году, и складывается из дохода, полученного на инвестированный капитал (доход от капитала), и дохода, получаемого от трудовой деятельности (трудовой доход).

Размер национального капитала определяется его соотношением с национальным доходом. В большинстве развитых стран национальный капитал превышает размер национального дохода в пять–шесть раз.

Рост экономики определяется как результат взаимодействия двух составляющих — роста населения и роста продукции на душу населения.

Первый закон капитализма — страна, в которой высок уровень сбережений при медленном уровне роста экономики, на протяжении длительного периода аккумулирует огромный капитал (по отношению к размеру национального дохода), что в свою очередь оказывает существенное влияние на социальные структуры и распределение богатства.

Второй закон капитализма — закон кумулятивного роста и кумулятивной доходности — даже незначительное превышение доходности капитала над уровнем роста экономики на протяжении длительного периода приводит к значительному росту капитала, а также мощным и дестабилизирующим эффектам на структуру и динамику социального неравенства.

В 19 веке считалось вполне естественным, что крошечная группа населения владела большей частью национального богатства, и никому не приходило в голову обосновывать их благосостояние тем, что представители этой группы — более умные, талантливые или работоспособные, чем все остальное население.

В современном демократическом обществе, в первую очередь в США, основанном на меритократии и провозглашающем равенство прав всех граждан, крайне важно объяснить, что существенное неравенство условий жизни проистекает из разницы в индивидуальных способностях и прилагаемых усилиях (разумное и справедливое основание), а не в силу родства и наследуемой ренты (случайное и произвольное основание).

На протяжении 20 века многие, как либеральные, так и консервативные, экономисты стремились доказать, что от экономического роста выигрывают все, что распределение национального дохода между трудом и капиталом остается стабильным, что в современном мире капитал потерял свое значение, и что наша цивилизация не держится больше на наследуемом богатстве и родственных связях, а процветает благодаря талантам и работоспособности отдельных личностей.

Однако многочисленные недавние исследования указывают на несоответствие этих взглядов реальности.

Несмотря на изменение структуры капитала на протяжении двух веков (от земли до современных промышленных и финансовых активов), соотношение размера капитала к национальному доходу осталось практически неизменным.

Данные показывают стабильный рост частного капитала с 1970-х годов. В начале 70-х общий размер частного капитала превышал размер годового национального дохода примерно в 2–3,5 раза; в 2010-х годах он уже превышал размер годового национального дохода примерно в четыре–шесть раз.

Такой рост объясняется не только низким экономическим ростом и высоким уровнем сбережений, но и процессами приватизации государственных активов, происходящими в последние десятилетия.

Экстремальным примером роста частного капитала в результате приватизации является Россия, где огромные капиталы частных лиц образовались исключительно в результате перехода государственной собственности в частные руки.

Изучение исторических данных показывает, что крайне высокая концентрация богатства (например, во Франции, Англии, Швеции) относительно стабильно сохранялась на протяжении всего 18 и 19 веков.

К 1910 году богатейшим 10% населения принадлежало 80–90% всего национального богатства, а богатейший 1% населения владел 50–60% богатства. В этот период приобретение капитала по наследству или в результате выгодного брака обеспечивало комфортный уровень жизни, недоступный для тех, кто зарабатывал на жизнь трудом, независимо от уровня образования и выбранной профессии.

Остальные 90% населения практически не имели собственности. Пример истории Франции с ее революцией, провозглашением принципов всеобщего равенства, отменой сословных льгот и привилегией, введением гражданского кодекса, предоставляющего равную защиту прав собственности, показывает, что все эти меры никак не повлияли на рост концентрации капитала.

Введение всеобщего голосования и отмена имущественного ценза положили конец доминированию высшего класса в силу закона, однако никто не отменял экономических законов, действие которых приводит к появлению класса рантье.

Гиперконцентрация богатства в европейских странах на протяжении веков объясняется тем, что экономика в это время росла крайне медленными темпами, и уровень доходности капитала всегда был выше уровня роста экономики.

И только в период 1914–1950 годов сочетание таких разных факторов, как две мировые войны, послевоенная разруха, введение прогрессивной системы налогообложения и быстрый рост экономики создало беспрецедентную в истории ситуацию, когда рост экономики превышал рост доходности капитала, который упал с обычных 4–5% до 1–1.5%.

В этот период доля богатых 10% населения в национальном богатстве упала до 60–70% в 1950–1970 годов, а доля богатейшего 1% населения упала до 20–30% в 1950–1970 годов. Такая динамика наблюдалась во всех крупных европейских государствах.

Однако похоже, что этот этап в истории экономики приближается к концу, и есть вероятность, что в 21 веке размер доходности капитала начнет опять превышать уровень роста экономики.

С учетом предполагаемого замедления роста населения (согласно прогнозу ООН, рост населения упадет с 1.3% (1990–2012 годы) до 0.4% к 2030 году и установится в размере около 0.1% к 2070 году) и снижения темпов инноваций, ожидается, что уровень роста экономики в развитых странах в ближайшие десятилетия не превысит 1–1.2% (и то при условии развития альтернативных источников энергии вместо истощающихся углеводородов).

При этом уровень доходности капитала, хотя и зависящий от разнообразных технологических, психологических и социально-культурных факторов, будет в среднем в грубом приближении равняться 3–4%, имея в виду, что эффект инфляции на средний уровень доходности капитала оказывается незначительным.

После второй мировой войны имущественное неравенство в Европе беспрецедентно снизилось, что привело к образованию среднего класса. То есть почти половина населения впервые в истории сумела существенно повысить свое благосостояние, составляющее значительную часть национального капитала.

Это объясняет энтузиазм, охвативший Европу в послевоенные годы: всем казалось, что капитализм изжил себя, имущественное неравенство и классовое общество ушли в прошлое. Появление среднего класса обязано уменьшению доли богатейшего 1% населения в национальном богатстве с 50% в 1910 году до 20–25% в конце 20 века — начале 21 века.

Стоит обратить внимание на то, что замедление концентрации капитала и процесса углубления неравенства, наблюдаемое после Второй мировой войны, произошло вовсе не путем постепенного эволюционного бесконфликтного развития, а в результате экономических и политических потрясений.

Соответственно, идея о том, что современные рыночные отношения и неограниченная конкуренция каким-то «волшебным» образом регулируют имущественное неравенство и способствуют гармоничному развитию, является иллюзорной.Новый рост имущественного неравенства стал наблюдаться уже с 1970–1980 годы., и этот процесс продолжается в настоящее время.

Несмотря на появление среднего класса, общее распределение богатства остается крайне неравномерным, и напрашивается вывод, что для беднейших 50% населения, с точки зрения их доли в национальном благосостоянии, изменилось немногое.

Тридцать пять лет, следующие за окончанием Второй мировой войны были необычными, поскольку в этот период впервые стало возможным подняться на вершину экономической лестницы за счет своих собственных стараний, а не в результате получения крупного наследства.

Возможно, что живые воспоминания об этих годах затмевают четкость понимания более исторически типичных тенденций в динамике имущественного неравенства. В 1980–1990 годах стал появляться новый экономический феномен: зарплаты и бонусы сотрудников высшего звена крупнейших корпораций и банков достигли невероятных высот. Доля совокупного фонда оплаты труда, распределяемая в пользу 1% населения, достигла 8% к началу 2010 года.

Наиболее ярко эта тенденция наблюдается в США. Статистические данные США показывают, что, начиная с 1980 года, рост имущественного неравенства происходил за счет увеличения доходов богатейшего 1% населения, чья доля в национальном доходе выросла с 9% в 1970 году до 20% в 2010 году.

Также значительно за это время выросла доля дохода оставшихся 9% из богатых 10%. Это говорит о том, что рост дохода этой социальной группы превышал средний уровень роста экономики США в целом. Для всего остального населения Америки рост дохода составлял менее 0.5%.

Проанализированные данные по развитым странам Европы и Америки указывают на то, что у богатейшего 1% населения наблюдался в 1990–2010 годы фантастический рост покупательской способности, тогда как покупательная способность среднестатистического гражданина находилась в стагнации.

Некоторые американские экономисты объясняют диспропорциональный рост дохода менеджеров высшего звена тем, что они обладают уникальными навыками и их производительность труда намного выше средней.

Однако изучение уровня образования и профессионального опыта менеджеров, входящих в богатейший 1% населения и оставшихся 9% (из богатых 10%), не объясняет существенного различия в уровне оплаты их труда.

Более того, уровень оплаты топ-менеджеров не находится в прямой зависимости от качества принимаемых ими решений. Скорее наоборот, если в результате внешних факторов прибыль компании увеличивается, то и компенсация топ-менеджеров растет. Этот феномен экономисты называют «платой за везение».

С другой стороны, прослеживается примечательная зависимость между уровнем подоходного налога и компенсацией сотрудников высшего звена: начиная с 1980 года ранее действовавший в США конфискационно высокий уровень подоходного налога был существенно снижен, что и могло способствовать взрывообразному росту размера доходов.

Естественно, что социальная группа, выигравшая от снижения налогов и роста доходов, имеет значительное политическое влияние, которое она употребляет, в частности, для поддержания налогов на низком уровне.

Но не только беспрецедентный рост заработной платы повлек за собой увеличивающийся разрыв в уровне доходов разных социальных групп в США. Следует также учитывать рост доходов на капитал, на который приходится примерно треть роста неравенства доходов в США.

Несмотря на существенные контрасты при распределении оплаты труда, неравенство во владении богатством и распределении дохода на капитал значительнее в разы. Владение капиталом (и доходом на капитал) всегда более сконцентрировано, чем распределение дохода от трудовой деятельности.

Например, 10% наиболее высокооплачиваемых работников получает 25–30% от общей суммы национального дохода, приходящегося на оплату труда. При этом остальные низкооплачиваемые 50% работников в совокупности получают приблизительно такой же процент от национального дохода, приходящегося на оплату труда.

В то же время в США богатые 10% населения, получающие доход от капитала, владеют 72% от всего национального богатства, а беднейшие 50% населения распоряжаются только 2% национального богатства.

Исследования показывают, что только для поколений, родившихся между 1910 и 1960 годами богатейший 1% населения состоял из людей, для которых основным источником благосостояния была работа, а не унаследованный капитал. Впервые в истории для богатейшего 1% населения учеба и работа позволяла иметь более высокий уровень жизни, чем унаследованное богатство.

Такое состояние дел порождало беспрецедентную уверенность в необратимости социального прогресса, в том, что неравенство, основанное на наследуемом богатстве, невозвратно ушло в прошлое. Однако изучение динамики размера унаследованных состояний доказывает обратное.

Когда уровень доходности капитала значительно и стабильно превышает уровень роста экономики, то неизбежно, что размер унаследованных состояний (богатство, возникшее в прошлом) превышает размер накоплений (богатство, заработанное в настоящем).

Изучая данные о размере национального богатства Франции, уровне смертности и уровне прижизненных накоплений во Франции в период с 1820 года до 2000 год позволяет заключить, что с 1820 года до 1914 год размер унаследованных состояний и прижизненных подарков составлял 20% национального дохода, затем он упал до 5% в 1950 году и вернулся к уровню 15% к 2010 году.

Самого низкого уровня размер наследуемого капитала достиг к 1970 году — всего 40% от общего размера частного капитала, тогда как 60% национального частного капитала составляли состояния, заработанные при жизни.

Начиная с 1980 года, две трети частного капитала во Франции составляют унаследованные состояния. Учитывая значительный размер состояний, передаваемых по наследству во Франции, и предполагая, что наблюдающаяся тенденция будет продолжаться, вполне вероятно, что к 2050 году доля унаследованного богатства будет составлять 90% всего частного капитала, то есть вернется к уровню, существовавшему в начале 20 века.

Интересный парадокс наблюдается в развитых странах, особенно в Европе: при самом большом в мире размере частного капитала Европе крайне трудно расплачиваться с государственными долгами. В развитых странах государственный долг приближается к 90% ВВП — уровень, невиданный с 1945 года.

При этом народы Европы богаты как никогда. Однако грустная правда заключается в том, что это богатство распределено крайне неравномерно: частный капитал процветает в бедном государстве. Например, в Англии и Франции частный капитал составляет более 95% национального богатства. При этом в развитых странах процентные платежи по государственным долгам превышают размер инвестиций в высшее образование.

Из трех возможных способов сокращения государственного долга — введение налога на богатство, инфляция или режим строгой экономии — чрезвычайный налог на богатство представляется наиболее справедливым и эффективным решением.

Есть ли опасность, что финансовая глобализация приведет к еще большей концентрации капитала в будущем? Изучение динамики движения капитала, принадлежащего отдельным индивидам и различным фондам, приводит к выводу, что при среднем приросте капитала в 4% очень крупные состояния увеличиваются на 6–7% в год, тогда как более мелкий капитал растет со скоростью всего 2–3% в год.

На примере роста финансовых портфелей крупнейших университетов США (размером более $15 млрд) становится понятно, что самые крупные портфели увеличиваются в размерах быстрее, чем более скромные.

Объясняется это тем, что владельцы крупного капитала, во-первых, более терпимы к рискам при инвестировании и, во-вторых, могут позволить себе нанять лучших (и соответственно, дорогих) управляющих активами, которые разрабатывают лучшие инвестиционные стратегии, приносящие максимально высокий доход.

Лицам с небольшими сбережениями недоступны ни высокоэффективные управляющие активами (слишком дорого), ни высокодоходные альтернативные инвестиции (слишком высокие минимальные пороговые значения для «входа»). То есть при достижении капиталом определенного размера он прирастает согласно своим внутренним законам, в том числе и потому, что владелец такого капитала может практически весь доход на капитал реинвестировать.

Предполагая, что во второй половине 21 века глобальный рост экономики составит приблизительно 1,5% в год при уровне сбережений приблизительно 10%, можно вывести, что размер глобального капитала превысит размер глобального дохода примерно в семь раз.

С точки зрения концентрации капитала, весь мир будет выглядеть, как Европа в период с 18 века до начала первой мировой войны. Согласно имеющимся данным, одна тысячная населения земного шара (примерно 4,5 млн человек, владеющая капиталом в среднем размере €10 млн) распоряжается 20% глобального богатства.

Если подобная тенденция продолжится (рост доходности крупных состояний в 6% при среднем приросте глобального капитала в 2% в год), то через 30 лет одна тысячная населения планеты будет контролировать 60% глобального богатства.

Дальнейшее обогащение очень богатых будет происходить за счет обеднения среднего класса. Вряд ли современные демократические институты приспособлены эффективно функционировать в условиях политического недовольства большинства населения.

Роль государства в экономике является предметом горячих дискуссий — одни призывают совсем «отменить» государство, полагаясь целиком на рыночные механизмы; другие, наоборот, стремятся повысить роль государства в регулировании экономики.

И те и другие частично правы: необходимы как совсем новые инструменты для обуздания «взбесившегося» финансового капитализма, так и модернизация налоговой системы и системы социального обеспечения, которые стали настолько сложными и громоздкими, что грозят подорвать свою собственную действенность.

Например, государственная интервенция предотвратила крах международной финансовой системы в 2007–2008 годах, однако государство пока не сумело принять меры адекватного реагирования в отношении условий, которые сделали возможным финансовый кризис, в частности, в отношении вопиющей непрозрачности мировых финансовых потоков и роста имущественного неравенства.

Одним из существенных нововведений 20 века было развитие прогрессивного налогообложения доходов и налогообложения на наследство. Эти институты сыграли значительную роль в снижении имущественного неравенства в 20 веке и во многом объясняют, почему концентрация богатства так пока и не достигла уровня начала 20 века.

В то же время стремительное снижение прогрессивного подоходного налога в США и Великобритании с начала 1980-х годов, возможно, сыграло свою роль в росте самых высоких доходов и расширении пропасти между богатыми и бедными.

Одновременно развитие налоговой конкуренции между государствами (так и не сумевшими вести скоординированную налоговую политику) заставляет многие правительства освобождать доход на капитал от прогрессивного налогообложения, что может привести (или уже привело) к регрессивному налогообложению верхушки доходов. Интересно, что США были первой страной, где ставка налога на самые высокие доходы превышала 70% — в 1919–1922 годах и на наследство — в 1937–1939 годах.

Считается, что целью такого высокого налога являлось не столько пополнение государственной казны, сколько ограничение роста максимальных доходов и наследств, размеры которых законодатели в то время признавали социально неприемлемыми и экономически неэффективными.

Прогрессивный налог на доходы справедливо можно отнести к либеральным инструментам снижения имущественного неравенства как некий компромисс между социальной справедливостью и индивидуальной свободой.

Однако в результате налоговой реформы 1986 году максимальная ставка подоходного налога в США упала до 40%. В это же время резко стали расти доходы менеджеров высшего звена. Исходя из необходимости существенно сбалансировать имущественное неравенство в США, представляется разумным ввести ставку подоходного налога на доход, превышающий $1 млн в год, приблизительно в размере 80%.

Такой налог не только не ограничит рост экономики США, но позволит распределить плоды этого роста более адекватно. Например, для финансирования роста инвестиций в развитие образования и здравоохранения в США следует поднять ставку налога на доходы, превышающие $200 тысяч в год, до 50–60%.

Однако очевидно, что ничего подобного происходить в ближайшие годы в США не будет. К сожалению, история применения прогрессивной шкалы налогообложения в США в течение 20 века указывает на медленное движение в сторону становления олигархического режима.

Помимо прогрессивного подоходного налога, одним из способов обуздания взрывоопасного роста крупных состояний может являться введение глобального прогрессивного налога на богатство вкупе с повышением уровня прозрачности международных финансовых операций.

Условием функционирования такого налога стала бы открытость капитала демократическим институтам, что является необходимым условием для эффективного регулирования банковской системы и международных потоков капитала.

Основная задача налога на богатство — не столько финансирование социальных проектов, сколько приостановление бесконечного роста имущественного неравенства и регулирование финансовых и банковских систем для предотвращения кризисов.

Без введения глобального налога на богатство есть риск, что доля 1% населения в мировом богатстве будет продолжать бесконечно расти. Более того, если в условиях свободной торговли и свободного движения капитала и рабочей силы не будет сильного социально-ориентированного государства и прогрессивного налогообложения, то опасность возникновения националистических и протекционистских настроений возрастет во много раз.

Налог на богатство, в отличие от налога на доходы от капитала, должен позволить более справедливо оценивать и облагать налогом очень крупные состояния. Ставка налога на богатство должна быть низкой — в размере всего нескольких процентов.

Однако никто пока не предлагает абсолютных цифр. Налог на богатство — идея новая, и она должна быть адаптирована к капитализму 21 века. В демократических институтах Европы и Америки должны обсуждаться шкала ставок этого налога, основы оценки налогооблагаемых активов, порядок передачи и обмена информации о размере активов и их владельцах.

Приходится, однако, констатировать, что введение прогрессивного налога на богатство требует недостижимого в настоящее время уровня международного сотрудничества и политической интеграции между странами в Европе. Поэтому понятно, что на настоящий момент введение налога на капитал в глобальном масштабе является утопией.

Обоснованная дискуссия о подходах к решению глобальных проблем, стоящих перед человечеством (будущее социально-ориентированного государства, стоимость перехода на новые источники энергии и так далее) возможна только при наличии точных и полных данных о распределении богатства в мире.

К сожалению, значительная часть мирового капитала «спрятана» в офшорных зонах. Финансовая прозрачность может быть достигнута, если европейские и американские банки будут сообщать соответствующим государственным органам обо всех операциях по счетам своих клиентов.

Согласно Пикетти, разрыв в благосостоянии 10% населения и всем остальным населением в США и Западной Европе стал увеличиваться, начиная с 1980 года, и будет продолжать расти, по крайней мере, до конца 21 столетия.

Изученный Пикетти огромный массив информации, собранный за три века, указывает на то, что подобное экономическое неравенство является нормой.

Следствием этого является тот факт, что возможности отдельного индивида подняться на вершину имущественной иерархии будут все в большей степени определяться унаследованным семейным состоянием, нежели его собственными достоинствами.

Более того, законы современной рыночной экономики просто «подталкивают» к тому, чтобы концентрация богатства в руках крошечного процента населения продолжала расти. Если государство не будет вмешиваться в эти процессы, то нельзя исключить риск политических беспорядков в развитых странах Запада.

Динамика имущественного неравенства, продемонстрированная Пикетти, очевидно противоречит одному из фундаментальных принципов демократического общества, состоящему в том, что материальный успех должен являться результатом усилий и талантов каждого индивида, а не его предков.

Несмотря на то, что данный принцип успешно претворялся в жизнь в течение примерно тридцати — сорока лет после окончания Второй мировой войны, Пикетти попытался доказать, что этот период является «аномалией», вызванной потрясениями двух мировых войн, и не может рассматриваться в качестве естественного проявления экономических процессов, действующих в обществе.

Пикетти предлагает существенно повысить роль государства в регулировании экономики в международном масштабе, в частности, путем введения глобального налога на богатство. При этом Пикетти сам признает, что на данный момент подобные действия являются полной утопией. Можно критиковать автора за подходы к анализу фактических данных и не соглашаться с его выводами, но очевидно, что его исследование заставляет глубоко задуматься о социальных и политических последствиях имущественного неравенства в 21 веке.

#библиотека #будущее